Перед тем как вернуться из Москвы в свою любимую резиденцию в Петербурге, царь отдал все необходимые приказы, чтобы доставить в Астрахань амуницию, продовольствие, артиллерию и войска для следующей кампании. Прибыв в Петербург к середине марта 1723 года[1420], он без промедления отправился инспектировать строительство кораблей. Тщательно изучив состояние кораблей и увидев, что многие из них начали уже ветшать, царь по здравом размышлении отобрал определенное число грузовых судов и распределил их между Петербургом, Ригой, Ревелем и Выборгом, приморскими городами, повелев, чтобы «корабли эти всегда были наготове для ведения торговли и доставки российских товаров в иностранные государства, а заграничных товаров на Балтику». На каждом корабле должен был постоянно находиться экипаж из двенадцати матросов. Восьмерых из этих двенадцати выделял Его Величество, а городские власти должны были предоставить остальных четверых и заменять их новыми, если кто-то из них умрет, а также строить новые корабли такого же водоизмещения в случае их разрушения или обветшания. Таким образом он надеялся поддерживать в своих подданных интерес к морскому делу и торговле. В то время, когда Петр столь мудро управлялся с делами в своей империи, шведский риксдаг во главе с королем и королевой, собравшись на заседание, решил признать за российским монархом титул императора, а за герцогом Голштинским[1421] — титул Королевского Высочества. Царь поблагодарил их как за одно, так и за другое решение и особенно обрадовался из‐за герцога, потому что собирался выдать за него одну из своих дочерей.
Казалось, что король Дании не может более отказывать царю в титуле императора, который признали за ним другие дворы: однако, видя, что ему не удается получить желаемое, Петр решил добиться своего силой. Он направил своему послу в Копенгаген приказ оказать давление на Данию, чтобы заставить ее принять три следующие статьи: «1. Король Дании признает Петра императором. 2. Русские корабли получают право беспошлинного прохода через Зундский пролив. 3. Его Величество Датский король возвращает герцогу Голштинскому власть над всеми землями его государства». Эти требования были подкреплены приказами, которые были даны адмиралам, подготовить и оснастить большой флот в Кроншлоте и Ревеле. Датчане и в самом деле сочли, что их собираются атаковать, поэтому они также снарядили флот, тем более что распространился слух, что российский император собирается возглавить свой флот лично. Царь действительно взошел на одно из судов этого флота, насчитывавшего двадцать четыре военных корабля, не считая галер. Однако он сделал это лишь для того, чтобы произвести демонстрацию на море и тем самым ввести в заблуждение неприятеля, а заодно дать своим морякам возможность поупражняться. Флот пробыл в море всего несколько дней, после чего, повернув вспять, возвратился в Петербург восьмого августа[1422]. Он решил устроить для своего двора необычное развлечение, которое, по его мнению, должно было стать для его народа полезнейшим упражнением в морском деле. Он пригласил всех министров и всех сколько-нибудь значительных людей поехать вместе с собой в Петергоф, в свой домик для удовольствий, самый великолепный на всем севере. Мы уже рассказывали в другом месте, что Петр Великий еще в юности приказал построить на Переславском озере ботик[1423], в миниатюре воспроизводивший форму и все атрибуты военного корабля. Так наш герой уже в детстве смог научиться морскому делу, и именно этот опыт внушил ему великий замысел создать в своем государстве большую фабрику кораблей. Одним словом, это было рождением грандиозного российского флота, который впервые проявил себя на Черном море во время осады Азова, а затем на море Балтийском численность его выросла до шестидесяти линейных кораблей, не считая бесчисленного количества фрегатов, галиотов, галеасов и галер: последних у царя было около восьмисот. Вот почему этот маленький ботик царь стал звать забавным именем «дедушки» [picciol Nonno], желая показать, что весь огромный флот его государства от него ведет свое происхождение. Царь решил переправить его в Петербург, чтобы сохранить его как памятник и показать потомству, в каком состоянии находилось в России морское дело и до какой степени совершенства он его довел. Он пожелал, чтобы эта перевозка была осуществлена в присутствии всего двора, армии и народа под артиллерийские залпы орудий из крепости и с кораблей. Эта была одна из самых торжественных процессий, когда-либо виданных на море. Вся армада сопровождала этот маленький ботик, проведя его, словно бы в триумфе, от Петербурга до Кроншлота[1424], где он должен был храниться, словно драгоценная реликвия[1425].
