Помимо этих установлений, относившихся к области церковной жизни, царь Петр пожелал реформировать и гражданскую жизнь своих подданных, искоренив суеверную традицию оплакивания мертвых. Московиты придерживались обычая проявлять во время погребения своих родственников чрезмерную скорбь, провожая их в последний путь громкими рыданиями и горестными воплями. Петр воспользовался возможностью, которая представилась ему 14 января 1716 года: в этот день в возрасте пятидесяти одного года умерла царица — вдова царя Федора[1096]. Мудрый государь повелел перенести ее тело в церковь крепости с большой пышностью в сопровождении всего клира, но строго запретил неуемные рыдания и повелел, чтобы впредь на похоронах придерживались таких же правил поведения.
Пусть и не до конца еще оправившись от недомогания, заставившего его несколько дней не выходить из дома, царь не мог заставить себя дожидаться конца весны в Петербурге. Шестого февраля он вместе с царицей покинул город[1097] и за шесть дней добрался до Риги[1098], где произвел смотр строительства фортификационных сооружений, а оттуда переехал в Данциг и оставался там до конца апреля[1099] Однако он не терял времени даром. Устроив брак своей племянницы, царевны Екатерины, старшей дочери царя Ивана[1100], с Карлом Леопольдом, герцогом Мекленбургским[1101], царь решил захватить для своего зятя Висмар, важный торговый город, который Густав Адольф[1102] некогда отнял у Мекленбурга, а теперь его со всех сторон блокировали войска Дании и Ганновера. Царь добавил к этим войскам двенадцать тысяч своих солдат, чтобы внести свой вклад в отвоевание этого города. Пока царь отдавал приказы, необходимые для организации этого похода, он получил радостное известие о взятии Каяанибурга [Caianeburg][1103], последнего города, который шведы удерживали в Финляндии.
Упомянутый брак был заключен в Данциге в царской часовне[1104]: венчал супругов российский архимандрит[1105]. На церемонии присутствовали король Август, прибывший в Данциг ради беседы с Петром, вернувшим ему престол, о польских делах. В праздничных торжествах принял участие весь город: на площади были устроены винные фонтаны, а народ кормили, по обычаю московитов, жареным быком. Во время этих праздников пришло известие о том, что в порт Кёнигсберга вошли сорок пять российских галер[1106], и царь спешно отплыл из Данцига, чтобы провести их смотр и вместе с ними вернуться обратно[1107]. В Кёнигсберге он встретил посла персидского шаха, которому предоставил аудиенцию 4 мая[1108], а на следующий день он взошел на императорскую галеру[1109] и девятого числа того же месяца с эскадрой прибыл в Данциг[1110]. За короткое время его отсутствия его послы предъявили властям города целый ряд требований, которые показались им чрезмерными, и те собирались воспротивиться им, применив силу. Однако благодаря посредничеству польского короля удалось добиться, чтобы власти Данцига выдали московитам, неизвестно под каким предлогом, сто тысяч рейхсталеров[1111]. Они также обязались разорвать все отношения со Швецией на время войны и предоставить в распоряжение польского короля четыре хорошо вооруженных корабля. Царя при его возвращении приветствовали залпом из ста пятидесяти орудий: власти Данцига хотели таким образом почтить новый флот московитов и, может быть, заодно показать ему, что в городе много артиллерии. На следующий день, оставив галеры, царь отправился в Штеттин ради переговоров с прусским королем о положении дел на Севере[1112]. Из Штеттина он отправился в Штральзунд, а оттуда в Мекленбург[1113], где его союзники захватили город Висмар[1114]. Как бы царь ни пытался добиться того, чтобы этот город перешел к герцогу — его племяннику, Ганновер ни за что не хотел его ему уступить. Царь почувствовал себя оскорбленным, и это стало причиной разногласий между ним и Ганноверским двором, в которые впоследствии оказался вовлечен и Лондонский двор: продолжались они до самой смерти нашего героя. Между тем, получив