Еще задолго до того, как я стал президентом, у меня сформировалась четкая точка зрения относительно того, что мы, как нация, должны сделать, если американец или американка будут задержаны за границей против своего желания. Я считал, что если когда-либо одному из наших граждан, даже самому недостойному, будет отказано в праве на жизнь, свободу и счастье и это произойдет не по его вине, то, где бы он ни находился, мы должны сделать все возможное, чтобы восстановить его право, чего бы это нам ни стоило. И этой политики я придерживался все восемь лет, находясь на посту президента.
Во время избирательной кампании мне давали отобранную информацию по различным международным проблемам, касающимся нашей страны, но, став президентом, я каждое утро стал получать гораздо более детальную информацию о положении дел в мире и узнал о новых проблемах и больших возможностях для нашей страны.
Так, я узнал, что советская экономика находится даже в худшем состоянии, чем я себе представлял. Я всегда считал, что коммунизм как экономическая система обречен. В ней недостает не только стимулов свободного рынка, побуждающих людей упорно работать и не останавливаться на достигнутом, — той экономической движущей силы, которая сделала Америку процветающей страной, — но вся история насчитывает множество примеров, показывающих, что любое тоталитарное государство, которое лишает свой народ личной свободы выбора, в конечном итоге обречено. Большевистская революция просто заменила потомственную аристократию са-моназначенным советским руководством, и, подобно своим предшественникам, оно не может выжить вопреки врожденному стремлению всех людей быть свободными.
Экономическая статистика и информация разведки, которые я получал во время ежедневных брифингов Совета национальной безопасности, представляли ощутимое свидетельство того, что коммунизм приближается к грани своего падения. Это происходит не только в Советском Союзе, но и во всех странах восточного блока. Советская экономика держится только на принудительной силе, это — безрукий и безногий инвалид, и в определенной степени этому способствовали огромные расходы на вооружение. В Польше и других странах восточного блока экономика находилась в плачевном состоянии; поступали известия о нарастающих национальных распрях внутри советской империи.
Приходилось лишь удивляться тому, как долго Советы сохраняют свою империю как единое целое. Для меня было ясно, что если там не произойдет каких-то изменений, то коммунизм рухнет под собственной тяжестью, и я думал о том, как мы, как страна, можем использовать эти трещины в советской системе, чтобы ускорить процесс ее крушения.
В ответ на советское вторжение в Афганистан Джимми Картер ввел эмбарго на отгрузку американского зерна в Советский Союз. Хотя я поддерживал идею, что мы должны направить в Москву послание, резко осуждающее акцию вторжения, я опасался, что эмбарго, возможно, в большей степени ударит по нашим фермерам, чем по русским, потому что тогда кто-то из наших союзников будет поставлять зерно, необходимое Советскому Союзу. Чтобы помочь нашим фермерам, я был намерен отменить эмбарго, но принять такое решение было нелегко; я не хотел выражать одобрение тому, что делали русские. По идее, предполагалось, что, расширяя торговлю, Советы будут более сдержанны, но, насколько я мог судить, это просто давало им возможность тратить меньше ресурсов на сельское хозяйство и потребительские товары и больше — на вооружение.
Отмена эмбарго была бы хорошей поддержкой нашим фермерам и экономике в то время, когда она нуждалась в помощи, но должны ли мы идти на такой шаг, если это будет способствовать продлению жизни коммунизма? С этой дилеммой я столкнулся в первый месяц пребывания в Белом доме.
Перед нами была и другая серьезная проблема: как остановить продвижение коммунизма в Латинскую Америку, чтобы народы этого континента не считали, будто дядя Сэм представляет для них большую угрозу, чем коммунисты?
Спустя несколько дней после инаугурации сотрудники нашего разведуправления получили твердые и неопровержимые доказательства того, что марксистское правительство Никарагуа переправляет с Кубы сотни тонн советского оружия повстанческим группам в Сальвадор. Хотя Сальвадор в данном случае был ближайшей задачей, данные говорили о том, что Советы и Фидель Кастро планируют насаждение коммунистических режимов во всей Центральной Америке. Сальвадор и Никарагуа являлись как бы "расплатой наличными". На очереди стояли Гондурас, Гватемала и Коста-Рика, затем Мексика.
Эти планы уже давно зрели в умах коммунистических лидеров. Мне как-то рассказывали, что Ленин однажды сказал: "Сначала мы завоюем Восточную Европу, затем организуем азиатские орды. Затем пойдем дальше, в Латинскую Америку; когда Латинская Америка будет наша, то нам не придется завоевывать Соединенные Штаты, этот последний оплот капитализма сам упадет в наши руки, как перезрелый плод"[29].
