В ответ я лишь мог сказать, что отговаривать меня нет смысла: я сам придерживаюсь того же мнения.
Однако давление на меня не прекращалось. Я продолжал отказываться, но группа Холмса Таттла считала, что отказ — это не ответ.
В конце концов мы с Нэнси почти перестали спать. Постоянные напоминания, что я — единственный человек, способный достойно противостоять Брауну и сплотить партию, тяжелым грузом легли на наши плечи. Вскоре, собираясь ко сну, мы стали все чаще задаваться вопросом: "Если они правы и положение все усугубляется, а мы можем что-то сделать, но не делаем, есть ли у нас право спать со спокойной совестью?"
Наконец я решился на очередной шаг и сказал своим соратникам следующее: "Несмотря на то что я не убежден в правоте вашего выбора, у меня есть предложение. Вы должны организовать для меня еще один тур, чтобы я мог выступить перед жителями штата, а через шесть месяцев, в конце декабря 1965 года, я доложу, правы ли вы в своих прогнозах или же лучше подыскать другую кандидатуру на пост губернатора".
Я надеялся, что за полгода таких выступлений сумею найти достойную кандидатуру на этот пост, а потом уже включусь в борьбу за него.
Должен сказать, что отчасти мой план сработал, хотя и не совсем так, как я рассчитывал.
Группа Холмса Таттла наняла команду политических консультантов, возглавляемую Стюартом Спенсером и Уильямом Робертсом, которые должны были из списка приглашений выбрать самые нужные в разных концах штата. Причем мои выступления на собраниях республиканцев исключались: идея состояла в том, чтобы я встречался только с рядовыми американцами. Это позволяло также избежать непредвиденных осложнений.
Начав свой тур в июле 1965 года, я за шесть месяцев исколесил Калифорнию вдоль и поперек, разрываясь между дневными и вечерними встречами. Я проехал по всему штату, начиная с Сан-Диего на южной его границе и кончая рыболовецкими поселениями на побережье около Орегона.
Мой день строился таким образом: выступив с речью, я садился в машину и мчался на следующую встречу куда-нибудь в "Ротари-клаб", местную торговую палату или другую благотворительную организацию.
Речи, с которыми я выступал, во многом напоминали те, с которыми я последние годы ездил по стране от фирмы "Дженерал электрик". Под конец выступлений, встречаясь с жителями, я слышал все те же сетования: люди устали от разорительных правительственных программ и пустых обещаний, их раздражали все увеличивающиеся налоги, потоки правительственных указов и инструкций; они перестали верить невежественным чиновникам и бюрократам, считающим, что все проблемы человечества можно разрешить, только вытянув из налогоплательщиков очередную сумму денег.
Услышанное меня не удивляло. Я привык к подобным жалобам, более того — ждал их, отправляясь на встречу с народом. Меня удивляло другое. Где бы я ни был, в Сан-Хосе или Модесто, Лос-Анджелесе или Ньюпорт-Бич, после выступлений ко мне обращались с неизменным вопросом: "Почему вы не выдвигаете свою кандидатуру на пост губернатора?"
Как правило, я старался отшутиться, повторяя все ту же фразу: "Я актер, а не политик", — и предлагал подыскать другую, более подходящую кандидатуру. Но в ответ только новые и новые голоса подключались к общему хору, уговаривая меня вступить в предвыборную борьбу с Брауном.
Поначалу я подумывал, не организованы ли все эти встречи. Может быть, та группа, которая заинтересована в моей политической борьбе, пригласила и этих людей на мои выступления? Но потом понял, что тех, кто обращается ко мне с одним и тем же вопросом, слишком много, а мои выступления слишком отдалены пространственно одно от другого, чтобы их можно было организовать намеренно. К тому же очевидным был и тот факт, что эти люди к политике отношения не имеют.
Так прошло месяца три. Однажды, вернувшись домой после очередной встречи, я сказал Нэнси: "Знаешь, ничего из моих надежд не вышло. Может быть, они и правы, эти люди, убеждая меня включиться в борьбу за пост губернатора штата. Боюсь, что в конце концов нас загонят в угол".
Я вновь отправился в турне по штату, снова произносил речи и выслушивал те же жалобы и советы. Дома мы с Нэнси еще раз решили все взвесить. Кончилось это тем, что мы в очередной раз потеряли покой и сон и до поздней ночи продолжали размышлять: сможем ли когда-нибудь жить спокойно, если сейчас просто отсидимся в стороне, а Пэт Браун пройдет в губернаторы на третий срок?
Через полгода, которые я сам же отпустил себе на решение этого вопроса, я сказал Нэнси: "Ну как я могу отказать этим людям?"
Мы понимали, что, если я вступлю в борьбу, наша жизнь, которую мы так любили, может в один момент измениться самым драматическим образом, и, может быть, навсегда. И все же я сказал Нэнси, что едва ли нам удастся остаться в стороне, и она согласилась со мной.
Я позвонил группе Холмса Таттла и сказал, что согласен выдвинуть свою кандидатуру от Республиканской партии на пост губернатора. 4 января 1966 года я объявил об этом решении по телевидению.
