ь победой, одержанной над московитами, и выставляя ее актом божественного правосудия. Однако, когда об этом узнал русский посол, находившийся в Гааге[564], он тотчас опубликовал сообщение о Нарвской битве, заметно отличавшееся от версии, изложенной шведами. Кроме того, он представил Штатам меморандум и письмо к ним от царя, его государя. Генеральные штаты, весьма предусмотрительно избегавшие разрыва отношений с теми державами, с которыми они вели активную торговлю, ответили, что «они с величайшей готовностью исполнили бы роль посредников для примирения сторон, если те сочтут возможным избрать их судьями в своем споре».
Между тем царь, видя, что на помощь поляков рассчитывать не приходится, а Сейм принял решение обязать короля Августа заключить мир с Карлом, отправил торжественное посольство к королю Дании под предлогом выражения соболезнований в связи со смертью его отца и поздравлений в связи с восшествием его на престол, но на самом деле ища помощь против Швеции[565]. Эта миссия была возложена на боярина Александра Измайлова [Alessandro Ismaliof][566], вместе с которым царь отправил еще группу из пятидесяти молодых дворян, чтобы они воспользовались этой возможностью и изучили все наиболее заслуживающее внимания в Датском государстве. Вот как даже посреди самых больших трудностей Петр Великий не упускал из виду ничего, что могло бы вывести его подданных из состояния невежества. Король Дании принял посольство со всем возможным почетом, подобающим его государю, приветствовав его артиллерийскими залпами и приняв его стоя и с непокрытой головой[567]. Несмотря на это, когда дело дошло до сути, он не захотел принимать на себя никаких обязательств, потому что после победы под Нарвой военная сила короля Швеции стала внушать такой ужас, что даже самые заклятые его враги не осмеливались дать ему малейший предлог для нападения[568].
Таким образом, эта попытка потерпела неудачу, и Петр решил вновь обратиться к Польше. Он отправил чрезвычайного посла в Варшаву[569] со столь выгодными для Речи Посполитой предложениями, что она была вынуждена принять план, уже прежде согласованный с королем Августом на переговорах в Бирзене. Как поляки, так и московиты взаимно не желали увеличения владений друг друга. Поляки с радостью возвратили бы Ливонию под власть своей короны, но были слишком слабы, чтобы в одиночку отнять ее у Швеции. Вместе с тем они боялись, как бы царь, вступив в войну, не присоединил эту провинцию к своим владениям: им было бы лучше потерять ее вовсе целиком, чем отдать хотя бы ее часть московитам. В начале войны царь придерживался тех же принципов в отношении поляков, но после поражения под Нарвой ситуация изменилась. Дабы сбить спесь с врага, ставшего слишком могущественным (говорит афинский ритор), можно потерпеть даже сообщество других своих врагов: Ad reprimendum communem et potentiorem hostem, etiam hostium societas expetitur[570]. И честь его, и интересы требовали положить предел горделивым планам шведского юнца. Польша больше, чем кто-либо другой, была способна это сделать, но положение короля Карла в этой стране было весьма прочным. Приходилось жертвовать всем ради получения чего-либо. Петр приказал своему послу в Варшаве употребить все силы, чтобы «убедить власти Республики в том, что царь хочет помочь Польше в отвоевании Ливонии, не пытаясь оспаривать у нее эту территорию». Было предложено выделить для такой помощи корпус в двадцать тысяч человек и субсидию в два миллиона рейхсталеров, а если бы и это было сочтено недостаточным, то царь позволил бы своему послу даже «предложить полякам получить обратно Киев»: те с большим неудовольствием мирились с переходом этого города под власть московитов. Посол царя повел дело так, что заслужил одобрение даже противной партии, но не добился искомого результата.
