ении содержался также призыв к широкому сокращению обычных вооруженных сил в Европе.
"Надеюсь, — писал я, — что эта концепция даст возможность проложить приемлемый путь нам обоим к цели, к которой стремится весь мир. Как только создадутся условия для создания неядерного мира, эта цель будет достигнута…
В заключение позвольте мне выразить свое согласие с Вами в том, что мы должны конструктивно поработать перед Вашим визитом в США, чтобы подготовить конкретные соглашения по всему кругу вопросов, обсуждавшихся нами в Женеве. Никто из нас не питает иллюзий относительно главных проблем, стоящих перед нашими двумя странами, но мне хотелось бы заверить Вас, что я преисполнен решимости энергично работать вместе с Вами в поисках практических решений этих проблем. Согласен с Вами, что мы должны использовать нашу переписку в качестве важнейшего канала связи для подготовки Вашего визита.
Нэнси и я хотели бы передать Вам, госпоже Горбачевой и членам Вашей семьи наши наилучшие пожелания. Надеемся, что наступивший год принесет значительный прогресс нашему общему делу — улучшению отношений между нашими двумя странами и укреплению безопасности.
Искренне Ваш, Рональд Рейган
22 февраля 1986 года".
К началу 1986 года мы все больше убеждались в том, что советская экономика находится в состоянии развала. Я понимал, что, если не произойдет чуда, очередной виток экономического спада вынудит Горбачева подписать договор о сокращении вооружений, который устраивал бы нас обоих. Я был уверен, что если мы и дальше будем проводить свою прежнюю политику, то добьемся этого.
Горбачев пытался поправить положение дел в своей стране, но все шло со скрипом и страшно медленно. Рассматривая сложившуюся ситуацию как бы с его точки зрения, я приходил к выводу, что в первую очередь он должен урезать огромные расходы на вооружения. Жизненность нашей экономики, которая после спада резко пошла на подъем, буквально лишала его сна, и он должен был понимать, что, пока Советы продолжают гонку вооружений, мы будем опережать их.
Весной и летом мне пришлось принять три важных решения, приведших к ухудшению наших отношений с Советским Союзом.
В марте Тип О’Нил и некоторые его приверженцы в конгрессе, реагируя на предложение Горбачева последовать примеру Советов и объявить мораторий на ядерные испытания, предприняли попытку убедить американский народ оказать на меня давление с целью вынудить прекратить подземные испытания ядерного оружия.
Из соображений безопасности я в то время не мог объяснить настоящую цель этих испытаний. Хотя Тип и его сторонники заявляли, что целью таких испытаний являлось создание более мощного и усовершенствованного оружия массового поражения, на самом деле настоящей целью испытаний было проверить надежность оружия и убедиться, как долго оно сможет сохранять свои боевые свойства при ядерном нападении противника.
Поэтому я отдал распоряжение продолжать испытания.
Вторым щекотливым вопросом был вопрос о том, соблюдать ли условия Договора ОСВ-2, несмотря на то что Советы продолжали нечестную игру и нарушали установленные договором ограничения. У нас были доказательства доброго десятка нарушений договоров ОСВ и ПРО, в том числе монтаж красноярского радара, который, как мы точно установили, предназначался для применения в противоракетной оборонительной системе. Мнения Кэпа Уайнбергера и Джорджа Шульца в вопросе дальнейшего соблюдения Договора ОСВ-2 опять разошлись. Джордж высказался за строгое соблюдение договора, полагая при этом, что мы, стремясь улучшить отношения с СССР, ничего не выиграли бы, отказавшись от него. "Кэп же и другие, — записал я в дневнике после мартовского заседания группы планирования СНБ, — хотят от него отойти. Я склоняюсь к тому, чтобы выступать за замену этого бездействующего договора нашими предложениями по сокращению вооружений, выдвинутыми в Женеве. Советам следует заявить, что мы можем либо реально сократить вооружения, либо продолжать гонку вооружений, но ни в коем случае не будем сидеть сложа руки и смотреть, как они продолжают вести нечестную игру".
Договор ОСВ-2, хотя и не был ратифицирован, имел для многих либералов в конгрессе символическую важность. Он представлял собой один из тех немногих случаев, когда сверхдержавы согласились ограничить свои ядерные вооружения. Я с пониманием относился к такому символическому значению. Но в договоре было полно неточностей, которыми пользовались русские, и я начал публично говорить, что мы можем перестать соблюдать его положения из-за нечестной игры Советов, пока не появятся свидетельства соблюдения договора русскими.
В начале апреля ко мне приехал посол Анатолий Добрынин. Он получил новое назначение — секретарем ЦК КПСС и руководителем внешней политики КПСС, то есть стал, по сути дела, главным внешнеполитическим советником Горбачева. Он сообщил, что Горбачев с удручением воспринял мое решение продолжать ядерные испытания и возможный отказ от твердого соблюдения Договора ОСВ-2. В этой связи он считает, что еще не пришло время определять дату нашей встречи в верхах в Вашингтоне. Я решил, что Советы притворяются. После встречи я записал в своем дневнике: "Чувствую, что встреча состоится если не в июне — июле, то где-то вскоре после выборов".
