Бегин говорил мне, что опасается любого изменения баланса сил на Ближнем Востоке. Наши военные эксперты, отвечал я, уверены, что радарные системы АВАКС практически не повлияют на баланс сил. Я еще и еще раз заверил его, что Соединенные Штаты верны своему обязательству обеспечить существование Израиля и никогда не совершат действий, которые ослабили бы его военное превосходство над арабскими странами, но для того, чтобы обеспечить прочный мир на Ближнем Востоке, нам необходимо содействие умеренных арабских режимов. Вечером я записал у себя в дневнике: "Я объяснил ему, как важно для нас привлечь на сторону мира Саудовскую Аравию. Сотрудничество с Израилем не менее полезно для нас, чем для Израиля, и мы не допустим, чтобы возникла угроза его существованию. Бегин не снял своих возражений против продажи радаров, но несколько успокоился. К концу обеда он сказал, что благодарен мне за дружественный прием. По-моему, дело мира на Ближнем Востоке сдвинулось с мертвой точки. Я считаю, что лучший путь к его достижению — через двусторонние договоренности между Израилем и арабскими странами, как это было с Египтом. Поэтому мы и намерены начать с Саудовской Аравии".
Мне казалось, что Бегина убедили мои заверения и что мы расстались друзьями, но вскоре я узнал, что из Белого дома он направился в Капитолий и принялся настраивать конгрессменов против меня, моей администрации и продажи радаров, хотя и обещал мне этого не делать.
Я был против того, чтобы представитель другой страны-любой страны — вмешивался в наш внутренний политический процесс и пытался диктовать нашу внешнюю политику. Через государственный департамент я известил Бегина, что не одобряю его действий и что, если он их не прекратит, наши отношения с Израилем могут сильно пострадать. Я был возмущен тем, что Бегин нарушил данное мне слово. К концу следующего месяца сенат небольшим числом голосов провалил попытки отменить продажу систем АВАКС. Тем самым мы доказали умеренным арабским странам, что вовсе не предубеждены против них. Израиль направил нам ноту, очевидно, продиктованную Бегином, в которой обвинял мою администрацию в антисемитизме и предательстве.
Битва, которая разыгралась в сенате из-за продажи радаров Саудовской Аравии, была, пожалуй, одной из самых трудных за все время моего президентства. У Израиля была могучая поддержка в конгрессе. В течение нескольких недель мне пришлось вести бесконечные переговоры с сенаторами один на один и по телефону. Только голосование по пакету законов о сокращении налогов и правительственных расходов потребовало от меня таких же усилий. В начале месяца нам не хватало в сенате двадцати голосов, а в конечном итоге голоса разделились в нашу пользу: 52 против 48.
Это было первым серьезным испытанием, которое выпало на мою долю в связи с Ближним Востоком.
После трагического убийства Анвара Садата в октябре 1981 года будущее Ближнего Востока предстало в еще более мрачном свете. Грозовые тучи, нависшие над Ливаном, сгущались с каждым днем. Вступивший в должность президента Египта вице-президент Хосни Мубарак унаследовал от своего предшественника клубок проблем: серьезные экономические трудности, изоляция Египта от арабского мира, вызванная подписанием соглашения в Кемп-Дэвиде и признанием Израиля, политическая неустойчивость внутри страны, связанная с растущим движением мусульман-фундаменталистов. Мубарак отдавал себе полный отчет, чего стоил Садату избранный им курс. Он сидел рядом с Садатом на трибуне, когда того убили заговорщики. У нас не было никакой уверенности, что он сочтет целесообразным продолжать курс Садата. Мы были готовы к тому, что, как только Египет получит назад Синай, он откажется от кемп-дэвидских договоренностей, вернется в Лигу арабских стран и, может быть, даже восстановит тесные связи с Советским Союзом, которые поддерживал предшественник Садата Гамаль Абдель Насер.
Была и такая вероятность, что Менахем Бегин, который не имел оснований доверять новому руководству Египта и который был сильно обеспокоен ростом военных формирований ООП в Ливане, примет решение отказаться от кемп-дэвидских соглашений и начнет новую войну с арабами.
Почему все эти события, происходившие за тысячи миль от берегов Америки, были небезразличны для американского народа? Во время правления Леонида Брежнева Советский Союз не упускал ни одной возможности расширить свое влияние на Ближнем Востоке и занять место Соединенных Штатов в качестве доминирующей сверхдержавы в этом богатом нефтью и имеющем большое стратегическое значение регионе. В конце XX века любая ошибка или просчет на Ближнем Востоке грозили началом третьей мировой войны.
Мы обязались обеспечить существование и территориальную целостность Израиля, и это обязательство было для нас свято. Кроме того, как лидер свободного мира, Америка считала своим долгом постараться прекратить кровопролитие между народами, которые были нашими друзьями и союзниками. Я намеревался выполнить этот долг. Да собственно говоря, никто другой и не мог выступать в качестве миротворца в этом раздираемом противоречиями регионе. Почти все враждующие стороны — исключая палестинских экстремистов и мусульман-фундаменталистов — надеялись, что Соединенные Штаты помогут им найти выход из тупика. 14 надо было искать такой выход.
