Почти в то самое время, когда самолет, на котором я летел, зашел на посадку на базе "Эндрюс", четыре наших истребителя, базировавшихся на авианосце "Саратога", перехватили египетский "Боинг-737", на котором летели угонщики, и заставили его приземлиться на американо-итальянской военно-воздушной базе в Сицилии. Я не ложился спать до глубокой ночи, поддерживая постоянную телефонную связь с Италией.
После того как самолет совершил посадку, мы хотели, чтобы угонщиков взял под стражу спешно переброшенный туда отряд морских десантников. Затем мы намеревались вывезти террористов в Америку и там предать их суду. Но итальянская полиция воспрепятствовала этому и сама арестовала террористов. Поздно ночью я звонил премьер-министру Италии Беттино Кракси и пытался убедить его, что, поскольку жертва террористов Клингхоффер был американским гражданином, суд над ними должен состояться в Соединенных Штатах. Я просил дать санкцию на передачу угонщиков в наши руки. Но он сказал, что не имеет полномочий это сделать: согласно итальянским законам, суд независим от правительства, и судьбу угонщиков может решать только он. (Думается, что он также опасался политических осложнений в случае, если передаст угонщиков итальянского судна американским властям.)
Выступая на пресс-конференции с сообщением о захвате угонщиков, я сказал, что этот инцидент послужит террористам уроком. В дневнике я записал: "Американцы и их друзья выросли в глазах общественного мнения. В Белом доме бесконечно звонит телефон, и одна за другой идут поздравительные телеграммы".
В конце ноября, после моего возвращения с женевской встречи с Горбачевым, Бэд Макфарлейн заявил мне, что хочет уйти в отставку с поста помощника президента по вопросам национальной безопасности. Он сказал, что отдал правительственной службе тридцать лет и теперь хочет уделить внимание семье — в конце концов, она это заслужила. Рабочая неделя у Бэда занимала 80 часов. Я ответил, что буду рад, если он останется, но отговаривать его не стану: действительно, надо же когда-то пожить для семьи. Я назначил преемником Бэда Джона Пойндекстера, который был его заместителем и возглавлял операцию по перехвату египетского самолета с угонщиками "Ахилле Лауро".
Пятого декабря 1985 года Бэд в последний раз провел брифинг в качестве моего помощника и затем передал дела Джону. В дневнике у меня записано, что на этом последнем совещании мы обсуждали "скрытые действия для освобождения наших заложников, которых террористы держат в плену в Ливане. Это будет очень сложная операция, и о ней знают очень немногие". Два дня спустя я сделал в дневнике следующую запись:
"Суббота, 7 декабря — годовщина нападения на Перл-Харбор.
Проснулся от того, что к нам в постель забрался Рекс (наша новая собака, годовалый спаниель). Утром совещание. Присутствовали Дон Р., Кэп У., Бэд М., Джордж Ш. и Мак-магон из ЦРУ. Обсуждали сложный план, который может завершиться освобождением пяти заложников и укрепить позицию некоторых ответственных лиц в Иране, которые хотят изменить политический курс этой страны и улучшить отношения с Соединенными Штатами. Этот план включает продажу Израилем некоторого количества оружия Ирану. По мере поставок этого оружия будут освобождаться наши заложники. Оружие предназначено умеренным элементам в руководстве иранской армии, от которых зависит, придет ли к власти в Иране более надежное правительство. Мы же возместим Израилю то оружие, что они продадут иранцам. За все будут заплачены деньги — никто не собирается оружие дарить: иранцы заплатят наличными, и израильтяне расплатятся с нами.
Джордж Шульц, Кэп и Дон — против этой сделки. Конгресс запретил нам продавать оружие Ирану или какой-либо другой стране в целях перепродажи его Ирану. Джордж также считает, что мы нарушим наш принцип отказа от поощрения терроризма. Я же утверждаю, что оружие пойдет тем, кто хочет изменить режим в Иране, и что оно вовсе не является выкупом за освобождение заложников. Мы не совершаем никакой прямой сделки с Ираном, а только допоставим Израилю проданное им оружие.
Наше совещание зашло в тупик. Бэд полетит в Лондон для встречи с заинтересованными израильтянами и иранцами. В Англии нет запрета на продажу оружия Ирану… Все должно завершиться в среду.
9 декабря
Бэд вернулся из Лондона, но еще не появился у себя в кабинете. Он не сумел достичь нашей главной цели, а именно убедить иранцев освободить заложников до получения оружия. Их главарь сказал, что, если он явится к террористам с таким предложением, они просто убьют заложников.
10 декабря
Утром встречался с руководством демократической и республиканской фракций в конгрессе. В основном занимались обсуждением билля Грамма — Рудмена — Холлингса. К концу дня содержание наших переговоров стало известно прессе. Я не вполне удовлетворен достигнутыми результатами, но билль придется подписать. Также говорили о реформе налогообложения. В течение дня много звонил по телефону и до сих пор не знаю, будет ли принят законопроект. Бэд вернулся из Англии, где встречался с посредником иранцев (торговцем оружия Манучером Горбанифаром), который оказался весьма скользким типом. Он не согласился на наш план освобождения заложников".
