Приведу еще несколько отрывков из моего дневника за ту весну, начиная с нашего приезда в Германию перед экономическим совещанием:
"2 мая
День начался рабочим завтраком со всей нашей делегацией. Затем в 9.35 к нам присоединилась Нэнси. Мы отправились на вертолете в Бонн, а оттуда на машине — на виллу Хар-мершмидт, резиденцию президента (Рихарда) фон Вайцзеккера. Нас встречали президент с женой, сотрудники нашего посольства и официальные лица с германской стороны. Это была официальная церемония (функции германского президента в основном представительские). Мы с ним обошли строй почетного караула и т. п. После этого Нэнси покинула нас, чтобы отправиться в Рим, где ее ожидает аудиенция у папы и программа, которая займет ее время до 4 мая.
Президент и я вместе с представителями обеих сторон провели получасовую встречу, а затем мы отправились в ведомство федерального канцлера на встречу с канцлером Гельмутом Колем. 45 минут мы беседовали один на один. Я заверил его, что меня не расстроила шумиха, поднятая прессой по поводу возложения венка на Битбургском военном кладбище. Он сказал, что своей твердой позицией по этому вопросу я завоевал сердца немцев. Следующая встреча была с президентом Франции Миттераном. Он по-прежнему настаивает на конференции для обсуждения валютных курсов и пр. В течение двух лет после совещания в Вильямсбурге наши министры и специальные уполномоченные занимались обсуждением и изучением финансовых вопросов. В июне они должны представить свой доклад. Я предложил подождать до июня и затем посмотреть, что еще потребуется. Миттеран не удовлетворен таким планом и хочет привязать совещание по финансовым проблемам к торговым переговорам на любом уровне. Я также вкратце рассказал ему о нашей стратегической оборонной инициативе и почувствовал с его стороны желание участвовать в этом в какой-либо степени. Затем я вернулся в Гюмниш, где встретился с нашим верным союзником Маргарет Тэтчер. Мы провели полчаса, обсуждая главным образом предстоящую встречу в верхах. Затем на вертолете — в замок Аугустберг на встречу с Гельмутом и прием, где было много народу. (Позднее) на машине с эскортом — в замок Фалькенбуст на обед с участниками экономического совещания. За обедом я рассказал им об успешной встрече Нэнси с семнадцатью другими первыми леди, посвященной борьбе с наркотиками. Они заинтересовались этим, и мы решили заняться выработкой программы сотрудничества в решении проблемы наркотиков.
3 мая
Встреча на высшем уровне началась. Надо отметить, что улицы, по которым мы проезжали, были заполнены людьми, приветствовавшими нас аплодисментами, жестами, возгласами… Я уверен, они хотели дать мне знать, что не согласны с продолжающимися выпадами из-за предстоящего визита в Бит-бург. Встреча проходила очень хорошо, по большинству пунктов повестки дня было достигнуто согласие, что найдет отражение в заключительном документе. Затем мы подошли к вопросу об ускорении сроков 86-го раунда торговых переговоров. Президент Миттеран высказался против протекционизма, но был категорически против 86-го раунда торговых переговоров о дальнейшем сокращении или упразднении существующих в настоящее время протекционистских мер. Все мы виновны в их применении. Его проблема в том, что Франция субсидирует свое сельское хозяйство, чтобы экспортировать продукцию по более низким ценам, чем на мировом рынке. Если к этому добавить приближающиеся в 1986 году во Франции выборы, то все станет понятно.
Мы старались как только могли, вновь и вновь переписывая условия соглашения. Спор становился все более ожесточенным, Миттеран обвинил США во вмешательстве в. европейские дела и пр. Завтрак задержался. Наконец мы приняли текст, где прямо говорилось, что большинство из нас считает, что такая встреча должна состояться, и наши министры встретятся в июле, чтобы выработать план. Завтрак состоялся в 2.30. На обеде вечером присутствовали только главы государств. Вместо делового обсуждения мы пустились рассказывать всякие истории. (Премьер-министр Канады) Брайан Малруни начал, я продолжил, и в итоге мы все неплохо провели время.
5 мая
Наступил день, о котором уже много недель говорил весь мир. В 9 утра мы вместе с Колем и его супругой отправились на могилу Конрада Аденауэра. Наши супруги возложили на могилу цветы. Прессу предупредили об этой церемонии только за час. Мы не хотели разговоров о том, что этим шагом мы желали смягчить критические настроения в связи с Битбургом. Оттуда на вертолете — в концентрационный лагерь Берген-Бельзен. Это было волнующее переживание. Мы побывали в небольшом музее, где видели увеличенные фотографии происходивших там ужасов. Затем мы обошли поросшие вереском холмы, под каждым из которых было похоронено не менее 5000, главным образом евреев, но также и множество христиан, католических священников и цыган, убитых там или умерших от голода. Я произнес речь, в которой, надеюсь, опроверг выдвигаемые против нас ложные обвинения. Я заявил, что мы не должны забывать о прошлом и должны дать обещание, что оно никогда не повторится. До конца дня появились сообщения, что моя речь оказала свое воздействие. Она транслировалась по германскому и европейскому телевидению.
