нистов, а чего такого они создали-то?! Ну чего?! Знаменитый «Ночной дозор» навевал на Генку тоску – какие-то люди, странные одежды, развевающиеся тряпки, да еще собачка в углу недорисованная, говорят, что гениальная! Вот далась человечеству эта недорисованная собачка!.. Чем она гениальна?!
Город царей! Каких таких царей?!
Значит, сумка стоит на комодике справа. Генка войдет потихоньку, вытащит трубку да и уедет. Его женушка скорее всего вовсе ничего не заметит – после вчерашнего она наверняка находится в обмороке и собирается на тот свет следом за подругой.
Хоть бы скорей туда отправилась, что ли, избавила Генку от необходимости заниматься грязной работой!
Это выражение – «грязная работа» – он почерпнул в одном очень неплохом детективчике. Там герой тоже печалился, что вынужден заниматься грязной работой.
Генка чувствовал себя отчасти героем, отчасти загнанным в угол волком, который огрызается и скалит зубы, мечтая вырваться на свободу.
Волком чувствовать себя было приятно. В этом было что-то очень мужское.
Так, хорошо, а если дурехи дома нет? Что тогда?
Наверное, и в самом деле ничего, придется просто подождать. Рано или поздно она заявится, быть такого не может, что ее уже нашли и арестовали.
Господи, как все будет прекрасно, когда ее арестуют! Как он, Генка Зосимов, будет счастлив, как свободен! Все станет легко и хорошо, все начнется сначала, и это новое будет гораздо, гораздо лучше и правильнее старого!
Телефон зазвонил, когда он уже выехал на Каменноостровский.
Генка вздрогнул, мигом вспотевшая рука поехала по обшивке руля.
Кто это может быть? С работы? Что соврать? А если нет?! Если это… из милиции?! Или… или…
Звонила Ася.
Ася, ниспосланная ему небесами, чтобы обратить и спасти! Ася, чистая, свежая, похожая на порыв прохладного ветра в жаркий июльский полдень! Ася, которая смотрела на него прозрачными и чистыми глазами олененка Бемби!..
Телефон звонил. Генка упивался мыслями.
Ася, которая никогда не разрешала себя провожать, которая была таинственна, как ночная греза, которая никогда и ничего у него не требовала, кроме нежности и понимания, а по части нежности и понимания Генке просто нет равных!..
Телефон звонил.
Господи, да что ж он не отвечает-то?!.
– Да, – сказал Генка нежно. Ему показалось даже, что из трубки запахло ее духами.
– Это я, – негромко сказала Ася. – Привет. Ты где-то едешь в своей большой машине по большому городу?
– Я еду в своей большой машине по своему большому городу, – заходясь от счастья, подтвердил Генка. – А откуда ты знаешь?..
– Я слышу, как работает мотор в твоей большой машине.
– Как давно ты мне не звонила!..
– Разве давно?
– Очень давно!
– А ты скучал?
– Я думал о тебе каждую минуту. Нет, каждую секунду.
Самое главное, в этот момент Генка Зосимов искренне верил в то, что думал об Асе каждую секунду. Как это у него получалось, он и сам не знал, но получалось.
– Я была занята, – объяснила Ася очень серьезно. – И не могла тебе позвонить.
– А ты думала обо мне? Хоть чуточку?
Она засмеялась, кажется, немного грустно.
– Я же тебе звоню…
– А что это значит?
– А это значит… Ничего это не значит!
– Ну вот, – огорчился Генка. – Ничего не значит! Мы можем с тобой сейчас встретиться? Ты в городе? Или там, у себя в Гатчине?
Она сказала, что в городе, но задержится не слишком долго.
– Ты же знаешь, – добавила она, – я надолго не могу.
– Тогда давай…
Он посмотрел на часы, выкручивая руль. Да, да, про то, что его послали «на дело», он отлично помнил, но «дело» никуда не денется, если он просто попьет где-нибудь в центре кофейку! Всего полчаса это займет! Ну, может, чуть побольше! А телефон можно забыть в машине, или вытащить из него батарейку, а потом сказать, что разрядилась, или придумать еще что-нибудь!
Что такое?! Имеет он право на личную жизнь или не имеет?!
– Тогда давай встретимся в кофейне на Разъезжей? Только прямо сейчас! Можешь туда подъехать? Или давай я за тобой заеду, куда скажешь! И не говори, что не можешь, малыш!
И этот самый «малыш» выговаривался у него естественно и совершенно серьезно, как будто не было в нем никакой первобытной пошлости. Еще Генка говорил всем своим женщинам «лапуля» и «зая» – и это у него выходило легко, и «лапули» и «заи» всегда радовались, им нравилось!..
– На Разъезжей? – будто сомневаясь, переспросила Ася. – А где там кофейня?
– Ну, как же, дом шесть! Там подают отборный ямайский кофе! Самый лучший в Питере.
На самом деле Генка кофе не очень любил и о том, что он бывает ямайский, да еще отборный, узнал от Катьки. Выдра и выпь эта Катька, но хоть на что-то пригодилась!
Кофейня на Разъезжей, где подавали отборный кофе, была не слишком дешевой, и Генка прикинул, хватит ли у него денег. Вроде хватает, если особенно не шиковать. Машину заправить тоже надо бы. Впрочем, на заправку он возьмет у Катьки в сумке – телефон возьмет и денежек прихватит немножко.
