Одарив доктора улыбкой, Капитолина развернулась и торопливым шагом направилась к двери с табличкой «Выход». — Как приятно, однако, — бормотала она себе под нос, — покидать морг на своих двоих.
Гена был, мягко говоря, удивлён, получив повестку в прокуратуру. Он понимал, что речь пойдет об убийствах в госпитале, но не имел ни малейшего представления, чем может помочь следствию.
— Вы провели в отделении Азина несколько недель, — обосновал своё приглашение к разговору следователь, — общались с ним, наблюдали, видели жизнь больницы, как говорится, изнутри. Не заметили ли вы чего-то необычного?
Гена развёл руками:
— Для меня всё было необычным! Я никогда прежде не бывал в морге, не наблюдал за работой врачей в самом процессе, не общался со студентами-медиками, — Гена сделал паузу, как бы вспоминая дни и часы, проведённые в медицинской среде. — Медики, вообще, народ очень необычный, нестандартный, я бы сказал.
— Что вы имеете в виду под словом «нестандартный»? Следователь внимательно слушал, не пропуская ни слова. — У них практически не бывает стандартных ситуаций. Каждый пациент, его заболевание, его организм, его история, его родственники, в конце концов, уникальны. Решения принимаются в зависимости от обстоятельств. Для каждого больного составляется индивидуальный план обследования и лечения и затем корректируется ежедневно. Может быть, я не прав, но для меня это далеко от того, что можно назвать стандартным.
— Но в отделении Азина несколько другая обстановка, — продолжал расспрос следователь.
— Вы имеете в виду специфику отделения?
— В первую очередь, да. Там больные уже не вступают в дискуссию с доктором.
— В этом вы неправы. Работа Азина во многом связана с исследованием «живого материала», взятого на биопсии или во время операций. А это подразумевает общение с живым пациентом.
— То есть Азин общается и с пациентами, а не только с лечащими врачами?
Гена помедлил.
— Насколько я понял, это не входит в его непосредственные обязанности. Большинство патологоанатомов ограничивается выдачей заключений. Причём свое решение они не обсуждают даже с коллегами.
— Но у Азина другая практика?
— Да, у него своя схема. Прежде чем исследовать материал, он тщательно изучает историю болезни, запрашивает предыдущие карты, если таковые имеются в архиве. До того, как впервые взглянуть на стёкла, Азин знает о пациенте всё, мне кажется, иногда даже больше, чем лечащий врач.
Следователь слушал, периодически делая пометки в лежащем перед ним блокноте.
— И что происходит после того, как Азин выдаёт заключение?
— Если диагноз «рак», Александр Ильич лично встречается с больным, объясняет ситуацию и рассказывает о вариантах развития заболевания.
— И что вы думаете по поводу подобной практики?
Гена, сам себе многократно отвечавший на этот вопрос во время наблюдения за работой Азина, не задумываясь, сказал:
— Если бы мне пришлось оказаться на месте тех пациентов, я был бы благодарен доктору, который нашёл время подробно и доступно изложить, что происходит и будет происходить с моим организмом. Обычно у врачей нет на это времени, а посему я считаю, что Азин берёт на себя тяжёлую, но очень благодарную и необходимую часть работы с больными.
Следователь закрыл блокнот и поднялся из-за стола.
— Спасибо за помощь. Вы рассказали много нового. Очень интересная беседа.
— И, надеюсь, полезная, — добавил Гена, пожимая протянутую руку.
Едва добравшись до дома, Геннадий схватился за телефон и набрал номер Капы.
— Как продвигается твоя новая карьера? — поздоровавшись, начал он.
— Знаешь, Гена, я так много интересного почерпнула из области медицины! И не столько о том, как ставить диагнозы или лечить, а о том, как ставят диагнозы и лечат.
— Не понял, в чем подвох?
— А ты представь: приходит один и тот же больной к разным докторам и выходит с совершенно разными заключениями и, соответственно, с разными рекомендациями.
— Так это нормальная ситуация, — не согласился с Капиным возмущением Геннадий, — потому и говорят: «сколько врачей — столько и мнений».
— Да как же так! — удивилась Капитолина, — должна быть какая-то… как же это называется… стандартизация симптомов!
— Ну, — неуверенно промычал Гена, — наверное, она и существует. Но, с другой стороны, вот у тебя болят голова и живот, один доктор решит, что голова важнее, другой обратит больше внимания на живот.
— А мне кажется, — не согласилась Капа, — хороший доктор должен связать боль в голове и в животе и найти причину! У меня ведь и живот, и голова входят в один пакет «всё включено» — как же их можно рассматривать по отдельности!
— Я смотрю, Капитолина, ты прямо вошла во вкус рассуждений о медицинских диагнозах, — улыбнулся Гена. — Не собираешься переквалифицироваться?
— Я подумаю об этом, — вздохнула старушка.
Оба на мгновение замолчали.
