Когда я теперь оглядываюсь на те дни, понимаю, что поворот занял несколько больше времени, чем я ожидал. Но я всегда верил, что он наступит. Я верил в программу экономического возрождения, потому что верил в уменьшение налогов и в американцев. Я чувствовал, что мы непременно решим свои проблемы, потому что обладаем "особым" секретным оружием в борьбе за их решение. Наши рабочие, фермеры, предприниматели смогут вновь проявить свои уникальные способности упорно и неустанно трудиться над решением своих проблем и делать лучше свою жизнь, жизнь своих детей и своей страны; если освободить эти силы от оков, налагаемых на них властями, они выведут страну из кризиса.
В 1981 году на церемонии по поводу двухсотой годовщины нашей победы над британскими войсками при Йорктауне я сказал: "У нас есть экономические проблемы внутри страны, и мы живем в тревожном и жестоком мире. Но у нашего народа есть моральные свойства, придающие нам более чем достаточно сил, чтобы выдержать ожидающие нас впереди испытания".
Я был прав. Но процесс этот затянулся дольше, чем я ожидал, многое из того, на что я рассчитывал, не сбылось, и меня постигли большие разочарования.
Программа экономического возрождения предусматривала три вида мероприятий: уменьшение налоговых ставок, устранение правительственного регулирования экономики и сокращение государственных расходов. По первым двум мероприятиям нам удалось достичь прогресса, но по третьему он был слишком незначителен.
Мы сократили расходы за первый год на 40 миллиардов долларов. Это было самое большое сокращение из когда-либо осуществленных. Но в ту осень, ожидая, что уменьшение налогов окажет воздействие на экономику, я понял, как был прав, говоря о невозможности быстрого решения наших экономических проблем. Дефицит не только не уменьшался, но вырос, и я понял, что нам не сбалансировать бюджет в 1984 году. Из-за более быстрого, чем ожидалось, снижения уровня инфляции федеральные доходы оказались ниже предполагаемого уровня, что осложнило сбалансирование бюджета.
После обсуждения в кабинете министров в декабре 1981 года бюджета на 1982/83 финансовый год я сделал в моем дневнике следующую запись, которая отражает испытываемое мною тогда чувство разочарования:
"Взяв на себя сбалансирование бюджета, мы оказались перед величайшим бюджетным дефицитом, какой когда-либо существовал. И все же в процентном выражении он будет меньше по отношению к валовому национальному продукту. Однако спад привел к росту цен и сокращению доходов, так что даже при условии сокращения аппарата у нас сохраняется огромный дефицит".
За несколько недель до совещания я пригласил некоторых ведущих экономистов в Белый дом, чтобы спросить их о причинах такого резкого экономического спада и о возможностях его прекращения. Все они ответили по-разному, напомнив мне слова, сказанные однажды Гарри Трумэном: "Найдите мне какого-нибудь одностороннего экономиста, потому что все, кого я знаю, всегда говорят: "Но, с другой стороны…"
Я рассказал одному из экономистов анекдот о том, как три человека очутились однажды вместе у врат Царства небесного. Поскольку у святого Петра было место только для одного, он обещал отдать его представителю самой древней профессии. Один из троих, выступив вперед, сказал: "Думаю, это я, поскольку я хирург. Всем нам известно, что Бог создал мир за шесть дней, а потом, сотворив Адама, он из ребра его сотворил женщину — а ведь это была хирургическая операция". Но, прежде чем первый успел переступить порог рая, вперед выступил другой: "Одну минуту. Я инженер, до сотворения человека везде царил Хаос. Всевышнему пришлось тру-диться шесть дней и шесть ночей, чтобы преодолеть его, а для этого без инженерного искусства не обойтись". Не успел святой Петр ответить, как вперед выступил третий: "Ну а я экономист. А откуда, вы думаете, взялся весь этот Хаос?"
Томас Джефферсон однажды сказал о юристах: "По каждому вопросу юристы расходятся во мнениях примерно половина на половину. Если бы мы действовали только в тех случаях, когда мнения совпадают, мы бы никогда ничего не сделали". Думаю, то же самое можно сказать и об экономистах.
Одно было абсолютно ясно: для сокращения дефицита нам следовало вытопить жир, накопившийся в федеральном бюджете за десятилетия плохого управления и непродуманных, расточительных программ, и убедить конгресс прекратить ежегодно добавлять его к бюджету. Но как раз в тот момент, когда стало ясно, что нам необходимы новые сокращения, коалиция, образованная для того, чтобы провести проект уменьшения налогов за три года на 25 процентов и сокращения бюджета, начала распадаться.
До выборов 1982 года оставалось меньше года. Многие демократы, ценой риска поддержавшие эти законопроекты, вернулись в лоно своей партии; Тип О’Нил и другие лидеры демократов вернули их к повиновению, предупредив о возможности потери ими важных постов в комитетах конгресса, а также лишения финансовой поддержки партии во время избирательной кампании.
