Однажды вечером мы сидели у себя в гостиной, когда Рекс вдруг уставился в глубь главного зала в направлении другого конца здания. Глаза его были устремлены прямо, а уши встали торчком.
Я пригляделся, но ничего не увидел. Рекс громко залаял и медленно двинулся по залу. Я наблюдал за ним. Остановившись почти посередине зала, он, казалось, вглядывался во что-то перед собой. Может быть, там было что-нибудь, подумал я, чего я со своего места не видел.
Мне стало действительно любопытно, я подошел к собаке и позвал: "Назад, Рекс, назад", пытаясь заставить его вернуться в гостиную. Но он не двинулся с места, а так же упорно глядел перед собой и непрерывно лаял. К тому времени я был уже около спальни Линкольна и вошел туда. Рекс пошел было за мной, но у двери остановился. Он перестал лаять и, глухо рыча, стал пятиться от двери. Когда я попытался заставить его войти в спальню, он сопротивлялся и наконец бросился бежать, напуганный чем-то, находившимся в комнате.
В другой раз я работал в своем кабинете в противоположном конце здания, когда Рекс вдруг поднялся на задние лапы, чего он никогда не делал раньше, и начал в таком виде передвигаться по комнате, глядя на потолок. Похоже было, что он следил за чем-то. Он обошел мой письменный стол, затем перешел на другую сторону комнаты и потом вышел. На другой день я рассказал о происшедшем сотрудникам секретной службы. Мне говорили представители нашей разведки, что в нашем посольстве в Москве русские использовали электронные устройства для подслушивания и улавливания информации, содержавшейся в письмах и сообщениях, печатавшихся на электрических машинках. Поэтому я спросил, не могло ли поведение Рекса быть реакцией на какие-то электронные сигналы. Наши специалисты обследовали комнату, но не нашли ничего необычного, кроме едва уловимого шума от телевизора, находившегося там еще со времен Линдона Джонсона.
Все это показалось мне довольно странным, но я хочу сразу же сказать, что отнюдь не утверждаю, что дух Эйба Линкольна обитает в Белом доме. Я не хочу породить еще один миф.
Как я уже говорил, миф обо мне самом, всегда более всего меня раздражавший, заключался в том, что я фанатик, втайне сочувствующий расовым предрассудкам. В Сакраменто мне удалось развеять такое представление назначением большего количества людей с темной кожей на ответственные должности, чем это сделали все другие калифорнийские губернаторы, вместе взятые. Но почему-то этот миф воскрес, когда я стал президентом.
В Вашингтоне мы всячески старались бороться с лишними расходами и мошенничеством во всех правительственных программах. Я хотел вообще ликвидировать некоторые из них, так как считал, что руководство штатов и местные органы власти могут гораздо успешнее планировать и контролировать такие программы, чем федеральное правительство. Я всегда утверждал, что любая система квот, основанная на национальности, религии или цвете кожи людей, безнравственна. Из-за такой моей политики многие темнокожие лидеры утверждали, что если я и не фанатик, то, по меньшей мере, не сочувствую стремлениям негров и других национальных меньшинств.
Ни то ни другое не соответствовало действительности, как, на мой взгляд, свидетельствует история. Это верно, что я был против квот при найме на работу, в образовании и других областях. Я считаю, что квоты, в чью бы они ни были пользу, белых или цветных, мужчин или женщин, — это не что иное, как еще одна форма дискриминации. Но наша администрация выступала в защиту гражданских прав населения столько же раз, если не больше, сколько любая другая администрация до нас. Расходы на финансирование законов, гарантирующих осуществление гражданских прав, за восемь лет моего президентства выросли в восемь раз. Мы выступили с инициативой о развитии законодательства в этой сфере, приведшей к ужесточению закона 1968 года, запрещающего дискриминацию при продаже или найме жилья. Соответственно и наша экономическая политика доставила темнокожему населению больше благ, чем какой-либо другой расовой категории.
По-прежнему существует большой разрыв между средним доходом негров и средним доходом других американцев. Но в 80-е годы этот разрыв значительно сократился: в период с ноября 1982 года до ноября 1988 года занятость среди негров возросла на 29 процентов, в то время как число негритянских семей с доходом от 50 тысяч долларов и выше увеличилось на 86 процентов. За этот период к рабочей силе страны добавилось 2,6 миллиона негров, занятость негров на высокооплачиваемых должностях подскочила почти до 40 процентов, а безработица среди них упала с 20,2 процента в начале экономического подъема до чуть более 10 процентов.
При предыдущей администрации доход на душу населения вырос на 2,4 процента — у белого и на 10 — у чернокожего населения. С 1982 по 1988 год он поднялся соответственно на 14 процентов и более чем на 18 процентов.
Каковы бы ни были причины, способствовавшие созданию мифа о расизме, я из себя выхожу каждый раз, когда об этом слышу. В 1987 году верховный судья Торгуд Маршалл дал понять в телевизионном интервью, что в Белом доме не было большего расиста, чем я, со времен Герберта Гувера. Нам после этого была устроена встреча.
