ю, что «в таком случае ему придется отказаться от чести нанести тому визит»[941]. Татары, шведы и французы не преминули нашептать визирю, что подобный ответ дерзок и исполнен презрения к Его Высочеству — такой титул с некоторых пор был присвоен великому визирю. Помимо этого, из‐за границы поступили и другие жалобы, и в конце концов Диван принял решение объявить царю войну, а Толстого отправили в Семибашенный замок[942]. Об этом было объявлено во всех концах Оттоманской империи: был издан также манифест, в котором провозглашалось, что «неверные русские тысячами способов нарушили мир и верховный муфтий[943] мусульман всего мира издал фетву, в которой он объявлял им войну. Поэтому всем вооруженным силам государства приказывалось присоединиться к великому визирю, чтобы начать эту войну». Этот указ был издан в месяце зулькада 1122 года[944], что соответствует декабрю 1710 года по нашему календарю[945]. Великий визирь подготовил все необходимое для военной кампании так быстро, что уже через три месяца, к середине марта 1711 года, он выехал из Константинополя, чтобы встать во главе османской армии, сосредоточенной под Адрианополем[946], и выступить оттуда маршем к Дунаю [Danubio][947].
Царь не мог получить сведений о происходящем в Константинополе от своего посла, потому что тот содержался под стражей, а также потому, что все его курьеры были арестованы на границе и из трех писем, посланных царем султану, ни одно не дошло до адресата. Несмотря на это, он узнал обо всем другими путями и так быстро, что успел подготовиться к кампании быстрее самих турок. Первым делом он отдал приказ укрепить оборону Азова, послав туда опытных морских офицеров и всю необходимую провизию. Поручив князю Меншикову заботу об Ингрии, Финляндии и Ливонии, царь отбыл в Москву. Там он собрал под своим началом армию в пятьдесят тысяч человек регулярных войск и крупными денежными подарками убедил калмыцкого хана выступить против крымских татар. Эти крымские татары, охочие до грабежа, не став дожидаться, пока султан начнет кампанию, открыли военные действия уже в январе. Войско крымского хана насчитывало сто тысяч татар, а калга-султан[948], его сын, командовал другим войском численностью в пятьдесят тысяч[949], и им также помогал воевода Потоцкий [Potochi][950] с десятью тысячами солдат разных наций: поляков, шведов, венгров, валахов и казаков. Один татарский отряд дошел до Изюма[951] [Izium] — первого русского города в направлении приазовских степей — и опустошил весь этот край, взяв крупную добычу. Хан и Потоцкий продвинулись еще дальше, заняв несколько небольших крепостей, однако, когда выпал снег, оставили их, вернувшись на Перекоп с большой добычей и двенадцатью тысячами пленных. Другая судьба ожидала Белоцерковскую [Bialocerchiev] крепость[952]: ее гарнизон, составлявший не более пятисот московитов, противостоял всему татарскому войску численностью в сорок тысяч человек. Из последних четыре тысячи были истреблены, а потом, когда подоспел на подмогу князь Голицын[953], и еще пять тысяч: у татар отвоевали всю добычу и пленных, а тех, кто уцелел, обратили в бегство.