Даже многие консерваторы-республиканцы опасались неудачи на выборах из-за экономической ситуации. Не разделяя моей веры в то, что уменьшение налогов сможет оживить экономику, они начали оказывать на меня давление, чтобы вынудить увеличить налоги и государственные расходы. Короче говоря, как писали тогда некоторые журналисты, казалось, что период моих безоблачных отношений с конгрессом завершился.
Нам пришлось отказаться от намерения сократить миллиарды, мошеннически растрачиваемые в системе социального обеспечения. Среди прочих вопиющих нарушений обнаружилось, что ежемесячные пособия рассылались восьми тысячам пятидесяти гражданам, которых не было в живых в среднем уже более шести лет. Причем демократы обвиняли нас, что мы обрекаем стариков на голодную смерть. (Позднее мы общими усилиями обеих партий разработали программу, гарантировавшую надежность системы на годы вперед.) Затем "Атлантик мансли" опубликовал статью с критическими высказываниями Дэвида Стокмана, директора департамента управления и бюджета, о бесполезности программы экономического возрождения. Эд Мис и другие ответственные работники аппарата Белого дома (а также Нэнси) убеждали меня потребовать отставки Стокмана как ренегата.
Я пригласил его на завтрак в Белый дом. Я свой завтрак съел, он к своему не притронулся. Стокман выразил готовность уйти в отставку, но сказал, что автор статьи, его друг, опубликовал замечания, сделанные им в частном порядке; я его отставку не принял. Хотя я и не сожалею о своем решении, он впоследствии написал о нашей программе экономического возрождения нечто совсем не соответствующее действительности. В своей книге он изобразил себя борцом — в том числе и со мной — за сокращение расходов.
В первые месяцы нашей администрации Стокман неплохо поработал в департаменте управления и бюджета, но был одним из первых в нашей команде, кто выступил за увеличение налогов, прежде чем их уменьшение могло сказаться на состоянии экономики. Более того, много раз, когда я предлагал подтолкнуть конгресс сократить расходы на какую-то определенную программу, он неизменно отвечал, что это безнадежное дело, что на Капитолийском холме оно обречено на провал. Стокман был одним из тех, кто за несколько дней до Рождества в 1981 году убеждал меня отказаться от моей программы и увеличить налоги. Я записал тогда в дневнике:
"Спад углубился, опрокинув наши прежние расчеты. Теперь моя команда настаивает на увеличении налогов, чтобы препятствовать росту дефицита. Я сопротивляюсь. Нахожу, что уменьшение налогов приведет путем стимулирования экономики к росту доходов. Я намерен дождаться результатов".
В течение трех последующих лет меня постоянно вынуждали отказаться от экономической программы. Я пошел на некоторые компромиссы. Чтобы добиться поддержки конгрессом дополнительных сокращений расходов и показать финансовым кругам наше твердое намерение сократить дефицит в 1982 году, я заключил соглашение с демократами в конгрессе, предусматривающее некоторое увеличение налогов (что должно было составить свыше 98,3 миллиарда долларов за три года) при условии их согласия на сокращение за то же время расходов на 280 миллиардов. Позднее демократы отказались выполнить это условие, и сокращения расходов не произошло. Я также согласился на осуществление программы военной модернизации более медленными темпами, чем мне этого хотелось. Но за этими исключениями я был твердо намерен осуществлять свою программу до конца, преодолевая всякое сопротивление.
Нэнси иногда называет меня упрямым. Что ж, в данном случае я действительно проявил упрямство. Я считал себя правым. Для того чтобы уменьшение налогов привело к экономическому возрождению, необходимому для снижения процентных ставок, инфляции и безработицы, требовалось время. Я твердо верил, что нам следовало только ждать.
Противоречия в этом вопросе определяли мой первый срок в Белом доме. Подождем, пока начнут сказываться результаты уменьшения налогов и расходов, говорил я. Они не дают никаких результатов, они ни к чему не приведут, давайте увеличим налоги, возражала другая сторона.
Записи в моем дневнике за 1982 год иллюстрируют эту борьбу, какой она представлялась мне из Овального кабинета:
"11 января
В Белом доме побывали республиканские лидеры палаты представителей. Все они, кроме Джека Кемпа, твердо стоят за новые налоги и сокращение расходов на оборону.
Похоже, что год предстоит не из легких.
20 января
Первая годовщина (вступления в должность президента). День был тяжелый. Совещание по бюджету и всеобщие требования об увеличении акцизных сборов… В конце концов я уступил, но против своего желания.
21 января
Встретился с представителями Торговой палаты США. Они убедительно просили меня не увеличивать налоги. Меня задели за живое их слова, что, поступив таким образом, я отрекусь от своей собственной программы. Именно это я и сам чувствую. После встречи я сказал Эду (Мису), Джиму (Бейкеру) и Майку (Диверу), что нам следует вернуться к нашим планам. Я просто не могу согласиться на увеличение налогов. Мы снова этим займемся с утра…