известие о том, что датский король находится в Гамбурге, царь в конце мая направился туда для переговоров[1115]. Государи решили, что произведут высадку в Скании [Scania], чтобы заставить короля Карла оставить Норвегию[1116]. Было также уговорено, чтобы датский и русский флот подошли к Копенгагену. Из Гамбурга царь переехал в Пирмонт[1117] на минеральные воды: благополучно отдохнув, он в конце июня вернулся в Шверин [Schuerin][1118], что в Мекленбургском герцогстве, а четвертого июля вместе с царицей направился в Росток [Rostoc], куда, предварительно высадив часть войск на остров Рюген, прибыли сорок пять галер[1119]. На галере генерал-адмирала находилось пятьсот человек, на других — триста, на более мелких судах — сто пятьдесят. На самых крупных насчитывалось шестьдесят весел. Царь пожелал взять на себя командование галерами, а фельдмаршалу[1120] Шереметеву поручил командовать войсками. Петр прибыл в Копенгаген семнадцатого числа того же месяца и был встречен салютом из всех городских орудий, а также корабельных пушек[1121]. Король Дании вместе со знатнейшими из своих придворных на большой фелуке встретил его у форта Прёвестенен [Provestein][1122]. Королевский двор и власти города сделали все возможное для вящих развлечений российского императора.
В те же дни прибыли английская[1123] и голландская[1124] эскадры, сопровождавшие множество торговых судов, которые шли в различные балтийские порты[1125]. Помимо галер, в Копенгагенском порту стояли еще десять русских военных кораблей, на борту каждого из которых было от шестидесяти до восьмидесяти пушек[1126]. Царь, гордый тем, какой большой флот состоит под его началом, предложил английскому адмиралу Норису [Noris][1127], голландскому контр-адмиралу Деграве [Degrave][1128] и королю Дании объединить все четыре флота и сопроводить купеческие корабли до места назначения. Общее командование было вверено Его Царскому Величеству: его корабли заняли позицию в центре, английский адмирал вел авангард, датский — арьергард, а голландский получил приказ сопровождать купеческие корабли в порты назначения. Шестнадцатого августа царь приказал поднять на центральной мачте свой императорский флаг[1129] в знак того, что принял на себя главное командование всей армадой. Тотчас же адмиралы иностранных флотов поприветствовали его салютом из всех корабельных орудий и приспустили свои флаги. После залпа они отплыли из порта и, проделав короткий, но обставленный с большой помпой путь, прибыли в Штральзунд. Оттуда царь, приказав следовать за собой остальным кораблям, перевозившим его войска, вместе со всей благородной армадой вернулся в Копенгаген. Царь сам признал, что «никогда в своей жизни не испытывал большей радости, чем когда он в открытом море командовал столь крупной армадой, включавшей в себя флоты четырех благороднейших народов». Эти его слова перекликаются с уже сказанным в Лондоне, что он «предпочел бы чин адмирала английского флота, нежели русского царя»[1130].
Король Дании с полной уверенностью ожидал запланированной высадки, но его план был неожиданно отвергнут царем, не пожелавшим подвергать свои войска риску погибнуть от голода в Скании, опустошенной, чтобы лишить врагов продовольствия, шведами, кроме того, приближалась зима, и царь счел за лучшее отправить свои войска на квартиры[1131]. Неизменно сохраняя твердость духа среди стольких военных тревог и исполненный решимости прославить свой народ во всех концах земли, неожиданно он решил совершить еще одно путешествие, чтобы посмотреть на великий город Париж, который ему не удалось посетить во время первой поездки в Европу. Итак, вернувшись в Гамбург[1132], царь вместе с царицей направился оттуда в Голландию. Он прибыл в Амстердам 17 декабря[1133] и был встречен салютом из всех городских орудий, а также приветственной делегацией из четырех депутатов, назначенных Генеральными штатами для того, чтобы сопровождать царя во время его пребывания в Голландии. Царица осталась в Везеле [Vesel]