Двенадцатого декабря произошло трагическое событие, которое еще раз напомнило Америке, как дорого нам обходятся непрекращающиеся раздоры на Ближнем Востоке и наши усилия разрешить арабо-израильский конфликт.
Самолет, на котором возвращались 250 американских солдат, несущих службу в составе международных сил по поддержанию порядка на Синайском полуострове, разбился при посадке в Ньюфаундленде для дозаправки. Все пассажиры погибли.
Меньше чем через три недели — на третий день Рождества — опять пролилась кровь американских граждан. Палестинские террористы обстреляли из автоматов толпу пассажиров в римском и венском аэропортах. Погибло двадцать человек, в том числе одиннадцатилетняя девочка-американка и еще четверо наших сограждан. Полковник Каддафи назвал этот бессмысленный акт самоубийц (все террористы тоже погибли) "благородным поступком".
У одного из террористов нашли тунисский паспорт. Этот паспорт ливийский чиновник отобрал у рабочего-тунисца, когда его выслали из Ливии. Понятно, каким путем этот паспорт оказался у террориста.
Хватит, решил я, больше этому полоумному клоуну из Триполи спускать нельзя. К тому времени у нас было разработано несколько вариантов ответных мер в случае новых террористических актов. Но мы были вынуждены учитывать присутствие в Ливии почти тысячи американцев-нефтяников. Каддафи был вполне способен отыграться на них.
Два члена моего кабинета, о которых я был особенно высокого мнения — Кэп Уайнбергер и Джордж Шульц, — не очень-то ладили друг с другом. В их отношениях всегда чувствовался холодок, какая-то натянутость. Подозреваю, что черная кошка пробежала между ними еще в то время, когда оба были администраторами "Бечель корпорейшн" в Сан-Франциско. Как бы то ни было, они часто расходились во мнениях. Кэп, например, считал, что Джордж слишком доверяет Советам, и советовал мне не спешить заключать с ними соглашения о контроле над вооружениями, за которые ратовал Шульц (об этом я еще скажу позднее). Они часто спорили. Не думаю, что это так уж вредило интересам страны и ее правительства: каждый член кабинета, естественно, рассматривает проблемы, стоящие перед страной, и события в мире с точки зрения своих собственных обязанностей, основываясь на советах специалистов, работающих в соответствующем ведомстве.
Разногласия между Пентагоном и госдепартаментом неизбежны, кто бы ни стоял во главе этих ведомств, и начались они задолго до того, как я пришел в Белый дом. Я считаю, что президенту даже нужно иметь советников, которые излагают разные точки зрения и не сходятся во мнениях. Единство мнений — не такая уж хорошая вещь. Я всегда приветствовал, когда члены моего кабинета спорили — и со мной, и друг с другом.
Но, хотя Джордж и Кэп расходились во взглядах на многое, в одном они были едины: почти с самого начала они возражали против предлагаемой Макфарлейном продажи оружия Ирану. Они предупреждали меня, что эту акцию могут истолковать как выкуп наших заложников. На том совещании в годовщину Перл-Харбора, где обсуждалось продолжение и даже расширение тайных переговоров, начатых предыдущим летом, они резко выступили против. Сами они не считали, что это будет обменом оружия на заложников, но говорили, что если о сделке узнают газеты (а Шульц утверждал, что это неминуемо случится), то именно такие обвинения будут брошены в наш адрес.
Я же доказывал, что мы вовсе не продаем оружие в обмен на заложников и не ведем никаких переговоров с террористами.
"Послушайте, — говорил я, — разумеется, мы не можем платить "Хизбаллах" выкуп за заложников. Но мы не имеем никаких дел с "Хизбаллах". Мы пытаемся помочь людям, которые надеются в скором будущем образовать новое правительство Ирана, а они за это обещают использовать свое влияние для освобождения наших заложников. Это все равно, как если бы у меня похитили ребенка и потребовали за него выкуп. Я в принципе против того, чтобы платить похитителям выкуп, — от этого число похищений может только возрасти. Но, если бы я узнал, что кто-то имеет выход к похитителям и может добиться возвращения моего ребенка без какой бы то выгоды, я, конечно, просил бы его о помощи. И если бы он вернул мне ребенка, то, естественно, заслуживал бы вознаграждения. Это вовсе не то же самое, что платить выкуп похитителям".
Однако возражения Уайнбергера и Шульца возымели действие: я решил выждать. Совещание в день годовщины Перл-Харбора ничем конкретным не закончилось: я не принял окончательного решения, но и не отказался от переговоров. Я поручил Макфарлейну встретиться с агентами Ирана и Израиля и передать им, что мы хотим иметь дело непосредственно с влиятельными иранскими политиками и что эти политики лучше всего докажут свою влиятельность, добившись освобождения заложников. Продавать оружие в обмен на заложников мы отказываемся.