[430], однако партия принца Конти[431] решительно этому сопротивляется, опираясь на поддержку Франции, заблаговременно направившей в Данциг несколько военных кораблей на помощь этому принцу. Царь Петр, считавший избрание Августа законным и желавший сохранить его на престоле, написал своему послу, которого специально отправил на Сейм, чтобы тот передал королю Августу и сторонникам его партии, что шестьдесят тысяч солдат стоят наготове, чтобы защитить его избрание[432].
Приблизившись к Нидерландам, он отправил в Генеральные штаты Соединенных провинций грамоту, датированную как из Москвы, изъяснив им причины необыкновенного посольства[433]. Тем временем, отсоединившись от свиты посольской и взяв с собой только семь дворянских юношей, царь поспешил на почтовых к Амстердаму, который ему не терпелось увидеть[434]. Насытившись видом уютного торгового города, он переплыл на ботике в близлежащий Саардам [Sardan][435], правя рулем самолично, одетый как голландский моряк. Там он повстречал одного местного рыбака, который прежде работал в Воронеже и теперь окликнул Петра по имени[436]. Царь решил арендовать его дом, но при условии неразглашения истины о его персоне[437]. Тем не менее вокруг этих чужеземцев роились люди, убежденные, что среди них есть лично царь. Вместе с тем к границам приближалось Великое посольство, которое было принято Высокомочными штатами с большой торжественностью — в Амстердаме его встретили богатые фейерверки. Как ни пытался Петр сохранить свое инкогнито, все знали о его присутствии и при любом его появлении вокруг него собиралась толпа любопытных. В Саардаме произошел случай, который мог повлечь за собой нежелательные последствия. Мальчишка, которого Петр слишком сильно оттолкнул, пробираясь сквозь толпу, дерзнул бросить ему в лицо гнилое яблоко. Царь, однако, стерпел эту дерзость совершенно спокойно. Однако бургомистр, т. е. управитель тех мест, узнав о случившемся, издал строгий указ против всех, кто дерзнул бы нанести россиянам малейшее оскорбление. И в самом деле, никаких неприятных случаев более не воспоследовало.
Этот великий государь пожелаться остаться на все время своего путешествия в Саардаме в маленьком домике вышеупомянутого рыбака, который стал благодаря этому столь знаменитым, что вплоть до сегодняшнего дня его показывают иностранцам под названием Ворстенбург [Verstenburg][438], что означает «Государев замок». Высшее свое удовольствие состояло в том, чтобы каждый день посещать судостроительные верфи и, замешавшись в ряды работников, с топором в руке работать под руководством мастеров, дабы во всех деталях изучить устройство корабля. Природа наделила его столь удачливой памятью, что достаточно было один раз назвать ему какое-нибудь слово, чтобы он уже никогда его не забыл. Он взял себе имя «Питер бас» [Pieter bas], т. е. «мастер Петр», и не было для него большего удовольствия, чем слышать, как его называют этим именем. Он приветливо обходился с теми, кто его так называл, и в недовольстве отворачивался от тех, кто именовал его «Высочеством», а тем более «Государем». Кроме того, он часто посещал мастерские, где изготавливались якоря, канаты и паруса: он не упускал случая со всем вниманием рассматривать все колеса и механизмы, входящие в состав маслобоен и лесопилок, а также машин для производства бумаги. В Саардаме Петру так приглянулся моряк по имени Мус [Mus], что он привез его с собой в Россию, сделав его шкипером большого корабля с тем, чтобы пройти под его началом все этапы морской службы, как прежде он прошел под командованием г-на Лефорта все этапы сухопутной[439]. Как в Саардаме, так и в других городах Голландии, и особенно в Амстердаме он стремился познакомиться со всеми людьми, преуспевшими в искусстве или науке.