Несколько дней спустя после этой необыкновенной процессии в начале сентября в Петербург прибыл Исмаил Бек [Ismael Bei][1426], полномочный посланник князя Тахмасиба, который был, как мы уже знаем, сыном злосчастного шаха Хусейна, а значит — законным наследником персидского престола. Он был принят со всеми почестями, и на аудиенции у Его Величества он выказал ему все подобающие знаки почтения: трижды поклонившись и произнеся изысканнейшее приветствие на персидском языке, он встал на колени и поцеловал край мантии императора, а потом его руку[1427]. Царь, согласно обычаю, справился у посла о здоровье Сефи, его государя. На этот вопрос посол ничего не ответил, а только разрыдался, потому что считал, что старый шах Хусейн уже умер, каковое известие ему подтвердил по дороге в Россию молодой шах Тахмасиб. По завершении аудиенции посла препроводили во дворец, специально предназначенный для чрезвычайных посланников. Затем Его Императорское Величество устроил для него великолепную трапезу, а кроме того, пожелал почтить его краткое пребывание в стране, пригласив его посетить несколько маскарадов. Посреди этих развлечений в Петербург пришла радостная весть о взятии Баку, которое свершилось следующим образом. Генерал-майор Матюшкин [Matuschin][1428], отплыв из Астрахани с флотом из двадцати кораблей и трех тысяч солдат, прибыл под стены Баку 28 июля 1723 года[1429]. Бросив якорь, он отправил одного из своих офицеров с письмом к коменданту города, к которому прилагалось еще одно, которое упомянутый посол, Исмаил Бек, оставил в Астрахани, когда проезжал через этот город по дороге в Петербург. В обоих этих письмах жителей Баку призывали перейти под покровительство Российской империи. Комендант, однако, ответил офицеру, что не может допустить в свой город иностранные войска без ясного приказа Сефи, и одновременно отправил нескольких посланников к генералу Матюшкину, чтобы сообщить ему о том же. Генерал вновь потребовал открыть ворота: он сообщил, что «в противном случае он будет вынужден рассматривать жителей города как врагов, и потому желал без промедлений узнать их решение». Те же послы вернулись и подтвердили, что город решительно отказывается принимать чьи-либо войска, кроме войск персидского шаха. Тогда генерал понял, что ничего не может добиться добром, и решил применить силу, приказав выдвинуться нескольким галеонам для бомбардировки города. Жители мужественно защищались несколько дней, однако под жестоким огнем московитов вынуждены были сдаться седьмого августа[1430] и открыть им ворота города. В качестве оправдания за то, что они не сдались с самого начала, горожане ссылались на неких бывших среди них злонамеренных людей. Таким образом, генерал Матюшкин со своими войсками вошел в Баку, будучи принят со всеми почестями и ликованием народа. Между тем персидский посол в Петербурге не оставался без дела. Так как он знал, что опасаться Оттоманской Порты следует не меньше, чем дерзости и свирепости мятежного Мир-Вайса, он не переставал вести переговоры с делегатами, назначенными для этой цели царем. Переговоры завершились заключением союзного договора между российским императором и князем Тахмасибом, законным Сефи Персии. Договор в общем и целом сводился к двум пунктам: «1. Российский император обещает шаху Тахмасибу спешно придать ему в помощь отряд хорошей кавалерии и инфантерии против мятежников, пока те не потерпят окончательное поражение, и в Персии будет восстановлено спокойствие. 2. В качестве компенсации персидский шах на вечное время уступает России города Дербент и Баку со всеми прилегающими территориями вдоль Каспийского моря, а также провинции Гилан, Мазандеран и Астерабат, которые должны были обеспечить русскую армию всем необходимым; как представляется, у персидского шаха не должно было возникнуть препятствий для принятия этого предложения»[1431]. Именно таким путем государи обыкновенно подчиняют своей власти земли, которые первоначально обязывались лишь защищать и охранять.
Порта, узнав о заключении мирного договора, выразила решительное недовольство, ясно дав понять, что желала бы сама воспользоваться раздиравшими Персию междоусобицами и потому не может благосклонно взирать на союз российского императора с султаном Тахмасибом. Г-н Неплюев [Nieplief][1432], русский посланник в Константинополе, сразу же известил своего государя о намерении Порты объявить войну России. Царь Петр, который, сказать по правде, после прутских событий испытывал паническую боязнь перед османскими армиями, сообщил султану о содержании соглашения, заключенного с юным Сефи Тахмасибом, и пригласил Его Величество османского султана присоединиться к нему, од