[1360]. Шафиров показал послам оригинал этого письма, а также оригиналы других писем от Венецианской республики, Английского и Испанского королевства, в которых царь неизменно титуловался императором. В самом деле, Сенат в Петербурге постановил, что титул государя отныне должен будет звучать следующим образом: «Божиею поспешествующею милостию, Мы, Петр Первый, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Князь Эстляндский, Лифляндский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и всея Северныя страны повелитель и Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинския земли, Черкасских и Горских Князей и иных наследный Государь и Обладатель»[1361].
Царь не ограничился этим объявлением, сделанным иностранным посланникам, которые находились тогда в Петербурге. Император России через своих послов обратился с просьбой о признании своего нового титула ко всем дворам. Некоторые государи согласились без возражений, другие предпочли подождать, пока это сделают другие страны. Король Пруссии[1362], Республика Соединенных провинций и Великий султан первыми признали этот титул[1363]. Датский король не пошел на этот шаг с такой легкостью, потому что боялся, что если он признает за царем этот титул, то может невольно поспособствовать планам царя открыть Зундский пролив для прохода своих кораблей. Российский посланник в Копенгагене уже начал искать пути для претворения в жизнь этого намерения. Датский король имел все основания для того, чтобы не допустить этого, потому что в этом случае Швеция не упустила бы возможности потребовать для себя таких же условий, а за ней и другие морские державы. А ведь всем ныне известно, что этим правом обладает исключительно король Дании и с него получает едва ли не основные свои доходы. Не следует поэтому удивляться тому, что Датский двор так сопротивлялся планам Петра[1364].
После этого великий император Петр пожелал отправиться в Москву, чтобы разделить радость своих верных подданных и сделать необходимые распоряжения. Он отбыл из Петербурга вместе с супругой и со всем двором 21 декабря и достиг Москвы спустя пять дней, однако решил провести остаток месяца за пределами города ради триумфального входа в прежнюю столицу своего государства в первый день нового, 1722 года[1365]. Он проехал под великолепными триумфальными арками, возведенными трудами городских властей, сопровождаемый залпами всех городских орудий и под звон колоколов[1366]. Когда процессия достигла второй арки, к царю с похвальным словом обратился архиепископ Новгородский, президент Синода и глава белого и черного духовенства[1367]. После завершения торжественной процессии еще много дней продолжались празднества и развлечения, которые, однако, не помешали неутомимому Петру сделать все необходимые распоряжения, касавшиеся полиции, армии, денежного обращения и торговли. Однако самый важный его указ был опубликован пятого февраля.
Если всякий хороший гражданин, как писал римский ритор, должен радеть о будущем благе Республики не менее, чем о настоящем: Bono viro non minor est cura, qualis Respublica post mortem suam futura sit, quam qualis hodie sit[1368][1369], то тем более Петр Великий своим первейшим долгом считал позаботиться о том, чтобы его империя перешла в надежные руки и проведенные им преобразования не пошли прахом. Поэтому в упомянутом указе он объявил, что «единственной причиной ужасного конца, постигшего сына его Алексея, был древний обычай», предписывавший передавать власть старшему сыну государя; «опираясь на этот обычай, он счел, что без всяких дополнительных условий является неоспоримым наследником империи. Однако обычай этот очень дурен, и оттого многие разумные родители никогда его не соблюдали, и в Священном Писании мы читаем, что жена Исаака без колебаний передала право наследования младшему своему сыну[1370]; великий князь Иван Васильевич[1371] своим указом назначил наследником князя Димитрия, своего племянника[1372], добившись также того, чтобы его короновал[1373] митрополит Симеон, лишив при этом права наследования собственных сыновей, а потом, четыре года спустя, одиннадцатого августа 7010 года от сотворения мира, разгневавшись на него, лишил его прав на престол[1374] и назначил наследником своего сына Василия, который также был коронован митрополитом[1375]. Поэтому и Петр ради прочных оснований своей империи решил издать закон, согласно которому государь своей волей будет определять наследника, а также лишать права на престол того, кого прежде определил в наследники, если сочтет его недостойным. Ныне он повелевает всем своим подданным, как мирянам, так и духовенству, поклясться соблюдать государеву волю, а тех, кто станет противиться ей, почитать изменниками и наказывать в качестве таковых». Вся знать без рассуждений подчинилась и клятвой подтвердила свою верность воле императора. Петр более всего благоволил знатнейшему из князей Нарышкиных[1376], племяннику царицы, его матери, потому что он неизменно добивался успехов во всех своих предприятиях и особую любовь питал к морскому делу. Ходили слухи, что царь хочет передать власть именно ему и его старшей дочери[1377], однако на деле вскоре оказалось, что он предназначает венец для другой головы, которая должна, преисполнившись ликования, принять ее украшенной новыми самоцветами, сиречь новыми провинциями, которые Петр Великий, прежде чем окончить дни своей жизни, присоединил к своей империи.
