— Мне уже не терпится начать. Соскучился по настоящей работе, если честно.
— Понимаю вас.
Борис вернулся к себе один. Делать ему было нечего. Но, в общем-то, было даже и неплохо, привычно. Посидел в комнате на кровати. В принципе, еще не так поздно, можно сходить посмотреть закат. Потом рвануть на дискотеку… или просто пойти и заплыть как можно дальше. Понт Эвксинский… Навсегда…
Не хотелось. Он взял телефон, набрал номер.
— Лена, здравствуй. Это я. Да, на море. Один, один. Нормально. Погода? Ничего. Загорел, да. Ну, в общем… да так, ничего интересного. Скукота. Пойти особо некуда, захолустье. Чувствую себя декабристом в ссылке. Как у тебя дела? Ага… ага… ага… понятно… понятно. Ну, ладно. Да нет, все нормально. Я просто хотел тебе сказать… Знаешь, у нас ничего не получится. Ты меня не жди. Нет… Да не в этом дело. Просто ничего не получится, и все. Да. Да, я так решил. Так будет лучше всем. Прости. Все, я не могу больше говорить. Давай, счастливо…
Борис положил трубку и судорожно зевнул. Начал собирать чемодан. Да особо и собирать-то было нечего… Потом присел на кровать, тупо уставясь в стену.
В шкафчике у него ждала своего часа бутылка чачи, настоящей, купленной в горах. Он достал бутылку, налил себе полстакана. Хорошо пошло. Теплая, а хорошо. Вовремя. Добавил. Еще добавил.
Минут пятнадцать послонялся по комнате и упал на кровать, даже не позаботившись запереть дверь. Хорошо, ночь была тихая.
Прекрасным солнечным утром в саду Ксень Лексевна, как всегда, делала свои упражнения. Борис, хмурый, заспанный, смотрел на нее из окна, сунув руки в карманы. Первый день хорошая погода… и один.
— Доброе утро. Что, Боренька, уехала ваша красавица? — с придыханием спросила Ксень Лексевна, широко размахивая руками.
— Уехала. А мне еще пять дней тут…
— Ничего, как уехала, так и вернется.
— Вот это уж вряд ли.
— Надо просто подождать. Поймет — и вернется.
— Что ей надо понять? — заинтересовался Борис.
Старушка начала делать приседания, и колени у нее каждый раз сухо, пистолетно щелкали.
— Хорошие люди не должны бросать друг друга. Она скоро поймет, что на самом деле ей нужны только вы.
— Ну, Ксень Лексевна, разве это причина… Люди обычно и так знают, что нужны друг другу. Но быть вместе их ничто в этом мире не заставит.
— Ерунда, заставить-то легко… Она умная девочка, вы очень похожи с ней, потому я и говорю… Кстати, Боря, какие планы у вас на сегодня?
— Да никаких. Все планы уже выполнил.
— Пойдемте с нами на пляж. Вам сейчас вредно оставаться одному и хандрить. А вот если вы будете веселы, она это почувствует — и скорее вернется.
— Интересная теория. Но что-то не очень хочется.
— Да не бойтесь вы, — сказала Ксень Лексевна. — Что вы какой пугливый. Не съем я вас.
— Я и не боюсь. Хорошо, пойдемте. Мне все равно.
— Вот и умничка. И Василий Иванович будет рад…
Втроем они шли по рынку — Ксень Лексевна хотела купить себе какие-то бусы — и вдруг увидели на ближайшем лотке книгу Пехтерева «Ширь родины моей». Томик уютно поместился среди чесалок, сувенирных кружек, тарелок, видеокассет, разнообразных детских игрушек (в основном почему-то устрашающего вида пластмассовых пистолетов) и остального никому не нужного южного барахла.
Пехтерев остолбенел. Борис осторожно взял его за локоть и сказал:
— Ничего, пусть продается.
Василий Иванович испуганно показал глазами на лотошницу:
— Воры…
— Ну что вы. Это просто продавец. Она ничего не знает.
— Вы думаете? Может, стоит позвать милицию?
— Глупости. Давайте лучше я куплю эту книгу, а вы подпишете — у меня ведь ее так и нет.
Пехтерев быстро обрадовался. Борис заплатил за книгу, открыл ее и протянул автору. Тот выхватил ручку и размашисто написал что-то внутри.
— Вот так. Пожалуйста, владейте, читайте…
— Спасибо, обязательно.
Ксень Лексевна, которая исчезла было в товарных развалах минут на десять, подошла к ним с новыми бусами на загорелой шее. Бусы были из морских раковин.
— Ну, как вам, мальчики?
— Красота! — сказал довольный Пехтерев.
— Правда, чудные? И совсем копеечные, надо же… — радовалась старушка. В руках у нее был еще целый пакет с покупками. И оттуда уже высовывалось горлышко пластиковой бутылки с вином.
— Великолепно, — сказал Борис.
Внезапно ему захотелось оказаться дома. Даже не дома, а у себя на работе. Но все равно они пошли на пляж, купались там, загорали, пили вино. Борис прокатился на параплане с инструктором. Крикнул: «Поехали!» — и… все эти взлеты и падения… сверкающая морская даль… горы, деревья, дома… Он расслабленно висел и смотрел, как под его босыми ногами медленно идут морские волны. Солнце слепило, он сощурил глаза. На некоторое время вообще выпал из реальности. Испытывал ощущение дежавю, как будто это уже происходило с ним, когда-то очень давно и не здесь…
— Всё! — сказал чернявый веселый инструктор. — Приехали. Или можно доплатить!