— Капа, по-твоему, Азин хороший доктор? — спросил Геннадий.
— О нём в госпитале существуют прямо противоположные мнения, — снова оживилась старушка. — Одни считают, что он лучший в своём деле, другие говорят, он выскочка и грубиян.
— Даже так? — Гена явно не ожидал столь различных точек зрения. — А ты что думаешь?
— Я думаю, что врач он превосходный. Он, кстати о птичках, из тех, кто свяжет живот и голову воедино и найдёт первоисточник обеих проблем, — уверенно заявила Капитолина. — Но вот по части общения с коллегами… здесь и кроется причина нелюбви некоторых к Александру Ильичу.
— То есть?..
— А он открыто говорит дуракам, что они дураки и что не мешало бы подучиться, прежде чем браться врачевать. Ну, скажи, кому это понравится? Мы ведь из политической корректности не вылезаем, боимся указать другим на ошибки, а вдруг потом они нас самих в чём-то уличат. А всё это происходит из-за чего, дорогой друг?
— Из-за чего?
— Из-за недостатка профессионализма! А Азин — профессионал, и даже если совершает ошибки, то предпочитает о них знать, чтобы не повторять в будущем. Что ж, не ошибается тот, кто ничего не делает!
— Как ты рьяно защищаешь Азина! Как-то это не очень вяжется с версией о его причастности к тройному убийству.
— А кто сказал, что он убийца? Вовлечён — не значит уличён.
— То есть ты знаешь, кто убил?
— Я в процессе, — вздохнула Капитолина. — Не торопи. Помедлив, она спросила:
— А для меня новости есть?
— Пока ничего, — без оптимизма в голосе ответил Гена.
— Ну да, ну да, — покачала головой Капа.
Глава десятая
Рабочий день приближался к концу, долгий, бестолковый, а потому жутко утомительный. Бесконечные разговоры с оперативниками и следователем, накопившаяся бумажная работа и в завершение всего — эта старушенция! Что она здесь вынюхивала? Наверное, представляла себя в роли Агаты Кристи, собиралась провести собственное расследование и написать роман.
Азин заканчивал последнее на сегодня занятие со студентами, задал задание на завтра и попрощался. Один из учеников, оставшихся в классе дольше других, подошёл к нему с вопросом:
— Александр Ильич, скажите, а почему вы всегда говорите, что знакомство с материалами для исследования нужно начинать со знакомства с историей болезни пациента? Ведь от того, что написано в истории, вид клеток на стекле не изменится.
— Я рад, что вы внимательно меня слушаете и задумываетесь над сказанным. У меня есть хороший пример для ответа на заданный вопрос. Я думаю, вашим коллегам небезынтересно и полезно послушать ответ, так что давайте перенесём продолжение беседы на завтра. Согласны?
Студент закивал головой, и Азин, взяв папку с бумагами, покинул учебную комнату.
Несмотря на то, что рабочий и учебный день завершился, госпиталь продолжал жить своей жизнью. Начались часы посещения, и по коридору сновали люди, вглядываясь в номера палат. Парочки сидели на подоконниках, каталках и даже колясках для неходячих больных. Дежурные врачи держали оборону в ординаторских, пытаясь ответить на вопросы обеспокоенных родственников. Постовые сестры готовились к проведению вечерних процедур. И только морг замирал на ночь, предоставляя своим обитателям заслуженный покой.
Раньше Азин часто задерживался, чтоб в тишине дописать заключения и выписки. Но последние годы он заставлял себя закрывать дверь в отделение с уходом последнего сотрудника. И идти — неважно куда: домой, в гости, по магазинам, по улицам, толкаясь в толпе спешащих по своим делам людей, — важно было находиться среди живых. «Общение с живыми всегда конечно, и никто не знает, когда оно закончится, — рассуждал Азин, — нет смысла его искусственно укорачивать». В его прошлом был период, когда ничего, кроме работы, не имело значения. Он готов был работать сутками, работать с полной отдачей, с удовольствием. Но в какой-то момент вдруг остро ощутил, что относится к жизни, как к чему-то временному и оттого малоценному. И ему стало страшно, что он перенесёт это отношение на своих больных. Что может быть страшнее врача, считающего жизни пациентов чем-то незначительным?! И Азин стал заставлять себя возвращаться в мир живых, к общению с коллегами и студентами, находить дела среди людей каждый день, каждый час. Но только в своём отделении чувствовал себя нужным и полезным.
Утром госпиталь, как любой мало спавший организм, потихоньку пытался встать на будничные рельсы, чтоб продолжить привычный бег.
Первая на сегодня лекция Азина содержала довольно трудный материал, поэтому вопросы студентов он оставил на потом.
— Итак, напомню заданный вчера вопрос, — Александр Ильич оглядел аудиторию, — для чего патологоанатом должен обязательно знакомиться с историей болезни пациента, с материалом которого работает. У кого какие идеи?
— Ну, чтобы понять, что он хочет увидеть на стеклах.