— Ты что несешь? — спросил он, приподнимаясь. — Ты соображаешь, что говоришь?
— Мне казалось почему-то, что убийц должно быть двое: мужчина и женщина, поэтому я подумала про Никиту с Аллой. Но ты ведь сильный. Ты вполне мог дотащить ее тело до ванны и положить туда, правда? И она спокойно открыла бы тебе дверь…
— Дашка, ты что, думаешь, ее убил я? Да зачем?
— Не знаю, — покачала она головой, не отводя от него глаз. — И не хочу знать. Я понимаю, что доказать ничего нельзя. Если и были какие-то улики… Ты ведь занимался вещами, правда?
— Ты все выворачиваешь наизнанку!
Он сделал шаг к ней, но Даша отпрянула.
— Не подходи ко мне! — прошептала она, потому что голос внезапно сел. — Не подходи ко мне! Я не собираюсь никому ничего рассказывать, поэтому не трогай меня!
— Даша, успокойся, не собираюсь я тебя трогать!
Он сделал еще один шаг, и у Даши прорезался голос.
— Не подходи ко мне! — отчаянно выкрикнула она. — Еще шаг сделаешь, начну кричать! Я тебе не Алина!
Она попятилась по аллее, и когда их стало разделять не меньше трех метров, повернулась к морю.
— Дашка! — крикнул он ей в спину.
Ее словно током ударило.
— Не смей называть меня Дашкой! — прошипела она, обернувшись к нему. — Вообще не смей никак меня называть! И не подходи ко мне, понятно? Не подходи ко мне, не то я сама тебя убью.
Он стоял на берегу неподвижно.
Господи, кругом одна ложь, мысленно простонала Даша, одна ложь. Она повернулась и пошла по аллее, сначала медленно, потом быстрее, быстрее…
Максим сел на корточки и негромко выругался. Надо же было быть таким дураком! И ведь теперь ей ничего не объяснишь и не докажешь — будет шарахаться от него, как затравленный заяц. Бедная напуганная девочка…
Он вспомнил Алину — Алину, которую никогда не смог бы назвать бедной напуганной девочкой, ни при каких обстоятельствах. Она словно родилась женщиной — опытной, умной, знающей, чего хочет, и добивающейся желаемого. «Вот только со мной ей не повезло, — хмыкнул Максим. — Хотя она очень старалась. И образовывала, и учила жизни, и пыталась из меня человека сделать, а все впустую. Я еще и сопротивлялся, подшучивал над ней. Вот этого она мне простить и не могла — того, что я, скотина такая, посмел не просто не оценить ее усилия, а еще и посмеяться над ними».
Последний год их брака был самым тяжелым, вспомнилось ему. Алина закатывала истерики, могла целыми днями молчать, обидевшись непонятно на что… И все время пыталась прогнуть его под себя во всем — начиная от выбора рубашек и заканчивая тем, какое мясо купить на ужин. Он все еще любил ее, хотя и понимал, что вместе им не жить. Любил как бы по инерции, и любовь быстро таяла, исчезала. Когда Алина поняла, что он ее разлюбил, то возненавидела всерьез, потому что разлюбить ее, такую красивую, умную, уверенную в себе и образованную, мог только последний мерзавец.
«Вот я и был для тебя последним мерзавцем, — мысленно сказал Максим, обращаясь к бывшей жене. — Ты считала, что сделала меня, вытащила из грязи, а я отплатил тебе черной неблагодарностью — не пожелал быть таким, каким ты хотела меня видеть. Представляю, как страдало твое самолюбие.
Знаешь, мне так жалко тебя, что если бы ты была жива, я бы попросил у тебя прощения. Зря я не сделал этого раньше».
Он вздохнул, поднялся с гальки, отряхнул шорты и медленно побрел к отелю.
Даша сидела на берегу уже час. Солнце село, но небо над морем было еще подсвечено розоватым и малиновым. Выше, там, где нежные золотистые облака таяли в голубом, глубоком небе, летел самолет, завивая за собой белую шерстяную ниточку. Ниточка исчезла в облаке, а через несколько минут появилась с другой стороны. Кончик ее уже расплывался, сливаясь понемногу с облаками, но за самолетом и между облаков она была еще прочная, и Даша внимательно смотрела на нее, думая, что можно было бы связать из следа от самолета… Рубашку для ветра?
До нее доносились голоса отдыхающих и музыка, но на берегу почти никого не было. Какая-то пара плескалась в отдалении, слышался сдержанный смех, тихий мужской голос, но Даша не смотрела в ту сторону. Еще чуть-чуть, и она уедет отсюда. И все Борисы, Аллы, Никиты, Женечки, Максимы забудутся, как страшный сон. «И я тоже?» — спросила Алина. «И ты тоже, — ответила Даша. — Ты меня обманула. Ты позволила себя убить. Я хочу всех вас забыть и больше никогда не вспоминать. Я вернусь в Москву, устроюсь на новую работу, мне будут платить много денег, и отдыхать я буду ездить в Норвегию. Или в Ирландию. Или в Шотландию. Там море совсем другое — холодное, сдержанное, ничего общего с этим теплым и расслабляющим. И поэтому мне ничто не будет напоминать ни о тебе, ни о твоем бывшем муже».
