— Сегодня небольшую сумму меняю, — деловито говорил Тимоха, стараясь как-то развлекать даму, чтобы она не передумала. — Обычно-то у меня больше…
Дама показала Тимохе жестом, что она все равно ничего не слышит, и внимательнейшим образом начала изучать деньги.
— Чего на них смотреть-то, или первый раз видите, — устало улыбался Тимоха, купец первой гильдии. — Бумажки — они бумажки и есть. Дрянь, в общем…
— Мужчина, вы сколько мне дали? Ничего не перепутали? — спросила дама через микрофон железным голосом. — Смотрите внимательно.
И она показала ему четыре развернутых бумажки, на каждой из которых стояла цифра «1».
— Ваши?
— Мои?.. — Тимоха ничего не понимал. — Это что же такое-то, а? А где деньги?
— Не знаю. Я вижу перед собой четыре доллара США, и только. Если желаете, могу обменять их на рубли.
Тимоха выслушал ее с по-детски приоткрытым ртом. В его памяти проплыло лицо вежливого юноши, взмах руки с зажатыми в ней купюрами и то, как быстро эти ребятки уехали на машине сразу после «неудавшейся» сделки с Тимохой. Для кого-то, конечно, неудавшейся… Осознав все это, Валентин как будто получил внезапный сильный удар в лоб.
Он сжал руками голову и даже чуть присел, покачиваясь из стороны в сторону. «У-у-у… м-м-м… у-у-у… м-м-м…» — неслось из него мучительное бессловесное ругательство и проклятье. Да, то, чего боялся, то и случилось. Нет больше денег. Прощайте, пальто и магнитофон! Да не столько жаль было ему потерянных денег и некупленных вещей, как стыдно перед собой и людьми, что оказался таким простаком, лохом, что его так элементарно обвели вокруг пальца, кинули деревенщину! О-о, сволочи! И еще тетка эта в бронированном окне, свидетельница позора — конечно, обо всем уже догадалась, у них такие дела, может, каждый день здесь творятся.
Надо было сдержаться, да уж больно неожиданно это все на него рухнуло — ведь есть же на земле такие сволочи, и как она их только носит, а?!
— Меняйте! — приказал Тимоха, играя желваками. Он более-менее взял себя в руки. Все, все. Было, да сплыло, теперь не вернешь. Чужие деньги к чужим людям и ушли. Еще заплачь перед этой бабой — стыд потом на всю жизнь. Надо хотя бы эти четыре бумажки превратить во что-то полезное, жене цветов купить или шампанского привезти да весело отметить такое безобразие. Шампанского сто лет не пил… Зинка ему, конечно, ничего не скажет (а может, и скажет, а может, и клок волос вырвет, если не в настроении — но потом все равно успокоится и простит). Забыть, забыть поскорее всю эту чушь и наваждение. Домой, домой, прочь отсюда!
Он сгреб из ящика небольшую стопку десяток вместе с мелочью и торопливо ушел, роняя монеты и не обращая на это внимания, и вслед ему подпрыгивало серебро и медь, словно хватая за брюки в безуспешной попытке удержать.
На улице Тимоха вдохнул всей грудью холодный прозрачный воздух. Немного полегчало. Слава богу, что все кончилось. Нет, но какие гады, а, какие гады… Он знал, что случившееся еще долго будет преследовать его, не давать спокойно жить. Может, месяц, а может, и больше он будет мучить себя, пока боль не притупится. В конце концов, через год он будет вспоминать об этом со смехом. Так что лучше уже сейчас представить себе, что прошел год, и не рвать понапрасну нервы.
И еще он знал точно, что этим вежливым юношам их дела с рук не сойдут, и в конце концов будет им в десять раз хуже, чем ему сейчас — уж Бог-то не фраер.
Так, куда же теперь? Что делать с оставшимися деньгами?
И тут он услышал знакомый голос:
— Тимофеев! Валентин! Какими судьбами? Что невесел, что головушку повесил?
Почему-то Тимоха даже не удивился очкастому банкиру за штурвалом все той же черной подводной лодки. Совпадения никогда не бывают случайными, и Тимоха понял, что все произошедшее было давно придумано и осуществлено мудрым распорядителем судеб. Странно, он даже обрадовался очкастому, словно это был его родной брат. Вот уж чего от себя не ожидал!
— О! Здравствуйте! — крикнул он весело, подходя к машине и ласково поглаживая ее по гладкому боку, как знакомую лошадь. — А я вот из банка…
— Вижу, вижу, — говорил очкастый, выбираясь из-за руля. Он ласково оглядел Тимоху (тоже почему-то был рад), и вдруг они оба непроизвольно шагнули навстречу и то ли в шутку, то ли всерьез обнялись и даже легонько охлопали спины друг друга. Тимоха мгновенно забыл про все свои беды.
— Ну что, — сказал он радостно, — хорошо бы по пивку… раз уж такое дело. Угощаю. Я сегодня богатый.
— По пивку — это славно, только угощать буду я, — решил банкир. — И даже не думай сопротивляться. А кстати, с чего это ты богатый-то, Валентин, сегодня?
— Доллары сдавал, — солидно похвастался Тимоха. — Ваши же, помните?
— Как не помнить, — кивнул очкастый, — помню очень хорошо. Вон в чем дело. Ясно. Ну и как, много сдал?
— Ага, — кивнул Тимоха, подмигивая. — Все четыре.
