Солнце близится к закату, ночь является желанной, однако часовая стрелка подвигается крайне медленно. Кажется, не будет конца этому ужасному дню.
19 ч. Японские крейсера уже более не преследуют нас. Мы идем двумя отрядами. Броненосцы в одном, продолжая отстреливаться, крейсера слева от них в беспорядке.
Во главе эскадры, держа курс NO 23° «Бородино», за ним «Орел». Приятно смотреть, как этот ненадежный корабль, стоящий у нас на плохом счету, держится в строю. Как пришитый, следует он за «Бородино», далее остатки отряда Фелькерзама[53] и небогатовский отряд. «Александра III» не видно. (Впоследствии узнал, что вскоре после того, как броненосец поднял сигнал «Терплю бедствие», он перевернулся, причем не сразу пошел ко дну, а долгое время плавал вверх килем. «Изумруда», подходившего снимать людей, собравшихся на киле, японцы отогнали выстрелами. Из экипажа броненосца никто не спасся).
На горизонте появляется девять японских миноносцев. Тихим ходом приближаются они на пересечку «Бородино». «Олег» и «Аврора» бросаются по направлению к ним, выпускают несколько снарядов, но вдруг поворачивают, возвращаются к нам и начинают склоняться влево, за ними и все крейсера.
Стрельба становится реже. Японцы сосредоточивают огонь на головном корабле («Бородино»). Поднимаются фонтаны и черные столбы. У задней мачты броненосца вспыхнуло пламя. Корабль, не уменьшая хода, продолжает отстреливаться. У японцев преимущество в ходе – они стараются отрезать путь к Владивостоку. Броненосцам приходится склоняться влево.
Один за другим поднимаются несколько черных столбов дыма в носовой части «Бородино». Яркий огонек вьется у задней мачты. Броненосец отстреливается, но выстрелы его редки. Крупные орудия молчат, одни лишь шестидюймовки выпускают змейки пламени. Но вдруг его накренило на правый бок. Покачнулись мачты, трубы, показалась рыжая подводная часть, горб на воде, немного пара и… все сравнялось. «Бородино» перевернулся. «Орел» круто повернул к нам. Я взглянул на часы, висящие на шканцах, – было 19 ч 10 мин.
Паника овладела эскадрой. Будь у кого-либо из адмиралов голова на месте, не все было бы еще проиграно. У нас оставались «Орел», «Наварин», «Сисой», «Нахимов», «Николай», «Ушаков», «Сенявин», «Апраксин» («Ослябя», как впоследствии узнали, затонул в самом начале боя. Адмирал Фелькерзам умер за два дня до Цусимы. Тело его было положено в гроб и стояло на шканцах. Вместе с кораблем нашло оно могилу на дне пролива), все крейсера, кроме «Урала», и все девять миноносцев; хотя двое из них и подняли сигналы «К», что означает «Не могу управляться», все же они прекрасно маневрировали в общей каше. Стоило пустить их в атаку на японские броненосцы, прикрыв с флангов «Жемчугом» и «Изумрудом», картина могла бы получиться иная. В подмогу могли также идти «Олег» и «Аврора». Японским броненосцам, лишенным за дневной бой скорострельной артиллерии, пришлось бы или открыть нам путь к Владивостоку или погибнуть от наших мин. Во всяком случае очистка пути являлась бы неизбежной, так как неблагоразумно броненосцам не уходить от миноносцев. Однако никому не пришло в голову перейти в наступление. «Олег» несся на SW 12°, увлекая за собою не только свой отряд, но и Небогатова. Транспорты сбились в кучу. Стемнело совсем. Японские броненосцы скрылись во мгле, миноносцы стали приближаться.
Огней не зажигали. Внезапно перед нами вырос силуэт «Иртыша». Столкновение казалось неизбежным, однако, не знаю уж какими судьбами, мы выскользнули из-под самого его форштевня. В это время потеряли из виду Энквиста. Полагая, что адмирал, пользуясь темнотой, повернет на Владивосток, мы направились к японскому берегу.
В 20 ч 30 мин мы находились приблизительно в широте 34°32′ N и долготе 129°44′ Ost, курс Ost, ход 12 уз. Пробовали прибавить, но трубы сыпали искрами, и даже пламя вырывалось из них.
На левом траверзе виден свет прожекторов, слышна сильная стрельба. Вероятно, японские миноносцы пустились в атаку.
21 ч 15 мин. Переменили курс на NO 80°. Волнение стало утихать. Стрельба становится более отдаленной. Лучи прожектора изредка освещают нас. Командир приказал мне обойти палубы, удостовериться в том, что все иллюминаторы задраены. Проходя мимо лазарета, где Виктор Алексеевич занимался ампутацией, увидал привязанного Коко; голодная обезьянка жалобно завыла.
Через несколько минут взяли на 10° влево. В 22 ч переменили курс на NO 48° и прибавили ход до 15 уз. Слышатся отдаленные выстрелы, лучи прожекторов скользят по нашим клотикам. В 23 ч стрельбы уже не слышно, не видно и света боевых фонарей. Отбоя не было.
Не помню уже, в котором часу Саблин, Б., Поггенполь, Григорьев и я собрались в каюте Григорьева. С утра (завтрака) мы ничего не ели. Вестовой принес вина и печенья. В каюте стало душно и накурено. Покуда мы сидели, молча поедая скромную пищу, пришла весть о кончине Мочалина.