Вот выдержки из письма Горбачева, переданного мне Добрыниным:
"Хотел бы поделиться некоторыми общими раздумьями, которые возникают у меня, да, наверное, и у Вас по поводу состояния и перспектив отношений между нашими странами. Причем, думаю, за точку отсчета надо взять нашу встречу в Женеве, где мы совместно взяли определенные обязательства.
Наши с Вами оценки ее, полагаю, совпадают: она была нужной, полезной, внесла определенный стабилизирующий элемент в отношения между СССР и США, в общую обстановку в мире. Естественно, что она вызвала и немалые надежды на будущее.
С момента женевской встречи прошло уже более четырех месяцев. У нас возникает вопрос: почему же все-таки дела складываются не так, как, казалось бы, это должно было быть? Где же реальный поворот к лучшему? Мы в советском руководстве расценили женевскую встречу как необходимость переводить принципиальные понимания, достигнутые там, в конкретные действия, имея в виду дать импульс нашим отношениям, наращивать в них позитивную динамику. Именно так мы и действовали после Женевы.
Исходя из этого, мы выдвинули широкую конкретную программу мер по ограничению и сокращению вооружений, по разоружению. В плане новых подходов к поиску взаимоприемлемых решений действовали советские делегации в Женеве, Вене, Стокгольме.
Как же действовали США? К сожалению, приходится констатировать, что сближения позиций, которое открывало бы реальную перспективу на достижение договоренностей, пока не произошло. Не буду входить в детали, давать здесь оценку американским позициям. Но один момент хотел бы отметить. Складывается впечатление, что наши инициативы очень часто пытаются представить как пропаганду, как стремление выиграть в глазах общественного мнения, как желание поставить другую сторону в неудобное положение. Никаких подобных расчетов у нас не было и нет. Да и наши инициативы легко проверить на деле. Наша цель — договариваться, решать вопросы, которые касаются СССР, США и, по существу, всех других стран.
Я специально остановился на этом, чтобы Вы правильно, непредвзято, по-деловому относились к нашим предложениям. Уверен, что в таком случае договариваться будет легче.
А что происходило в это время вне переговоров? Разумеется, у каждого из нас свой взгляд на политику другой стороны. Но опять-таки, разве Советский Союз в международном плане, в двусторонних отношениях делал что-то, способствующее нагнетанию напряженности или направленное в ущерб законным интересам США? Могу однозначно сказать: нет, такого не было.
С другой стороны, мы слышим все более яростные филиппики в адрес СССР, а также видим немало действий, прямо направленных против наших интересов, да и, скажу откровенно, против того, чтобы наши отношения становились более стабильными и конструктивными. Это усиливает недоверие к политике США и отнюдь не создает благоприятного фона для встречи на высшем уровне. Говорю об этом без обиняков, с тем чтобы не возникало здесь недоразумений, неправильного понимания, будто только одна сторона должна проявлять сдержанность и позитивный настрой. Наши отношения складываются не в вакууме, и их общая атмосфера — понятие вполне материальное. Чем она спокойнее, тем легче решать вопросы, в которых заинтересованы в равной мере обе стороны.
То, что решать их надо, — сомнений нет. И прежде всего это относится к области безопасности. Наши предложения Вам известны, они охватывают все важнейшие направления. При всем том хочу особо обратить Ваше внимание — мы не ставим вопрос так: все или ничего. Мы за то, чтобы двигаться шаг за шагом, и определенные возможности на этот счет обозначались нами, в частности, на переговорах по ядерным и космическим вооружениям.
Серьезно и взвешенно подошли мы к вопросу о прекращении ядерных испытаний. Не хотелось бы терять надежды, что мы сможем практически решить этот вопрос так, как это го от нас ждут в мире. Вряд ли стоит говорить, сколь важен этот вопрос сам по себе. Его решение несет и большой позитивный политический потенциал…
Желанием обеспечить взаимодействие в деле прекращения ядерных испытаний, подать добрый пример всем ядерным державам продиктовано мое недавнее предложение встретиться с Вами специально по этому вопросу в одной из европейских столиц. Посмотрите еще раз на это предложение, господин Президент, в широком политическом плане. Повторяю, речь идет о специальной, целевой встрече. Конечно, она никак не заменяла бы той новой большой встречи, о которой мы условились в Женеве.
О ней я очень серьезно размышляю, прежде всего с той точки зрения, чтобы она была действительно значимой, существенной, чтобы она позволила нам продвинуться в реализации достигнутых в Женеве фундаментальных пониманий. Некоторые вопросы из области безопасности, над которыми стоило бы поработать при подготовке к встрече, я, как Вы знаете, называл. Подтверждаю, мы готовы самым серьезным образом искать здесь решения, которые были бы взаимоприемлемыми и не наносили бы ущерба безопасности ни одной из сторон. При взаимном желании можно было бы определиться насчет и других возможностей для договоренностей в контексте предстоящей встречи как в области космических и ядерных вооружений, так и по вопросам, обсуждаемым на других форумах. Разумеется, у нас есть что обсудить и в региональных делах.