В то же время великий визирь, не слишком опытный в военных делах, совершил большую ошибку, сместив с должности капудана-паши[954] знаменитого Джанун-Ходжу [Gianun-Chogia], лучшего среди турок флотоводца[955]. Паша, пришедший ему на смену, получил приказ вывести в море триста кораблей и посадить на них сорок тысяч солдат. Топчи-баши[956], т. е. генерал артиллерии, получил приказ держать наготове значительное число орудий. Был смещен со своего места бендерский сераскир[957], которого подозревали в тайном соглашении с царем[958]. В то время от имени султана правили, с титулом князей[959], в Валахии — Константин Бессарабский [Costantino Bassaraba][960], в Молдавии — Дмитрий Кантемир [Demetrio Cantimiro][961]. Последний, при первом знаке неизбежного столкновения России и Оттоманской империи, решил изменить своему изначальному государю, вверившему ему княжество, но способному при любом своем капризе или же капризе визиря лишить его головы. Так князь Кантемир стал искать другого государя, от которого чаял получить Молдавию в вечное княжение своей семьи. В то время в том краю оказался Георгий Поликала[962], дворянин из Кефалонии[963], служивший врачом Толстому в Константинополе — он вез в Польшу рекомендательные письма царю Петру, желая поступить к нему на службу[964]. Князь Кантемир, тщательно удостоверившись в надежности Поликала, поручил ему передать царю собственное зашифрованное письмо, где обещал ему передать всю Молдавию, а также снабдить царскую армию всем необходимым провиантом, не испрашивая никакой награды, кроме как утверждения в собственном княжестве. Царь Петр, получив эти послания от греческого врача, тут же утвердил его при своем дворе, в особенности — при своей супруге-царице, о которой нам еще представится рассказать. Князю Кантемиру же он ответил, что за его доброе отношение к делу христиан князь не только получит всё искомое, но также царскую милость и покровительство. Одновременно он написал князю Валахии предложение перейти на сторону христиан, обещая его роду вечное княжение в той стране, с новыми привилегиями. Князь Валахии, воодушевленный этими обещаниями, ответил Петру обещаниями всяческой поддержки и признанием его своим легитимным правителем, как для него лично, так и для его народа. В самом деле население этих двух княжеств, как и другие народы греческой веры, начали смотреть на царя Петра как на ангела, посланного с Небес, чтобы положить конец тирании турок. И сам Петр, видя, сколь могучая и прекрасно вымуштрованная армия находится под его командованием и сколь медленно турки заканчивают свои приготовления, стал полагать, что Небо избрало его для низвержения тирании магометанских варваров и возрождения славы Империи Греков. Особенно эти чаяния подогревало пророчество, обнаруженное на могиле императора Константина[965]: согласно ему турок из Константинополя изгонит «белокурый народ» [Nazione bionda][966], под которым многие разумели русских и московитов. Царю это также давало надежду, что греки под турецким подданством при первой возможности восстанут и окажут ему поддержку. В то время распространились слухи, что великий султан[967] собрал на Черном море большое число кораблей, чтобы внезапно напасть на Азов[968], и царь предпринял значительные усилия, чтобы этого не допустить: на воду были спущены двадцать больших линейных кораблей, не считая флагманского корабля с 86 пушками и большого числа галер и галиотов[969]. Однако ход кампании не потребовал участия морских сил как той, так и другой державы.
Пока шли эти приготовления, послы Англии и Голландии в Константинополе[970] попытались предотвратить столь разрушительную войну, посоветовав королю Швеции заключить мир с царем. Г-н Джеффрис [Jefries][971], британский посланник, даже приехал в Бендеры, чтобы предложить королю Карлу решить дело миром. Однако этот государь, воодушевленный военными приготовлениями, которые ради своего шведского союзника предпринимала Порта, ответил лишь, что «не может заключать никакого договора с царем без согласия и участия Порты».
Царь двенадцатого июня прибыл в Сороки[972] [Saroca], город в Молдавии, со всем двором. Но, проведя там несколько дней, он попал в то же положение, в каком оказался король Швеции на Украине. Его войско стояло лагерем в разоренной стране, без провианта и обоза, в отдалении от земель, откуда можно было бы получить подкрепления. Действительно, врага так и не было видно, а под началом царя стояла огромная армия, однако это лишь увеличивало его затруднения, так как солдат нечем было кормить. Князь Кантемир, как только русская армия перешла Днестр [Niester], немедля присоединился к ней, как обещал, с двадцатью тысячами своих молдаван[973] и со спешно собранным провиантом, опубликовав манифест во оправдание своего поступка, а также ради побуждения остальных своих подданных встать под его знамена. Совсем иначе поступил князь Валахии: забыв об обещаниях Петру, он остался недвижим в столице княжества, опасаясь рассердить Порту и ожидая распоряжений от великого визиря. Петр отправился в Яссы[974]