Позже, во второй половине дня, мы посетили Битбург. Улицы были полны народа — большинство было дружески расположено, но наблюдались и враждебно настроенные демонстранты. Мы прибыли на кладбище, где встретили 90-летнего генерала (Мэтью) Риджуэя, последнего из оставшихся в живых американского военного руководителя высшего ранга в период войны, и немецкого генерала Штайнхофа. Его самолет был сбит, и американский военный врач в конце войны сделал ему пластическую операцию по восстановлению лица. Коль, я и генералы прошли по маленькому кладбищу к памятнику, где генералы возложили венки. Раздались звуки военной траурной мелодии, и затем настал поистине драматический момент, когда генералы пожали друг другу руки. Об участии генералов в церемонии прессе не было известно заранее. После этого мы отправились на военно-воздушную базу, где расположены германские и американские части. Собралось несколько тысяч людей — семьи военных, жители Битбурга, мэр города, члены городского совета и др. Немецкий военный оркестр исполнил наш гимн. Затем наш оркестр исполнил их гимн. Моя речь представляла собой нечто вроде продолжения речи, произнесенной мной в Бельзене. Она была восторженно принята, говорят, что она способствовала перемене в общественном мнении. Мне было очень приятно. Позже мне сказали, что оба генерала сидели держась за руки. Генерал Риджуэй с женой вернулись с нами в Бонн на президентском самолете. В Гюмнише нас ожидал официальный обед, которому предшествовал небольшой прием. После обеда получасовые развлечения, камерная музыка. Так прошел день, который все — нет, пожалуй, не все, но большая часть прессы — обрекали на катастрофический провал.
Одно из самых памятных мгновений я пережил не на кладбище, а на следующий день, наш последний день в Германии, когда Нэнси, я и Гельмут Коль с супругой прибыли на вертолете в очаровательное лесное местечко, а затем по горной дороге направились на машине к древнему германскому замку. По пути следования нас собрались приветствовать огромные толпы. Когда мы подъехали к замку, у его стен нас ожидали около десяти тысяч подростков. Я сказал несколько слов, а вся эта молодежь, усыпавшая склоны возвышавшегося надо мной холма, неожиданно запела: десять тысяч голосов на превосходном английском языке исполнили американский гимн. Они разучивали его неделями, готовясь к моему визиту. Когда они закончили, я стоял молча, прислушиваясь к эху их голосов, раздававшемуся в моем сердце. Если бы я попытался что-нибудь сказать, то не смог бы в тот момент вымолвить ни слова.
Я никогда не пожалел о том, что не отказался от поездки в Битбург. Уверен, что посещение мною кладбища и неожиданный драматичный жест ветеранов, представляющих обе воевавшие стороны, помог укрепить наш союз с Европой и навсегда залечить многие старые раны, нанесенные войной.
Генерал Риджуэй выразил готовность поехать со мной в Битбург, когда разразилась вся эта шумиха по поводу моего плана посещения кладбища. Пришла пора, сказал он, один из славнейших наших воинов, пора примирения.
В деятельности президента есть и приятная функция, которая не имеет никакого отношения к экономическим проблемам или международным кризисам. Она заключается в возможности иногда помочь людям.
Однажды в мае 1982 года я был ужасно возмущен, прочитав в газете о негритянской семье, проживавшей около Мэрилендского университета. Муж и жена работали в типографии. Они нередко страдали от враждебных выходок, и на лужайке перед их домом сожгли крест.
Я освободил себе один вечер и позвал с собой Нэнси. Она с удовольствием согласилась навестить вместе со мной этих жертв нетерпимости. Это была симпатичная пара с четырехлетней девочкой. С ними жила и бабушка, очень милая женщина. У них был комфортабельный и со вкусом обставленный дом. Визит доставил нам большое удовольствие, и, когда настало время уходить, они проводили нас до машины. Наша машина с сопровождением, естественно, привлекла внимание, собралась толпа соседей, и наше прощание на улице сопровождалось аплодисментами. Понятно, что у этой славной семьи больше не было неприятностей.
В другой раз я прочел в "Нью-Йорк таймс" о двадцатидевятилетнем отце восьмерых детей, в худший период экономического спада тринадцать месяцев остававшимся безработным. Возвращаясь однажды домой после поисков работы, он увидел, как слепой, случайно сломав свою трость, упал на рельсы подземки. Молодой человек храбро спрыгнул на рельсы и спас слепого. Мы узнали номер его телефона, и я позвонил ему. Я спросил, получил ли он место, которое искал до этого происшествия. Он ответил, что как раз собирается на второе собеседование по этому поводу. Я позвонил в компанию, куда он хотел поступить. Сначала телефонистка не поверила, что это я, и отказалась соединить меня с управляющим. Но в конце концов я с ним связался. Не знаю, имел ли мой звонок к этому отношение, но молодой человек получил работу.