Как только Ништадтский мир положил конец долгой и жестокой войне, новые возмущения, которые один дерзкий мятежник уже много лет готовил в Персидском царстве, побудили нашего героя вновь взяться за оружие и дали ему основания для новых завоеваний. Шах Хусейн [Usseim][1378] унаследовал власть над Персией от Сефи Солеймана [Sofi Selim III][1379], своего отца, в 1694 году. Этот государь от природы обладал тупым и низменным духом и удовольствовался тем, что наслаждался радостями гарема, передав управление всеми делами своему главному евнуху, наделенному чином ахмет-дулета [Atemet Dulet], т. е. великого визиря[1380]. После того как он взошел на престол, татары, монголы и арабы тотчас же начали жестокие набеги на персидские земли, которые ему удалось отразить только с помощью золота, однако это средство, вместо того чтобы обуздать дерзость нападавших, напротив, воодушевило их время от времени повторять эти набеги. От персидского государя царь Петр получил право свободного прохода для его караванов и заключил с ним ряд торговых соглашений, под защитой которых русские купцы путешествовали через всю Персию на пути в Китайскую империю. Кандагар [Candaar][1381] — это царство, расположенное между Персией и Империей Великих Моголов [il Mogol][1382] и попадающее в зависимость то от одного, то от другого государства. Магомет Бахир [Maomet Bachir][1383], татарский князь, при поддержке Великого Могола узурпировал этот край, принадлежавший персам. Мир Махмуд, его сын, известный в Европе под именем Мир-Вайса [Mirweis][1384], унаследовал власть от своего отца в 1712 г. Этот юноша[1385], столь же жестокий, сколь и властолюбивый, видя, как Персию раздирают свары между министрами, управлявшие ею под прикрытием марионеточного шаха, совершив несколько набегов на территорию этой империи, замыслил взять в осаду город Исфахан [Ispaan], столицу персидской монархии, под предлогом укрепления власти шаха, практически уничтоженной евнухами, и восстановить спокойствие в государстве. Он был магометанином из секты суннитов, т. е. той, к которой принадлежат и турки, и основная часть татар, а значит, злейший враг последователей Али, каковыми является основная часть персов. Получив поддержку от всех суннитов, он дошел до самых ворот Исфахана. С Алькораном в руке и саблей в другой, он стал фанатически кричать: «Справедливость, справедливость! Свободу истинным мусульманам, долой еретиков — извратителей Алькорана!». Черпая силы в собственной дерзости, а также пользуясь неосмотрительным поведением вельмож Сефи [Sofì][1386] и сетью тайных агентов, которые были у него в городе, Мир-Вайс за пять месяцев поставил этого злополучного монарха в столь затруднительное положение, что ему пришлось открыть мятежнику ворота и уступить с неслыханным для себя унижением корону и трон с единственным условием — чтобы ему было позволено до конца жизни спокойно наслаждаться женщинами своего гарема. Так Мир-Вайс был провозглашен царем Персии 23 октября 1722 года. Пока в Персии продолжались мятежи и нестроения, лезгины [Laschi] — подданные персов, живущие на южном берегу Каспийского моря, — подняв мятеж, неожиданно напали на провинцию Ширван [Sirvan] и захватили город Шемахы [Samachia]. Всё было разграблено. Среди прочих зверств, учиненных этими злодеями, были безжалостно вырезаны триста московитов, находившихся в Персии по торговым делам: все их товары разграбили и украли денег более чем на миллион скудо. Это произошло в 1720 году. Несколько месяцев спустя на караван московитов, возвращавшийся из Китая через земли Персидского царства, напали узбекские татары [Tartari Usbechi], бывшие, как и лезгины, союзниками Мир-Вайса: они всех перебили и разграбили все товары.