Жутко было возвращаться по своим каютам. Многие из нас легли наверху. Голова у меня немилосердно трещала. О вахте я уже не думал и прилег на полуюте, вздрагивая при малейшем шуме (мне довелось наблюдать, что хлопанье двери, падение какого-либо предмета, даже громко сказанное слово заставляло вздрагивать каждого из нас). Командир, старший офицер и штурман не спускались с мостика; путь избрали близ самого японского берега, где вряд ли стали бы нас разыскивать; ночь прошла спокойно, и на утро перед нами открылся чистый горизонт.
15 мая.
Встал, как бы с похмелья. На корабле неуютно, неприглядно. Кают-компания занята ранеными, в адмиральской столовой дует ветер через разбитые стекла, мебель испорчена. В правом коридоре копоть, осколки, обломки. Сбоку торчит вывороченный стальной лист. Срезанная стойка болтается на винтах.
В вахтенный журнал вписываются повреждения; их насчитывают 29. Подсчитывают число выпущенных снарядов – оказывается 75-мм – 149 и 47-мм – 193.
Убитых матросов зашивают в парусиновые мешки; их трое. Утром умер четвертый. Тяжело раненных трое и восемь легко раненных. Всего, считая и лейтенанта Мочалина, пострадало 16 человек.
В 11 ч тела убитых матросов снесли на ют. Собрали команду. Старший офицер прочел молитвы. Тела положили на помосток, по которому одно за другим скатились они в море.
В полдень широта 37°17′N и долгота 132°47′Ost. Пройдено 257 миль.
В 14 ч переменили курс на NO 6° на маяк Поворотный.
В 18 ч команде дали вино и ужин. В 19 ч 15 мин задраены иллюминаторы. Орудийная прислуга по орудиям.
20 ч. Молитва, раздача коек. Команда спит, не раздеваясь, по боевому расписанию. Под парами все котлы.
В течение дня получались по беспроволочному телеграфу японские знаки (и накануне японцы весь день, в самый разгар боя, разговаривали по телеграфу; удивляюсь, почему никто из нас не мешал им: у «Урала» аппарат был настолько силен, что, пустив искру, он мог бы временно испортить все японские телеграфы).
Нервно настроенным вахтенным начальникам мерещились дымки, а ночью огни.
16 мая. В 7 ч 45 мин по носу открылся высокий берег.
Перенесли тело Мочалина на ют и положили в гроб.
В 10 ч 40 мин переменили курс на S-ю оконечность острова Аскольд. Говорили с Владивостоком по телеграфу.
В 11 ч 10 мин стали на якорь в бухте Наездник. За сутки пройдено 354 мили.
В 13 ч 50 мин из Владивостока пришло три миноносца. «Алмаз» снялся с якоря и, конвоируемый ими, направился к Владивостоку.
В 18 ч 30 мин вошли в бухту Золотой Рог, произвели салют и стали на бочку. Берег был усеян народом. Махали шапками, платками, зонтиками. Громкое «ура» неслось отовсюду.
«Алмаз» во Владивостоке после прорыва. Хорошо видно повреждение фальшборта в корме.
Жители города предполагали, что если «Алмаз» появился во Владивостоке, то значит об остальных нечего беспокоиться.
Прибывшие на корабль офицеры с «Громобоя», «России» и «Богатыря» неохотно верили тому, что мы рассказывали.
На следующий день пришли миноносцы «Грозный» и «Бравый».
Они привезли еще более грустные известия.
Через некоторое время пронесся слух о сдаче Небогатова.
Вскоре он подтвердился, равно как и слух о бегстве Энквиста на Манилу»[54]. За время боя «Алмаз» получил 29 повреждений. Было убито 4 матроса и один офицер, 3 человека получили тяжёлые ранения,8 лёгкие. Во Владивосток на имя флигель-адъютанта И.И. Чагина из Петербурга направлена высочайшая телеграмма: «От души поздравляю Вас и прошу передать Мою благодарность командирам, офицерам и командам «Алмаза», «Изумруда», «Грозного» и «Бравого» за самоотверженный тяжёлый подвиг в несчастном для нас бою. Да послужит вам всем сознание своего исполненного долга, утешением в тяжёлом испытании, постигшем нашу Родину. Николай». Экипаж «Алмаза» за успешный прорыв наградили орденами. Старшего офицера, капитана 2 ранга Дъячкова Золотой саблей с надписью «За храбрость», штурмана Григорова – орденом Св. Владимира с мечами и бантом, а командира И.И. Чагина – Св. Георгия 4-ой степени. В полученной из Петербурга телеграмме говорилось и том, что за мужество и храбрость, проявленные в Цусимском сражении 14 мая «знаком отличия Военным орденом Св. Георгия 4-ой степени» 31 алмазовец. Подписывая награждения и высоко оценив мужество и находчивость командира крейсера, император заметил, что такому человеку можно доверить наследника. Это были ключевые слова в определении дальнейшей судьбы командира «Алмаза».
Крейсер 2-го ранга «Алмаз» во Владивостоке после Цусимского морского сражения 14–15 мая.
Федор Матвеевич ФЕДОТОВ – усердием этого кочегара крейсер «Алмаз» дошел до Владивостока.
4 ноября 1905 года после заключения мирного договора с Японией, получен приказ о возвращении «Алмаза» и всех кораблей бывшей 2-ой Тихоокеанской эскадры в Кронштадт. В конце ноября, закончив ремонтные работы, крейсер снялся с якоря и отправился на Балтику.