— Почему четыре? — удивился банкир. — Я же тебе…
— Да, двести. Все точно. Но я сегодня сдал четыре. Угадайте, почему?
Банкир думал недолго. Понимание ситуации отразилось на его лице буквально через секунду; потом он неуверенно рассмеялся, а Тимоха поддержал его веселым гоготом, и тут уж они на пару заржали, стоя напротив друг друга и уперев руки в боки.
— Ах ты, пенек лесной, возле банка валюту вздумал менять, — надрывался банкир, от смеха кашляя и утирая бегущие из-под очков слезы. — Да разве тебя мама в детстве не учила, что так нельзя… ой, ну уморил, ну насмешил!.. А я-то думал: помогу человеку, дам денег немного… а он их возле банка менять!..
— Дак вот оно как получается, — хохотал Валентин, — что вам нельзя в деревню ездить, а мне в городе делать нечего. Каждый сверчок знай свой шесток, вот ведь оно как!
— Но если ты думаешь, что я по своей доброте компенсирую тебе эту потерю, то ты плохо меня знаешь! — грозил пальцем банкир. — Пусть это послужит тебе хорошим уроком… опыт — великая вещь, дороже его только сама жизнь…
— Ой, спасибо, да я теперь и под пушкой не возьму!..
И они еще минуты две беззлобно смеялись друг над другом, а потом согласно пошли в кабак. И в тот вечер было выпито немало доброго баварского пива. Языки распускались, размачиваемые каждой новой кружкой. По ходу дела выяснилось, что очкастый — славный парень, и родители-то его приехали в город из деревни, в детстве ловил там в речке во-от таких щук, а какое там было душистое сено, какие стога, и как здорово было там валяться. Опять же, парное молоко, гладкие молодые девки вот с такими дойками — сказка… Да и не банкир никакой это был вовсе, а директор механического завода.
— Я на своем заводе вот с таких начинал, учеником электромонтера связи. Потом электромонтером, потом мастером работал, начальником цеха, потом вдруг раз — и директор. И теперь завод мой, Валя. Но у меня его хотят отнять…
— Кто?
— Да московские упыри. Им ведь все по хрену, на людей наплевать, главное — срубить бабло…
— Слушай, а зачем тебе завод? — спросил Тимоха.
— Ну как зачем? — удивился банкир. Тимоха так и звал его про себя банкиром. — Это ж мой завод. Я там вот с таких, и родители работали. Мое дело, бизнес, понимаешь? Я на своем заводе за все отвечаю.
— А как это вообще завод может быть твоим? — недоумевал Тимоха. — Ну — собственным? Он же ничей, не может никому принадлежать. Завод — это просто такое место, куда люди ходят на работу.
— Нет, Валентин, теперь такое время, что завод не может быть ничей. И должен он быть только мой, потому что он мой и есть…
Вскоре банкир уже сомневался, стоит ли ему самому садиться за руль, так много было выпито. Но потом выяснилось, что Тимохины автобусы давно ушли, домой ему придется добираться неизвестно как.
— Я тебя отвезу, — сказал банкир. — И даже не думай возражать. Я тебя в это дело втравил — значит, должен доставить. Только уж ты показывай мне дорогу, а то опять встрянем в какую-нибудь лужу…
— Так вытащить-то недолго, опыт у нас теперь имеется, — подмигнул Тимоха. И опять они посмеялись.
День, в общем, прошел удачно, думал Тимоха; его неудержимо тянуло в сон, но он героически встряхивал головой и смотрел на дорогу. На заднем сиденье лежал роскошный букет роз для Зинаиды — банкир купил, настоял: мол, прости меня за тот дурацкий разговор, сам не знаю, что накатило. В общем, оказалось, хороший человек, а это главное. Как зовут только, Тимоха не выяснил… Деньги пропали — наплевать. Деньгам у нас счету нет. Нечего считать. Бог с ним, все хорошо. Только бы душой не озлобиться, забыть все поскорей.
Он высадился возле дома, пожал руку банкиру, промычал что-то вроде: ну, заезжай там когда… Машина развернулась и поехала прочь. Валентин махнул ей вслед букетом и направился к крыльцу. Увидел, что в окно встревоженно смотрит Зинаида. Он широко улыбнулся ей, крикнул:
— Встречай гостя дорогого, красавица!
А затем, откашлявшись и выставив щитом вперед розы и шампанское, словно свататься пришел, открыл дверь своего дома.
Земля. Рассказ
Мама постоянно твердила ему, и он сызмальства накрепко запомнил:
— Довольствуйся малым. Не жди счастья, удачи. Гони прочь соблазны. Пользуйся тем, что есть. Рассчитывай на свои силы. Пусть малое, но свое. В этом ищи утешения…
Может, и не такими именно словами, но самую главную суть он ухватил крепко и потащил дальше по жизни.
Семья у них небогатая была. Отец работал на железной дороге путевым обходчиком, а мама шила на дому платья, продавала в ближайшем селе. Запомнилось особенно, когда зима: едва рассвело (это уже день), отец приходит в их домик рядом с железнодорожной веткой, садится есть. Мама первым делом наливает ему полный стакан водки. Отец тщательно, аккуратно выпивает, затем принимается хлебать горячие щи, закусывая их тонкими ломтиками черного хлеба. Потом откидывается на диванные подушки, отдыхает полчаса. Выпивает еще полстакана. И вновь на работу.
А когда он утром уходил и когда возвращался вечером, это было неизвестно: темно, холодно и метельно.