В результате угона самолета компании ТВА один американец погиб, остальные тридцать девять человек благополучно вернулись домой. На это понадобилось 17 дней, но мы не вступили ни в какие сделки с террористами. Заложники были на волосок от гибели, и Америка имела основания ликовать, когда они вернулись домой живыми и невредимыми. Но семеро американцев все еще оставались в плену в Ливане. Я говорил себе, что не успокоюсь, пока не добьюсь их освобождения.
Через полторы недели после возвращения пассажиров угнанного самолета я отправился в военно-морской госпиталь в Бетесде, штат Мериленд. Мои мысли все еще были заняты проблемой международного терроризма. За эти полторы недели государственный департамент обратился к некоторым нашим союзникам с предложением разработать совместные санкции по отношению к странам, которые предоставляют убежище международным террористам, но отклик был весьма вялым: многие из западноевропейских стран поддерживали тесные связи со своими прежними колониями на Ближнем Востоке и не хотели терять выгодные экономические отношения.
Я собирался пробыть в Бетесде только один день и наутро уехать в Кемп-Дэвид.
Мой тесть, по профессии хирург, всегда твердил мне про необходимость проходить ежегодное медицинское освидетельствование, ибо это дает возможность обнаруживать потенциально серьезные заболевания на ранней стадии, когда они еще легко поддаются излечению. В частности, говорил он, люди никогда не умирали бы от рака толстой кишки, если бы ежегодно проходили врачебный осмотр, потому что такой осмотр выявляет ранние симптомы и последующее лечение предотвращает развитие злокачественной опухоли. В толстой кишке, говорил он, часто образуются полипы. Одна из двух разновидностей, если ее запустить, перерождается в раковые клетки. При прорастании опухоли через стенку кишки возникает опасность метастазов.
Мы с Нэнси всегда следовали совету ее отца и проходили ежегодное медицинское обследование. Наш опыт подтверждает мудрость этого совета, и я горячо рекомендую всем ему следовать.
Весной 1985 года доктора обнаружили у меня в толстой кишке небольшой полип. По их словам, он не представлял опасности, но на всякий случай его лучше было удалить. Я уже однажды перенес подобную операцию и знал, что она собой представляет.
Утром в пятницу я выпил малыми порциями два литра снадобья, которое они называют "облегчитель" и которое очищает желудочный тракт (и как!). Как я уже говорил, я прибыл в Бетесду во второй половине дня в пятницу 12 июля и предполагал уехать на следующий день. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Удалив ранее обнаруженный небольшой полип, хирурги решили осмотреть всю толстую кишку и несколько глубже обнаружили большой плоский полип — того самого сорта, который имеет тенденцию перерождаться в злокачественную опухоль. Надо было решать: ехать ли мне, как запланировано, в Кемп-Дэвид, а через несколько дней вернуться в госпиталь и опять целый день заниматься очисткой кишечника или уж остаться здесь на ночь и разделаться с полипами в один присест?
Я столько натерпелся от "облегчителя", что без труда сделал выбор: лучше уж сразу.
Прежде чем меня уложили на каталку и повезли в операционную, я подписал документ, в котором, согласно двадцать пятой поправке к конституции, поручал Джорджу Бушу исполнять обязанности президента в течение того времени, пока буду находиться под наркозом и, следовательно, буду недееспособен. Мне сделали укол пентатола, и я проснулся через несколько часов с тяжелой головой, помутненным сознанием и свежим швом, пересекавшим живот сверху донизу. Ко мне было подсоединено множество трубок и шлангов. Все внутри страшно болело, и было трудно дышать.
Доктора сказали, что полип выглядел весьма подозрительно и они послали ткани из близлежащих лимфатических узлов на биопсию. Результат будет известен лишь в понедельник.
Несколько часов спустя, когда ко мне полностью вернулась ясность сознания, я подписал документ, в котором возвращал себе временно переданные Джорджу Бушу полномочия президента.
Нэнси стала развешивать по стенам палаты фотографии, которые привезла из дома. Такая у меня жена — куда бы нас ни занесла судьба, она сразу начинает вить гнездо. Знакомые фотографии несколько скрасили мне первые два дня после операции, когда я сильно страдал от боли и почти не спал.
Кстати, удивительное совпадение: всего за две недели до этого мой брат перенес примерно такую же операцию.
В понедельник, когда мне привезли из Белого дома дневник, я записал в нем: "Нэнси принесла еще несколько фотографий, цветы и массу приветов и пожеланий скорейшего выздоровления. Сегодня утром я заснул и проспал до обеда. Боли почти нет. В тканях, которые послали на биопсию, обнаружены раковые клетки. Доктора клянутся, что вырезали все подозрительное, но все же мне теперь надо будет регулярно проверяться в течение пяти лет. Ночь с понедельника на вторник провел плохо. Без конца просыпался и утром чувствовал себя совсем разбитым. Однако встал с постели и немного прошелся".