В конце концов, что тут плохого? И зачем ей деньги?! Ее все равно скоро посадят!
– Тогда приезжай к «Владимирской», – так называлась станция метро. – Я буду тебя ждать у выхода, который слева, знаешь? Я там буду минут через двадцать. Успеешь?
– Конечно, успею! – обрадованно закричал Генка.
Конечно, успеет! Разве может он не успеть к своей единственной, ниспосланной ему в утешение, к своему пугливому олененку, к своей красавице с неизъяснимыми глазами? Он еще успеет цветочков прихватить, осенних, милых, у каких-нибудь уличных пристанционных бабусь, притащивших свои хризантемы с дачных участков в Павловске!
«Дело», на которое он был послан, перестало его волновать совершенно, все мысли переключились на Асю и предстоящую прелесть свидания с ней, и он на самом деле позабыл телефон в машине, когда они выходили возле кофейни!
Ася немного подмерзла, ожидая его, – когда он подъехал, выскочил из машины и выхватил милые осенние цветы, она уже стояла возле выхода из метро, улыбалась замерзшей улыбкой, и равнодушная толпа обтекала ее со всех сторон. В этой толпе смеялись, толкались, громко говорили, как будто она вовсе и не стояла тут же, у дверей, не жалась зябко и трогательно!.. А может, она и не замерзла, просто Генке хотелось так думать, чтобы греть ее ладошки своими большими горячими руками – ох, черт, кажется, это тоже из какой-то книжки, а может, из кино, как и «грязная работа»! – оберегать ее и вести в тепло и вкусный кофейный запах.
Он знал, что у него очень мало времени – Ася никогда не оставалась надолго, – и он постарался использовать это время как следует: выбрал самый укромный уголок и сел так, чтобы ногами, руками, боком касаться своей красавицы. Она улыбалась таинственной улыбкой и чуть отодвигалась от него, когда он становился слишком настойчив.
Она отодвигалась, а он придвигался, и в конце концов она засмеялась – словно серебряные колокольчики зазвенели. От ее губ пахло кофе и вишневым пирожным, и он все целовал и целовал их, а когда она положила узкую ладошку ему на губы, он стал целовать ладошку и никак не мог оторваться.
Кажется, за окнами начался дождь, а потом прошел, потому что вдруг как-то очень по-осеннему посветлело, внезапно и коротко, а потом опять надвинулась темнота, и оказалось, что уже вечер.
Они просидели в кофейне до вечера, а Генка так и не вспомнил о том, что у него «задание», и о том, что «жизнь на волоске»!
Поминутно целуясь, они вышли из кофейни в сырой и мрачный питерский вечер, слегка подсвеченный размытыми желтыми огнями. И огни, и вечер казались Генке необыкновенными.
Огни словно плыли в мелкой водяной пыли, оседавшей на куртках и волосах, и их неяркий свет был как из андерсеновской сказки, и все казалось, что из-за ближайшего угла сейчас выйдут Кай и Герда, держась за руки и постукивая по мостовой своими деревянными башмаками!
– А розы? – с нежной насмешкой спросила Ася, когда Генка рассказал ей про Кая и Герду. – У них должны быть не только башмаки, но и розы!
Ну, хорошо, тогда, значит, из-за ближайшего угла сейчас выйдут Кай и Герда, постукивая по мостовой своими деревянными башмаками, а в руках у них будет глиняный горшок с кустом пышных красных роз!
– Вот так правильно, – похвалила Ася.
Генка посадил ее в машину и первым делом выключил свой мобильный телефон. Чтобы не расстраиваться, он даже не стал смотреть, сколько там непринятых вызовов, сразу нажал красную кнопку, и дело с концом, но глаз все-таки отметил какую-то жуткую, двузначную, хвостатую, как ему показалось, цифру.
Провались все к чертовой матери! Имеет он право на личную жизнь или нет?!
Они ехали очень долго – вечер, пробки. И Генка старался никуда не спешить, подольше растягивая счастье побыть со своим «олененком». Раньше они никогда не были вместе так долго, и счастье от того, что она ему доверяет, что ей с ним интересно, что он нужен, распирало его.
Они ехали и играли в игру. Им было очень весело.
Игру придумала Ася. Он запускал руку в ее сумочку – сокровищницу женских тайн и носительницу особого эротического заряда – и должен был на ощупь определить предмет, который Ася держала в сумке своей рукой..
А потом Ася вытаскивала это самое из сумочки, и они очень смеялись, потому что ему ни разу не удалось определить правильно!
– Это замшевый несессер! – говорил Генка, и она вытаскивала записную книжку.
– Флакон французских духов! – и она вынимала крохотную бутылочку минеральной воды.
Каждый предмет он определял каким-нибудь дополнительным словом, очень романтическим – «несессер» в его фантазиях был непременно замшевый, духи французскими, а помада алой!.. Генке очень нравилась эта игра.
С одним из предметов он совершенно не мог разобраться – на ощупь это было что-то холодное и увесистое, прямоугольной вытянутой формы, – но Ася не давала ему щупать слишком долго. Она говорила, что так будет неинтересно и он сразу догадается.