Мы уже потеряли Кубу, она стала коммунистической. Я был уверен, что свободный мир не собирается терять Центральную Америку и государства Карибского бассейна и отдавать их коммунистам, но мы должны действовать очень осторожно. В представлении многих латиноамериканцев Соединенные Штаты являются "великим северным колоссом", который в прошлом стремился направить своих морских пехотинцев в их страны и вмешиваться в их дела. Перспектива переброски американских войск через границы для борьбы с коммунизмом внушала им отвращение. Я знал, что после Вьетнама американцы просто не захотят отправлять своих сыновей сражаться в Центральную Америку, и я не намерен был просить их об этом.
Кроме того, я понимал, что просто послать войска в Центральную Америку вовсе не значит положить конец угрозе подрывной деятельности коммунистов. Во многих странах этого региона существовали огромные экономические и политические проблемы, что создавало благоприятное поле деятельности для партизан Кастро, и эти проблемы надо было решать. Миллионы людей в Латинской Америке живут в ужасных условиях неприкрытой нищеты, а почти девяносто процентов — в странах с фактически диктаторскими режимами. Конечно, мы могли бы послать войска, но угроза коммунизма не станет меньше до тех пор, пока не улучшится уровень жизни и пока тоталитарные государства Латинской Америки не дадут больше свободы своим народам.
Франклин Д. Рузвельт, Джон Ф. Кеннеди и другие президенты предлагали различные проекты, направленные на разрешение экономической, социальной и политической неустойчивости в Латинской Америке, что делает ее такой благоприятной для революции, но ни один из них не увенчался успехом; латиноамериканские страны всегда видели, как их северный "великий колосс" готов против их желания навязать свой план решения проблем.
И тем не менее что-то должно было быть сделано. Я обратился к Дэвиду Рокфеллеру с просьбой помочь в разработке плана по улучшению экономики стран Латинской Америки, причем такого плана, который бы они не рассматривали как еще одну попытку "великого колосса" диктовать, что им делать.
Проводя окончательный анализ, я понял, что проблемы Латинской Америки должны быть решены самими латиноамериканскими странами, но я всегда считал (и выступлением на эту тему начал свою избирательную кампанию 1980 года), что крупнейшие страны Северной Америки — Канада, Мексика, Соединенные Штаты — должны создать более тесный союз, стать большей силой в мире и помочь в решении этих проблем. Это не только принесет нам взаимную экономическую выгоду, но, как я полагал, работая вместе, мы могли бы помочь странам Латинской Америки самостоятельно решить свои проблемы.
На встрече с премьер-министром Канады Пьером Трюдо в Оттаве во время первой ознакомительной поездки за границу в качестве президента я понял, что он согласен с моим мнением; затем президент Мексики Хосе Лопес Портильо сказал, что проведет ряд встреч с представителями Венесуэлы и других латиноамериканских стран, чтобы способствовать переговорам по прекращению транспортировки оружия с Кубы в Сальвадор. Таким образом, было положено хорошее начало. По дипломатическим каналам я известил наших южных друзей: "Мы поможем в решении ваших проблем, но мы не будем вмешиваться и пытаться сделать это за вас".
Зимой 1981 года автомобильная промышленность испытывала трудности больше, чем любая другая отрасль нашей экономики. Она так до конца и не оправилась от последствий нефтяного эмбарго арабских стран, и салоны были забиты непроданными автомобилями; заводы Детройта и их поставщики, разбросанные по всей стране, уволили в отпуск тысячи рабочих, и бесчисленные общины, полагавшиеся на здоровую автомобильную промышленность, оказались в беде.
Япония поставляла все больше и больше автомобилей на наш рынок, и многие в Детройте хотели сделать Японию козлом отпущения всех своих проблем. В конгрессе и столицах многих промышленных штатов это не могло не вызвать настроений в пользу введения квоты на импорт японских товаров.
Я выступаю за свободную торговлю и категорически против квот на импорт. Я считал, что новая конкуренция, с которой столкнулся Детройт, — только на пользу, как и всякая конкуренция вообще, а также на пользу потребителю; она является тем стимулом, который заставит нашу автомобильную промышленность производить лучшие автомобили. Именно так работает система свободного предпринимательства. Если мы вступим на путь протекционизма, то обратной дороги нет, так как нельзя сказать, где он кончится.
Я понял это во время "великой депрессии", когда конгресс принял закон Смута — Хоули о тарифах. В соответствии с ним для защиты американских фермеров от иностранного импорта вводились жесточайшие за всю нашу историю тарифы. Но он обернулся тем, что нанес ущерб самим фермерам и большинству отраслей американской промышленности, потому что другие страны незамедлительно обложили налогом свои собственные тарифы, а это привело к тому, что наши фермеры и производители стали меньше продавать за границу. Закон Смута — Хоули начал международную торговую войну, которая продлила депрессию и явилась всеобщим бедствием, вызвав волну экономического национализма. Я всегда поддерживал Франклина Делано Рузвельта, когда в 1933 году он сказал: "Единственный реальный способ гарантировать американскую протекционистскую торговлю от пагубных последствий торговых барьеров в других странах — это предпринять вместе с ними согласованные усилия