Когда Пэт Браун в телевизионной коммерческой передаче встретился с группой детей и заявил: "Моим соперником на предстоящих выборах будет актер, а вы, конечно же, знаете, кто убил Эйба Линкольна, правда?" — я понял, что он почувствовал опасность.
Я получил возможность баллотироваться на пост губернатора против кандидатуры Брауна на первичных выборах сторонников Республиканской партии, временами принимавших весьма ожесточенный характер. Я выиграл, во многом благодаря затянувшемуся расколу между фракциями умеренных и консерваторов внутри самой партии.
Моим главным оппонентом был Джордж Кристофер, бывший мэр Сан-Франциско, который пытался выставить меня правофланговым экстремистом и тут же нападал на меня за то, что я не скрывал своего участия в прошлом в прокоммунистической группировке. Тот факт, что я сразу же вышел из нее и стал ярым противником коммунистов, как только разобрался в сути вещей, Кристофером не упоминался.
В политике я был человек новый, и порой это становилось заметным. Как-то на съезде цветных членов Республиканской партии я выступил с речью и, едва успев вернуться на свое место, тотчас оказался под огнем обвинений Кристофера. Он, поднявшись со своего места, тоже выступил с речью, в которой назвал меня расистом.
Секунду-другую я едва сдерживал гнев, затем обратился к присутствующим и Кристоферу (позднее мне говорили, что в тот момент я почти кричал) со словами, что это неправда. Я никогда не был расистом и возмущен его нападками на мою честь. После этого я покинул зал и поехал домой, оставив за спиной изумленную аудиторию.
За свою почти тридцатилетнюю карьеру в Голливуде я привык к нападкам критиков. Но я вырос в семье, где не было греха страшнее, чем расизм, и терпеть подобные обвинения от Кристофера не собирался.
Едва я добрался до дому, как за мной примчались двое членов моей команды и уговорили меня вернуться. Я уже слегка остыл и появился в зале, когда собрание шло к концу. Вновь поднявшись на сцену, я попытался объяснить, что вывело меня из себя в выступлении Кристофера. Думаю, что слушатели меня поняли. Но это был первый и последний раз, когда я покидал сцену во время политических дебатов, и этот случай стал для меня частью политического самообразования.
Выпады в мой адрес во время первичных выборов подчас бывали столь несправедливы, грязны, что председатель Республиканской партии в нашем штате Гейлорд Паркинсон даже сформулировал правило, назвав его одиннадцатой заповедью: "Не возводи на друга твоего республиканца свидетельства ложна". Этому правилу я неукоснительно следую с того момента и по сей день.
Победив на первичных выборах Кристофера, мне пришлось иметь дело с Брауном, чья кампания против меня проходила под лозунгом: "Что делает актер в поисках высокого поста губернатора Калифорнии".
В самом начале кампании Браун, похоже, не сомневался, что с легкостью пройдет на третий срок губернаторства. На первичных выборах он легко обошел Дика Никсона, бывшего вице-президента США, и сенатора Уильяма Ф. Ноуленда, издателя из Окленда, фигуру заметную и сильную, на которую делали высокие ставки. Поэтому, как я думаю, сбить политического новичка из Голливуда ему казалось проще простого.
Я собирался сконцентрировать все внимание в предвыборной борьбе на самых важных проблемах, но игнорировать выпады Брауна в свой адрес не мог. Основной его довод заключался в том, что актер не может быть губернатором, поскольку не имеет опыта политической деятельности. Я решил разбить расчет Брауна и предстать перед избирателями как есть: обычный рядовой американец, гражданин, решившийся разобраться в той путанице, в которую превратили правительство наши политики.
Я соглашался, что человек, уже занимавший этот пост, более опытен. И добавлял: именно поэтому я и решил баллотироваться в губернаторы.
На помощь себе Браун призвал Эдварда Кеннеди, вместе с которым они отправились в турне по штату. На встречах с избирателями Кеннеди заявлял: "Рейган никогда не занимал никакого политического поста, теперь сразу же решил претендовать на высший — в правительстве штата".
Однако, когда я в следующем выступлении парировал его выпады, он перестал возвращаться к этой теме. Я сказал: "Здесь присутствует сенатор из Массачусетса, специально прибывший в Калифорнию, который точно знает, что я не занимал никаких политических постов. Что ж, это так. Но подумать только — этот сенатор раньше вообще не занимал никакого поста!"
И все же я понимал: если не принять мер, фраза "он всего лишь актер" может мне навредить. Я знал, что у многих людей существует неверное представление об артистах, артист — значит, только и умеет, что играть на сцене. Он сыграл несколько ролей? Но это же все придуманное. Единственное, что он может, — прикидываться кем-то другим. Кто умеет делать дело, тот его делает, кто не умеет — тот прикидывается…
Однако в моем актерском прошлом были и свои преимущества: многие зрители переносили чувства, которые испытывали к своим экранным любимцам, в жизнь; я же мог обратить эти чувства на пользу себе.