Пока шли переговоры, обе стороны неустанно вели приготовления к грядущей военной кампании. Королю Швеции удалось сосредоточить в Ливонии корпус в сорок шесть тысяч человек[571], не считая своих солдат, размещенных в Померании и на побережье Швеции. Армия короля Августа, состоявшая из саксонцев и поляков, своевременно пополнилась двадцатью тысячами россиян, которых генерал Штейнау[572] оценил как одно из лучших подразделений этой армии: прекрасно обмундированных, хорошо вооруженных и дисциплинированных, неутомимых тружеников. У царя было под ружьем сто двадцать тысяч человек, изобильно снабженных амуницией и продовольствием, которого почти всегда было вдосталь в его войске[573]. В то же время, внимательно следя за положением вещей в своей стране, он неустанно перемещался от одной провинции к другой с такой же легкостью, как иной государь в своем дворце переходит из чертога в чертог. Из Москвы он переезжал в Воронеж, из Воронежа возвращался в Москву, а оттуда спешил в Новгород, и во мгновение ока он перемещался с одного края своей империи на другой, чтобы решить какой-нибудь вопрос, не всегда принадлежащий к числу самых важных. Ему случилось быть в Москве, когда произошел большой пожар в его дворце[574]. Хотя он и сам лично руководил его тушением, появляясь повсюду, однако огонь обратил в пепел всю деревянную драгоценную мебель: пожар перекинулся на обывательские дома, и значительная их часть сгорела дотла. Огонь был так силен, что он достиг даже знаменитого московского колокола, который единодушно считается самым большим не только во всей России, но и во всей Европе: его диаметр достигает двадцать два аршина[575], а весит он триста пятьдесят шесть центнеров (в центнере сто фунтов)[576]. Царь, отдав все необходимые приказы для устранения вреда от пожара, разбил лагерь в окрестностях Пскова, откуда совершались набеги, достигавшие города Дерпта во владениях короля Швеции и каравшие всё огнем и мечом. Отряд шведов, выдвинувшийся на рекогносцировку перемещений корпуса фельдмаршала Шереметева численностью в восемнадцать тысяч россиян, был ими рассеян. Тогда на поле боя появился генерал Шлиппенбах[577] во главе своих войск численностью в семь тысяч человек, и сражение разрослось. Московиты превосходили своих противников числом, и они их быстро смяли. Схватка была горячей и закончилась, лишь когда у шведов не осталось пороха. Тогда они, проложив себе путь сквозь ряды московитов палашами, обратились в бегство. Московиты гнались за ними на целую лигу[578], но не смогли догнать и удовольствовались тем, что поле боя осталось за ними, а также захватом шести полевых орудий, двадцати офицеров и около трехсот солдат с четырьмя знаменами. В этой битве, состоявшейся 9 января[579] 1702 года, московиты по всем признакам одержали победу. Несмотря на это, шведы, не желая признать, что могли быть побеждены московитами, но и не будучи в состоянии скрыть свое бегство, попытались преуменьшить успех неприятеля, распространив слух о том, что их самих было всего две тысячи человек против ста тысяч россиян, хотя в действительности их было семь тысяч против восемнадцати[580].
После этих событий один шведский отряд осмелился вторгнуться в окрестности Пскова и там в отместку за победу русских в предыдущей кампании предал огню четырнадцать сел. Однако это лишь еще больше придало решимости царю, чтобы отогнать от своих границ столь злокозненного врага. Генерал Шлиппенбах, которому король Швеции поручил охрану тех границ, стоял лагерем в Сагнице[581], когда его шпионы донесли ему о приближении русских войск: он послал отряд в триста солдат на разведку. Первые московиты, которые им попались на пути, изобразили паническое бегство, чтобы заманить врага вглубь своей армии: обманутые шведы все были перебиты, кроме нескольких человек, включая командира, которые попали в плен[582]. После этого Шереметев выступил вперед со своими войсками с расчетом окружить армию Шлиппенбаха. Однако тот, вовремя разгадав замысел неприятеля, переправился на противоположный берег реки Эмбах и приказал разрушить на ней мосты. Шереметев навел через реку понтонные переправы, чтобы перевезти артиллерию, и переправил на другой берег бóльшую часть своих войск. Шведы, не желавшие допустить окружения своих войск неприятелем, атаковали московитов своей кавалерией: началась жестокая рубка. Обе стороны бились отчаянно, однако в конце концов шведы, не выдержав как численного превосходства, так и натиска московитов, обратились в бегство. Московиты пустились в погоню за шведами, догнали их и захватили всю их артиллерию. Часть шведской кавалерии спаслась в Пернау[583]: остаток ее вместе со всей пехотой был поставлен московитам в такие тяжкие условия, что шведам пришлось сложить оружие и сдаться.
Одержав таким образом победу[584], московиты взяли в осаду Дерпт, город, расположенный между Чудским озером и озером Выртсъярв [Vorzievi]. Все было готово для приступа[585], но известия о победе, которую одержал король Карл над королем Августом под Клишовом [Clisso] в окрестностях Кракова в тот же день