Оставалось устранить тот беспорядок, который был связан с челядью знатных людей. Ни один боярин не выходил из дома без сопровождения большой свиты из слуг, облаченных в одежды различных цветов, следовавших за ним медленной поступью. Чтобы исправить этот дурной обычай, царь не стал издавать никакого специального приказа: он предпочел воспитать людей собственным примером — средством более эффективным, чем любой закон. Он начал появляться на улице в сопровождении всего лишь двух или трех денщиков, всегда быстрым шагом. Этого было достаточно, чтобы все последовали примеру своего государя: Haec conditio Principum est, ut quidquid faciant, praecipere videantur[516]. Бояре избавились от лишних слуг, и царю удалось привлечь в свою армию значительную часть этих людей, которые прежде праздно проводили время в частных домах.
Эти перемены были проведены не сразу и совсем не так легко, как об этом рассказывают. Хотя московиты и называли себя рабами своего государя, они были также, как и большинство людей, скорее рабами своих обычаев и предрассудков. Поэтому понадобился весь героический пыл Петра Великого, чтобы претворить в жизнь подобные реформы.
Нельзя обойти здесь молчанием то, что сделал этот великий государь для того, чтобы показать, какой почет он оказывает тем подданным, которые подобающим образом служат его двору. Пока Петр был в Воронеже, куда он отправился, чтобы, как мы уже сказали выше, чтобы лично проследить за строительством кораблей, в Москве 12 марта 1699 года в возрасте сорока шести лет умер г-н Лефорт[517]. Получив это известие, Петр тотчас оставил все дела и отправился в обратный путь в Москву с такой поспешностью, что за пятьдесят четыре часа преодолел немногим меньше трехсот миль[518], и почтил своим присутствием погребение своего заслуженного министра, обустроив эту церемонию со всей возможной торжественностью[519]. Так как после его смерти должность великого адмирала, которую царь ему пожаловал прежде, чем поставить во главе Великого посольства, оказалась вакантной, Петр назначил на нее генерала Головина, еще одного участника посольства, в то время как господин Возницын, третий их коллега, находился в то время в Карловицах, где в предыдущем, 1698 году был заключен договор о двухлетнем перемирии с Портой[520], которое сделало возможным установить полный мир. В следующем, 1699 году при посредничестве короля Вильгельма, одновременно носившего сан английского суверена и статхаудера Голландии, между Россией и Портой был заключен мир на тридцать лет. По его условиям под полную власть царя переходил Азов и другие места, покоренные им на морских берегах.
Книга третья
Царь начинает войну со Швецией и осаждает Нарву. Шведы наносят московитам поражение под Нарвой. Переговоры царя с королем Августом в Бирже. Царь отправляет посольство к королю Датскому и еще одно — в Республику Польскую. Пожар в Москве. Московиты разбивают шведов под Псковом: еще один отряд шведов разбит на реке Эмбах[521]. Нотебург[522]и окрестные города взяты московитами. Триумфальный вход царя в Москву. В ходе следующей кампании царь завоевывает Ингрию[523]и закладывает Петербург. Он осаждает город Дерпт и берет его, а также занимает Нарву. Еще одна блестящая победа московитов над шведами. Войска царя в Литве завоевывают это герцогство. Реншильд наносит поражение Шуленбургу. Король Август отказывается от польской короны из страха перед Карлом, королем Швеции. Московиты наносят поражение еще одному шведскому корпусу под Калишем. Царь отправляет посла к папе с польскими делами. Ассамблея во Львове. Еще одна в Люблине. Обе ассамблеи распускаются из‐за разорения, учиненного войсками царя в польских землях.