В течение зимы и весны 1981 года соглашение о прекращении огня, которого сумел добиться Филип Хабиб, все еще оставалось в силе, несмотря на такие осложняющие факторы, как налеты палестинцев-террористов на Израиль, поставки новых советских ракет, артиллерии и другого вооружения в Сирию и силам ООП, ответные удары Израиля по палестинским лагерям в Ливане и бесконечные столкновения между сирийцами, христианами и мусульманами, пытавшимися установить свой контроль в Бейруте и во всем Ливане.
Сирия утверждала, что предки современных сирийцев жили на священной земле еще до библейских иудеев и потому эта земля по праву принадлежит им. Она отрицала право Ливана на самостоятельное существование, поскольку эта страна была искусственно создана Францией из своих бывших колоний. Сирия ставила себе конечной целью превратить Ливан в свою колонию де-факто и устранить христиан от политической власти.
В декабре, после того как Израиль — в нарушение резолюции 242 ООН — объявил о присоединении к своей территории стратегически важных Голанских высот, которые он отобрал у Сирии во время войны 1967 года, и без того взрывоопасная обстановка на Ближнем Востоке еще более обострилась. А Израиль тем временем, пренебрегая резолюцией ООН и мировым общественным мнением, основывал все новые поселения евреев на оккупированных территориях и тем подливал масла в огонь.
В знак нашего осуждения аннексии Голанских высот мы приостановили работу над готовившимся соглашением с Израилем (так называемым "меморандумом взаимопонимания"), в котором предполагали подробно определить условия более тесного военного сотрудничества между нашими странами. В ответ Бегин направил гневное письмо в мой адрес, в котором утверждал, что после Вьетнама Соединенным Штатам не пристало указывать Израилю, как ему следует поступать. "Народ Израиля жил без меморандума взаимопонимания три тысячи семьсот лет и как-нибудь проживет без него еще три тысячи семьсот лет", — заявил Бегин, категорически отказываясь поступиться Голанскими высотами.
Тем временем из надежных источников поступали сообщения о том, что Бегин, руководствовавшийся библейским принципом "око за око", и его министр обороны Ариель Шарон, которому, по-видимому, не терпелось начать войну, готовят вторжение в Ливан и ждут лишь, чтобы Организация освобождения Палестины дала им для этого хотя бы незначительный повод. Я убеждал Бегина, что за последний год в результате налета на иракский реактор, бомбежки палестинских лагерей, во время которых гибли палестинские женщины и дети, аннексии Голанских высот и других действий, направленных против арабов, Израиль в значительной мере утратил поддержку в неарабском мире. Тем не менее во всех своих обращениях я подчеркивал, что Соединенные Штаты и я лично остаемся верными нашему обязательству поддерживать Израиль. Я признавал право Израиля защищаться, но призывал его воздержаться от нападений на арабские страны — разве что он станет жертвой столь серьезной провокации, что ответный удар будет оправдан в глазах мирового сообщества.
Суть ответа Израиля сводилась к следующему: не суйтесь в чужие дела и предоставьте Израилю самому решать, как защищать свое право на существование.
Тем временем мы старались достичь взаимопонимания с новым руководством Египта. В посланиях Мубараку мы выражали готовность укреплять связи, которые возникли между нашими странами во время правления Садата, а также развивать процесс, начатый в Кемп-Дэвиде. В начале 1982 года Мубарак сам сделал нам как бы косвенное предупреждение, приняв предложение Москвы прислать в Каир советских технических советников для оказания помощи в промышленном развитии. Мы задумались: уж не собирается ли Мубарак восстановить те отношения с Москвой, которые у Египта были при Насере? Принимая советских советников, Мубарак как бы давал нам понять, что не считает себя безвозвратно связанным обязательствами Садата. Это было очень похоже на политику руководителей Израиля, которые старались использовать напряженность между Соединенными Штатами и Советским Союзом для того, чтобы закрепить свои собственные позиции в отношениях с Соединенными Штатами.
В начале февраля 1982 года Мубарак прибыл в Вашингтон с государственным визитом. В ответ на мой вопрос: как понимать его соглашение о советниках из СССР — он заверил меня, что Египет останется верным другом Америки и отнюдь не собирается идти на сближение с Советами. Однако было очевидно, что Египет, которому уже была обещана значительная американская помощь, собирался продать свою дружбу подороже. Ранее у нас был заключен с ним договор о продаже оружия на сумму 1,3 миллиарда долларов, из которых 300 миллионов выделялись в качестве безвозмездной ссуды. Мы решили увеличить эту ссуду до 400 миллионов долларов: это явилось бы подтверждением успеха визита и свидетельством нашей дружбы.