— Нет, хватит.
Он вернулся к тому месту, где загорали его старички. Василий Иванович мирно спал на правом боку, подтянув колени к животу. Надувной матрас под ним совсем расплющился. Ксень Лексевна помахала Борису рукой; она стояла возле самой воды, в соленой пене и говорила по мобильнику; он вроде бы расслышал: «Детка, ты вела себя как полная дура. Ты вела себя как просто баба. Я ненавижу баб, это величайшие предатели на свете, меня всегда изумляет та легкость, с которой они…» Борис улегся на полотенце животом и потерял сознание.
Втроем они вернулись домой, усталые, квелые, разошлись по своим комнатам. Никто даже обедать не собрался. Слишком жарко. Борис поднялся к себе, разделся догола и лег на кровать. Коротко простонал, закрыл глаза. Старость не радость…
Открылась дверь и вошла Ольга с чемоданами.
— А я тебя уже целый час дожидаюсь. Ключа нет. Вот, в магазин пока ходила. На ужин сварю хинкали… Где ты так долго был?
Он лежал молча и смотрел на нее, не веря себе. Она поставила чемоданы на их прежнее место, выпрямилась, подняла руки к затылку. Темные волосы обрушились, зазмеились по ее белым плечам.
— Смотри на меня.
Она расстегнула блузку и бросила ее на свою кровать.
— Смотри на меня, милый.
Она сняла юбку, не отрывая от него взгляда — виноватого и вместе с тем вызывающего.
— У нас все будет хорошо, милый. Мне никто не нужен, кроме тебя. Я без тебя умру. Это правда, я знаю. Смотри на меня.
Она сняла трусики, потом бюстгальтер, подошла к Борису, медленно склонилась над ним, так, что ее длинные темные волосы поползли по его лицу, и легла сверху всем телом.
Это смерть моя пришла, подумал Борис. Так душно… так тяжко… он повернул голову и увидел всю эту сцену в зеркале, висевшем на стене. Никогда не был ханжой, но почему-то сейчас у него возникло чувство, что происходит нечто непристойное.
— У нас все будет хорошо, правда ведь? — прошептала Ольга ему в ухо. — Скажи мне.
— Да, — сказал он в сторону, еле дыша, но привычно обнимая ее. — Конечно, будет…
Проснулся, наверное, часа в четыре утра. Было еще темно. Ольга спала рядом, с обиженно приоткрытым ртом, и тихо похрапывала.
Чемодан у него был уже давно собран. Он тихо оделся, осмотрелся, не забыл ли чего. Вроде ничего. Пальмочку вот купить не успел, жаль. В другой раз… Ах да. Книга Пехтерева. Открыл ее, в полутьме разобрал профессионально-неразборчивый почерк: «Хорошие люди должны быть вместе. На память от автора…» Затолкал томик в боковой карман чемодана. Будет что почитать в автобусе.
Бесшумно открыл дверь, спустился во двор.
Оставалось только присесть на дорожку, согласно старому обычаю. Он зашел на кухню и сел за их с Ольгой столик. По крыше снова что-то бабахнуло и прокатилось. Хурма.
— А вы куда это направляетесь, Боренька?
Он вздрогнул и оглянулся. Позади него, за столиком в углу, сидела мрачная и решительная Ксень Лексевна. В этот раз на ней не было ни очков, ни черной пиратской повязки. Голый стеклянный глаз тускло и мертво отблескивал в темноте.
— Беж-жать собрались, молодой человек, м-м?
На поверхности стола перед ней стоял высокий бокал с вином и лежал большой черный пистолет устрашающего вида. Ксень Лексевна даже рукой его не касалась, но Борис почему-то был уверен, что она в любую секунду может выстрелить, не задумываясь.
Ничего смешного не было в этой ситуации. У него противно задрожали руки.
— Я… нет…
— Нет? Вот и прекрасно. — Ксень Лексевна протянула руку вперед, словно раздумывая, что ей взять: бокал с вином или пистолет. Взяла бокал, отхлебнула. — Вот и идите обратно. Пока говорю по-хорошему. Ведь вы же не хотите, чтобы я с вами разговаривала по-плохому?
— Я… нет…
— Вот и прекрасно. Идите. Не бойтесь. В спину я не стреляю.
Борис с трудом встал и пошел обратно в свою — их с Ольгой — комнату. Тяжело, как старик, поднялся по ступеням. Чемодан весил словно вдвое больше, чем пять минут назад.
— Ишь ты, бегун. Иди и люби! — проворчала вслед ему Ксень Лексевна, когда он уже не мог этого слышать. Она допила вино и бесшумно покинула свой пост.
В комнате Борис автоматически разделся и лег рядом с Ольгой. Она вскинулась, сослепу пытаясь разглядеть его в темноте.
— Что такое? Что?
— Ничего. Спи. Уже все хорошо.
Она тотчас снова захрапела, а он еще долго лежал рядом, привычно закинув руки за голову. Не спалось. Было не плохо и не хорошо, а просто.
Теперь будем жить так, подумал он. Раньше жили по-другому, а теперь вот так. Судьба. В конце концов, у каждого свое деяние, свой подвиг. И — никаких сожалений. Никаких дурацких переживаний… начинается новая жизнь.
Он, наконец, с облегчением закрыл глаза.
Прорыв. Рассказ
Затянувшаяся осень медленно превращалась в зиму. По утрам у него даже в постели, под теплым ватным одеялом мерзли ноги. Кровь — медленная, стариковская — не грела ничуть. Странно, у молодого парня…