Сзади послышался шорох. Даша обернулась, но никого не увидела. И все же немедленно вскочила и осторожно направилась к аллее. Она не знала, чего можно ожидать от Максима, и рисковать ей не хотелось. Вспомнила, что большинство отдыхающих должны быть на танцполе, радоваться какому-то представлению с участием известных турецких исполнителей — известных в Турции, конечно, — и поэтому вокруг не так уж много народу, чтобы помочь ей «в случае чего».
Она тихо шла по аллее, не зная, чем заняться дальше. Присоединиться к отдыхающим и веселиться она не могла. Возвращаться в номер было не то что страшновато, но как-то… в общем, не хотелось. Оставалось усесться на скамеечку и смотреть на море издалека, что Даша и сделала.
На соседней скамейке, в десяти метрах от нее, какая-то пара сидела в обнимку, и до Даши доносился негромкий разговор, только она никак не могла понять, на каком языке. Прислушалась… нет, не русский. Ну что ж, вот и хорошо. Почему-то находиться рядом с соотечественниками ей не хотелось.
— Ну и что же мне теперь делать? — повторила она вслух. — Как я буду жить здесь оставшееся время? Если буду, конечно, — уточнила Даша. — И что еще придет ему в голову?
Тут она заметила, что с соседней скамейки к ней повернулись две головы, и спросила уже у них:
— Вы не знаете, что мне теперь делать?
И наткнулась на знакомый взгляд почти черных глаз.
Даша вздрогнула и присмотрелась. Фонарь стоял далеко, света было мало, но его хватило, чтобы разглядеть смуглых итальянцев, смотревших на нее со странным выражением. Даша вскочила со скамейки. Парень остался сидеть, но девушка тоже поднялась и теперь стояла напротив Даши.
— Что вам нужно? — испуганно спросила Даша.
Девушка стояла молча. Потом перевела взгляд на парня, но тот покачал головой. Этот их безмолвный обмен мнениями Даше очень не понравился. Девушка кивнула и сделала шаг в сторону Даши, но парень схватил ее за руку и удержал. Продолжения Даша дожидаться не стала: отпрянув, как испуганный олень, она бросилась бежать в сторону отеля. Навстречу ей шарахнулась какая-то тень из кустов, Даша вскрикнула, но запах перегара успокоил ее: просто встретился очередной перепивший отдыхающий. Обойдя его далеко по дуге, она торопливо, почти бегом дошла до конца аллеи, время от времени оборачиваясь, чтобы проверить, не идет ли за ней кто-нибудь. На аллее никого не было. Дойдя до конца, Даша остановилась.
Музыка здесь была слышна очень хорошо, и веселые, бодрые напевы слегка привели ее в себя. Но сейчас мысль о том, что можно будет пойти туда и танцевать вместе со всеми или просто слушать певцов, была еще более неприемлемой, чем полчаса назад. «Посижу в холле, пока не начну клевать носом, — решила Даша, — а потом поднимусь в номер и сразу усну. Проснусь — а уже утро. Потом день закончится, и на следующее утро отъезд. Осталось не так уж и много».
Совершенно не представляя себе, как она протянет это «не так уж и много», Даша медленно и осторожно, поглядывая вокруг, двинулась в сторону главного корпуса. Никого не было, но здесь освещение было ярким, и она почти не боялась. Даша дошла до груды сложенных лежаков, брошенных около бассейна, и опять остановилась.
Синяя прозрачная вода бассейна, подсвеченная снизу, казалась волшебной. Даша посмотрела в неподвижную синеву, неожиданно разбежалась и прыгнула вниз головой.
Вода оказалась теплой, нежной, ласкающей. Сарафан в одно мгновение намок и стал мешаться между ног, и было совершенно непонятно, как она будет возвращаться в номер в таком виде, но Даша не задумывалась над этим. Она быстро плыла под водой, и ее волосы колыхались вокруг лица. Даша пересекла весь бассейн из конца в конец и вынырнула, держась за лесенку. Отдышалась, перевернулась на спину и поплыла обратно уже на спине. Вода словно забирала из нее весь страх, все тревоги последних дней, всю горечь. Мысли уходили из тяжелой головы, вымывались прозрачной водой, и Даша ощущала себя такой же прозрачной. Чуть не ударившись затылком о стенку, она перевернулась и выбралась из бассейна.
На воздухе мокрый сарафан облепил тело и стал неприятно холодить, но Даша пока не собиралась возвращаться. Может быть, снять его? Нет, не стоит, совсем уж неприлично. Еще не хватало плавать ночью голышом! Вдруг еще кто-нибудь пожелает насладиться ночным купанием? Уж лучше на такой случай быть в сарафане, чем вовсе без него.
Постояв на краю бассейна и окончательно замерзнув, она опять разбежалась и нырнула. Теперь она плыла медленно, с интересом рассматривая узор на плитке под собой. Несколько раз она изогнулась то вправо, то влево, изучая причудливые трещинки, один раз подняла со дна маленький камешек, вынырнула. Даша опять уцепилась за лесенку, но решила из воды не вылезать, чтобы не замерзнуть. Постояла на ступеньке, глубоко вдохнула и нырнула опять.
На сей раз воздуха хватило ненадолго. Уже к середине бассейна она устала. Повернув вправо, Даша по боковой лесенке подтянулась и, глотнув воздуха, сразу же опустилась на дно — хотела проверить, что так странно блеснуло темным под отколотой плиткой недалеко от стены. «Вдруг я найду драгоценность? Главное, чтобы опять не появилась Женечка», — усмехнулась она.
Даша ощупала рукой заинтересовавшу