Победы, одержанные царем над Оттоманской империей, но еще более преобразования и реформы, проведенные им в империи собственной, стяжали ему при всех европейских дворах такое почтение, что все единодушно согласились именовать его Великим[524]. Этот славный завоеватель и законодатель был наделен слишком живым духом, чтобы мог удержаться от свершения великих дел. Ему казались слишком узкими пределы в действительности весьма обширного его государства, он и стал неустанно искать способы их расширить. Так как на востоке он уже добился этой цели, присоединив к своим владениям важный город Азов и прилегающие к нему части побережья, то теперь он решил двинуться на запад. Изучая историю своей нации, Петр обнаружил, что Ингрия и Ливония[525], некогда принадлежавшие России[526], были силой присоединены к Швеции королем Густавом[527]. Этого было достаточно, чтобы зародить в его сердце желание, а в душе решимость отвоевать эти две области, тем более что он считал обладание ими абсолютно необходимым для осуществления своего плана построить на Балтике какой-нибудь порт[528] и держать в нем большое число кораблей, как торговых, так и военных. Удобной возможностью добиться этой цели стала для него война, разгоревшаяся между Швецией и королями Дании и Польши. У Петра с обоими этими монархами были заключены договоры о дружбе и союзе. Поэтому он решил объявить о своей поддержке союзников в борьбе с королем Швеции. В то время Швецией правил Карл XII, славный своими победами не менее, чем неудачами[529]. Империи обыкновенно основываются не только силой доводов, сколько силой оружия: Imperia magis armis, quam jure constituuntur[530]. Войны же обыкновенно происходят из желания господства: Bellorum causa dominandi libido[531]. Именно поэтому среди правителей существует обычай скрывать эту свою врожденную страсть, и они публикуют разного рода манифесты, где приводят различные основания, побудившие их взяться за оружие. Царь, желая и в этом подражать обычаям других европейских дворов, опубликовал целый ряд манифестов, в которых изложил мотивы, заставившие его объявить войну королю Швеции.
Мотивы эти сводились главным образом к следующему: «1) царь был другом и союзником Дании и короля Августа, и он не мог оставить без отмщения обиды, причиненные им королем Швеции; 2) Швеция покусилась посредством различных ухищрений нанести вред России, несмотря на мирный союз между двумя монархиями; 3) российский посол на обратном пути из Турции был ограблен ливонскими поселянами, подданными Швеции; 4) шведы учинили множество обид московскому почтмейстеру и московским купцам; 5) царь сердился, что с ним неподобающим образом обошлись в Риге, когда он за три года до того проезжал через этот город со своим Великим посольством: дворяне из его свиты содержались словно пленники, им не позволялось выйти из дома». Что касается этого последнего пункта, то царь представил свои протесты на дурное обхождение сразу же после возвращения из этого путешествия шведским послам, которые пребывали в то время в Москве. Король Швеции нимало не позаботился о том, чтобы оправдаться в этом вопросе[532], и царь решил передать его на суд Генеральных штатов Соединенных провинций, которые взялись было изыскать способ удовлетворить его просьбу, не вызвав при этом гнева короля Швеции. Дело вроде уже налаживалось, когда стало известно, что царь, поддавшись на уговоры и королей Польши и Дании, объявил об их поддержке против Швеции и приказал своему послу в Стокгольме сделать краткое представление королю Швеции о мотивах, которые побудили его разорвать с ним отношения и немедленно покинуть этот двор[533]. Об этом своем решении он пожелал известить и европейские дворы.
В то время Карлу, королю Швеции, было восемнадцать лет, но он весь был как огонь и пламень. Увидев, что ему со всех сторон грозит опасность, он, нимало не испугавшись, решил лично возглавить борьбу со своими недругами, оставив в Стокгольме Регентский совет для управления государством. Под его началом было значительное количество войск, но, будучи рассредоточенными по разным местам, они не могли дать более двадцати тысяч солдат, правда, самых отборных из числа ветеранов. Шведы полагали, что московиты направят войска в Ригу для помощи королю Августу, который уже пытался осаждать этот город[534], однако они узнали, что царь во главе большого войска появился под Нарвой, наиболее укрепленным городом в Ливонии[535]. В Нарве критически не хватало солдат, а полковник Горн [Orno][536], который командовал гарнизоном, имел в своем распоряжении не более двух тысяч людей, включая кавалерию. Вместе с тем в крепости было достаточно амуниции и продовольствия.
Следует признать, что послы Великобритании[537] и Голландии неоднократно пытались отговорить царя Петра от этого предприятия[538]. Однако им ничего не удалось добиться. Напротив: царь, преисполнившись пыла, извлек из ножен саблю и поклялся «не вкладывать ее обратно до тех пор, пока не отомстит за королей Дании и Польши, своих союзников», добавив к этому, что «если две эти державы, от имени которых говорили послы, решили вмешаться в его дела, то он прекратит с ними все торговые отношения и конфискует все имущество подданны