Двадцать седьмого сентября Великое посольство совершило публичный вход в Гаагу: в нем принял участие и сам царь, также инкогнито. Послы были приняты депутатами Провинций со всеми приличествующими случаю формальностями и с необыкновенной торжественностью. Церемония получилась еще великолепнее, потому что ее кортеж увеличился благодаря тогдашнему конгрессу в Рисвике [Risuich][440]. Полномочные послы императора, Испании, Швеции, Дании и Бранденбурга в помпезной процессии нанесли визит российским посланникам, которые ответили им столь же торжественным посещением. Только послы Франции, раздраженные тем, что царь принял сторону короля Августа против принца Конти в борьбе за польскую корону, решили отомстить, отказавшись явить русским послам то почтение, которое подобало их сану[441]. Посольство оставалось в Гааге до октября[442]. Царь преподнес[443] в подарок Генеральным штатам шестьсот соболей[444], лучше которых в Голландии никогда не видели. Штаты в ответ подарили послам три великолепные кареты[445] и драгоценную золотую цепь каждому из них[446].
В то же время до Его Величества, все так же жившего в Голландии, дошла радостная весть об успехах, которым его войскам удалось добиться в войне с тартарами и турками[447]. Генералиссимус Шеин, объединившись с другими русскими генералами, собрал под стенами Азова армию численностью в восемьдесят тысяч человек — инфантерии и кавалерии[448]. От своих лазутчиков он получил известие о том, что тартары вместе с турками, считая, что превосходят противника числом[449], приближаются с целью завязать жестокую битву. И в самом деле: султан-калга, старший сын хана, появился на поле боя тридцатого июля[450] с мощнейшей армией. Шеин, едва завидев врага, поспешил ему навстречу: неприятель храбро встретил первый натиск, однако, когда бой усилился, вынужден был бежать в таком беспорядке, что часть тартар утонула при переправе через реку, другая часть взята в плен, не считая большого числа израненных и порубленных[451]. Битва продолжалась десять часов, потери россиян в ней были совершенно незначительны.
Этой победе предшествовал успех на море. Тартары, надеясь застать врасплох город Азов, привели под его стены большое число галиотов и хорошо вооруженных сайки, однако вскоре были вынуждены отступить благодаря бдительности российского губернатора[452], который, срочно оснастив вооружением все корабли, находившиеся вблизи крепости, обратил тартарский флот в бегство, захватил несколько кораблей и несколько потопив[453]. Царь, получив эти радостные известия, продолжал оставаться в Амстердаме вплоть до середины января[454]: тогда, поднявшись вместе со всеми участниками Великого посольства на борт корабля[455], специально присланного для этой цели королем Англии, он переехал в Лондон, где оставался до конца апреля[456]. Там он провел переговоры о различных вопросах с королем Вильгельмом[457], к которому он всегда питал глубокое уважение. В Лондоне он закончил упражнения в кораблестроительстве и в различных морских материях, в которых стал совершенным мастером. Невозможно описать его радость при лицезрении морского сражения, которое было для него устроено в Портсмуте по воле короля Вильгельма[458]. Стоило бы быть рядом с ним в те моменты, когда в его глазах и жестах отражается происходящее в душе при виде столь многочисленного флота и разнообразных маневров, которые в превосходном порядке проделывали корабли. Он повторял, что «считает чин английского адмирала счастливее, чем царя России»[459]. Все оставшееся время своего пребывания в Лондоне он посвятил посещению мастерских, как это делал и в Голландии, внимательно высматривая образцы различных полезных изобретений, которые можно было бы потом воспроизвести в своей стране. Он также привлек к себе на службу различных профессионалов, которых, посадив на прекрасный фрегат, подаренный ему королем Вильгельмом[460], отправил в Архангельск.
Возвратившись из Лондона в Амстердам, Петр со своими спутниками вскоре отправился в Вену. Однако перед отправлением он решил развлечься денек в плавании между Амстердамом и Нарденом [Naerden]. Корабль выплыл в открытое море при сильном ветре, и моряки, забоявшись, открыто заявили, что они в большой опасности. На что Петр их подбодрил, заявив, «когда это было видано или слышано, чтобы монарх погиб в волнах»?[461]. Часть московитских дворян последовала за своим государем в его путешествии инкогнито через Германию[462]