Во вторник ко мне в больницу пришел Дон Риган, и мы занялись текущими делами. Нэнси развесила по стенам еще несколько фотографий. Как всегда — вот уже тридцать с лишним лет, — она была рядом, когда я в ней нуждался, красивая, цветущая, веселая, со своей неповторимой улыбкой. Как мне все-таки повезло с женой!
На стенах моей палаты вскоре не осталось свободного места — повсюду висели окантованные цветные фотографии ранчо, Кемп-Дэвида и нашей семьи. За дверью палаты на столиках стояли вазы с цветами, которые мне прислали со всех концов света. "Мне делается легче, когда я гляжу на них, — писал я в дневнике. — Сегодня гулял по коридору. Нэнси принесла в детскую палату воздушные шарики и цветы, а дети подарили ей свои рисунки. Когда она присела у постели одного мальчика (тринадцати лет), его пульс подскочил с 70 до 130. Во вторник ночь прошла спокойнее. Спал, не просыпаясь, до пяти часов утра…"
В среду 17 июля я чувствовал себя значительно лучше, хотя кое-где еще и побаливало. Приходили Джордж Буш, Дон Риган и еще несколько сотрудников Белого дома, и мы обсуждали бюджетные бои в конгрессе. Моя следующая запись в дневнике, хотя я об этом в то время не подозревал, касается события, которое послужило началом дела "Иранконтрас".
"Чудо из чудес, — писал я. — Впервые за эти дни мне разрешили что-то съесть, а не влили через трубку. Выпил чашку чая. Сижу и жду, что будет. Вечером выпил еще чашку, и опять обошлось. Доктор сказал, что, может быть, завтра удалит трубку. Какие-то иранцы зондируют почву. Завтра приедет Бэд Макфарлейн, чтобы это обсудить. Может быть, наконец-то удастся освободить семерых заложников в Ливане. Судя по всему, иранская экономика не выдерживает напряжения войны с Ираком".
Я до сих пор имею "зуб" против газет, которые писали по поводу моей операции: "У президента рак". А на самом деле у президента рака уже не было. Да, доктора обнаружили у меня опухоль, которая перерождалась в раковую. Они вырезали ее и на всякий случай часть кишки. Но в соседних тканях раковых клеток не было. Рак развивался в полипе, а полип был удален. Да, я перенес довольно тяжелую операцию, но об этом не стоило писать в таких тонах.
Нечто очень похожее произошло дней через десять после моей выписки из больницы.
У меня уже много лет была на носу небольшая шишка, которую я считал прыщиком. Когда я вернулся из больницы домой, обнаружил, что эта шишка немного воспалилась. Я решил, что лейкопластырь, который удерживал на месте трубку в носу, вызвал раздражение. Однако, когда на шишку посмотрел дерматолог, он решил отщипнуть от нее кусочек и послать на биопсию. Анализ показал, что это — карцинома, которая не представляет собой серьезной опасности, но которую лучше удалить.
И опять в некоторых газетах появились сообщения, что у меня рак. Доктора говорили, что такие карциномы весьма обычны у людей, которые проводят много времени на солнце. За год до этого у Нэнси с верхней губы удалили точно такую же карциному. Я же почти всю жизнь провел под открытым небом — с того самого времени, как начал работать спасателем. Я очень любил загорать и почти никогда не знал солнечных ожогов. А когда стал киноактером, мне пришлось загорать поневоле, потому что грим не ложился на мое лицо. Каждую весну я раньше всех начинал нарабатывать загар. Теперь доктора сказали, что мне надо поменьше бывать на солнце или по крайней мере надевать шляпу и застегивать до горла рубашку. Вечером я записал в дневнике: "Во время операции по поводу полипа доктора обнаружили у меня дивертикулы — полости в стенках кишечника, которые воспаляются, если их забивают мелкие частички пищи, — и запретили мне есть арахис и воздушную кукурузу. А я с детства обожал воздушную кукурузу и мог бы, кажется, прожить на ней одной. Никогда бы не поверил, что смогу от нее отказаться. А вот пришлось".
Через три недели после выписки из больницы доктора разрешили мне уехать на ранчо, чтобы там окончательно восстановить силы.
Там было даже лучше, чем всегда, и в течение трех недель стояла чудесная погода. Но, по правде говоря, нам с Нэнси порой даже хотелось, чтобы спустился туман или побрызгал дождик.
Дело в том, что на ранчо мы обычно наслаждались уединением. Но на этот раз, включив в первый же вечер телевизор, мы увидели на экране самих себя. Оказывается, телевизионщики нашли местечко в горах, примерно в трех милях от ранчо, откуда они могли следить буквально за каждым нашим шагом. Не могу сказать, чтобы нам нравилось все время ощущать на себе наведенные камеры.
Как я уже говорил, не считая Кемп-Дэвида, ранчо было единственным местом, где мы были за пределами внимания прессы и телевидения и где могли пойти гулять, как обычные смертные. За истекшие четыре года мы это особенно оценили. А теперь весь мир мог наблюдать, как мы расхаживаем по ранчо. У камер было такое сильное увеличение, что нас даже было видно через окна.
Нэнси, однако, придумала, как им отплатить. Зная, что на нас нап