Мы проговорили около часа у меня наверху, и я буквально рассказал ему свою биографию: как Джек и Нел приучили меня с детства считать расовую и религиозную дискриминацию самым страшным грехом, как я сам подвергался дискриминации, будучи ирландцем-католиком в протестантском городе; как в качестве спортивного комментатора я одним из первых включился в кампанию по организации многонационального бейсбола; как в бытность свою губернатором я старался создать для негров новые возможности. В тот вечер, мне кажется, я обрел друга.
Трехлетний Рональд с родителями и старшим братом Нилом
Рональд Рейган (справа) — капитан команды пловцов колледжа "Юрика"
С родителями в начале артистической карьеры в Голливуде
С матерью, женой Нэнси и ее родителями. Начало 50-х годов
На посту губернатора Калифорнии
Нэнси Рейган поздравляет мужа с избранием на пост президента США на выборах 1980 года
В Белом доме. Весна 1981 года
Выражение соболезнования родным американских морских пехотинцев, погибших в Ливане в 1987 году
День памяти американских солдат, погибших при высадке в Нормандии в июне 1944 года
Рейган и госсекретарь Шульц беседуют с премьер-министром Доминиканской Республики госпожой Евгенией Чарльз
Президент США Р.Рейган с женой, детьми, внуками и родственниками в Белом доме. 1985 год
С Нэнси на своей ферме "Ранчо дель сьело"
Завтрак в Белом доме с вице-президентом Джорджем Бушем
Встреча с матерью Терезой
Беседа с федеральным канцлером ФРГ Гельмутом Колем
В Западной Германии в дни празднования 40-летия окончания войны в Европе. Май 1985 года
С Маргарет Тэтчер в Кемп-Дэвиде. 1986 год
На прогулке в Виндзорском замке с английской королевой Елизаветой II
Прием в Белом доме принца Уэльского Чарльза с супругой, принцессой Дианой
Нэнси со своей матерью
На балконе Белого дома после длительной болезни Нэнси
Визит Дэвида Якобсена в Белый дом после его освобождения из заложников в Бейруте
Обсуждение кризисной ситуации в Персидском заливе с генералом Колином Пауэллом
На встрече со студентами и преподавателями МГУ. Май 1988 года
С внучкой Эшли Мэри и внуком Камероном на ферме "Ранчо дель сьело"
Президент Рональд Рейган уходит в отставку. На заднем плане новый президент США Джордж Буш с супругой Барбарой. 20 января 1989 года
На Красной площади в Москве. 31 мая 1988 года
В мои обязанности во время войны входило извещать родителей фронтовых операторов, погибших в бою, о гибели их сыновей. Я понял тогда, как мало утешения можно принести людям в такой ситуации, но пытаться было все же необходимо. Я только мог им сказать, что у них были сыновья, которыми они могут гордиться, и нужно верить, как сказал нам Господь, что когда-нибудь мы соединимся с любимыми.
Как президенту, мне часто приходилось беседовать с семьями людей, погибших на службе своему отечеству. После пережитого мной во время войны эта обязанность была мне не нова, но я никогда не мог к ней привыкнуть, и она тяготила меня, подобно тоннам железа.
В один трагический день в январе 1986 года, после обычных встреч с сотрудниками аппарата, мое рабочее утро началось с совещания с лидерами обеих партий в конгрессе, где у нас возникло разногласие с Типом О’Нилом из-за моих продолжающихся (и по-прежнему безрезультатных) усилий сократить федеральные расходы. Затем сенатор от штата Аляска Фрэнк Мурковски привел семью своих избирателей, которых он хотел мне представить. Затем явился пресс-секретарь Лэрри Спикс с информацией. Через несколько минут у меня должна была состояться встреча с представителями ведущих телевизионных компаний перед обращением к нации, которое должно было состояться в тот вечер. Наше совещание с Лэрри было в разгаре, когда ворвались несколько сотрудников аппарата с сообщением о только что происшедшем взрыве (сразу после старта) космического корабля "Челленджер".
Мы все устремились к телевизору и вместе с миллионами других американцев в тот скорбный день увидели вновь и вновь демонстрируемые кадры, запечатлевшие взрыв.
Одна из астронавтов на борту "Челленджера", Криста Мак-Олифф, посетила Белый дом в составе группы учителей, желавших слетать в космос, и я объявил, что этот шанс выпал именно ей. Это личное соприкосновение с трагедией сделало ее для меня еще острее и больнее. Отложив приготовленную речь, я обратился к народу с пятиминутным заявлением, выразив нашу общую скорбь по поводу трагедии. Я сказал, что это не отвратит нас от нашего стремления в небеса. На этом ничто не кончается, наши надежды живут, и наш путь продолжается.
Весь остальной день мне пришлось выполнять намеченную программу. Это был один из самых тяжелых дней, когда-либо проведенных мной в Овальном кабинете.