Нам с Леной предстояло найти старый корпус педагогического училища, в котором должно было начаться наше первое занятие по музыке. Я и моя новая знакомая были записаны в группу аккордеонистов. Нашего педагога звали Юрий Юрьевич Юрин. Когда я услышала это невероятное сочетание имени, отчества и фамилии, прыснула от смеха. Нетактично прыснула, несдержанно. Прямо в лицо пожилого преподавателя. Мне было очень стыдно. Наверно, я немного ранила трогательную душу музыканта.
Юрий Юрьевич давно носил прозвище Юра «в кубе» и наверняка знал об этом. Он свыкся со своей участью и не обращал внимания на таких чудных девушек, как я. Спокойный невысокого роста мужчина с потухшим взглядом. По-моему, его внешние данные совершенно не подходили к звонкому званию аккордеониста. Я думала, что увижу залихватского дяденьку, с чубом наперевес. Этот дяденька должен был натужно, но с задором нести аккордеон и насвистывать русскую народную. Поэтому, увидев Юру «в кубе», я немного расстроилась…
Частные дома играли с нами в путаницу. Мы бродили по улочкам, вспоминая фильм про бриллиантовую руку, когда герой Миронова заблудился среди построек. Точно так же носились по грязным тропинкам и мы с Леной. Асфальта на улочках не было, а после дождя все размыло. «Цигель-цигель» говорили мы себе сами, потому что до первого урока оставалось совсем мало времени, а мы еще бродили между домами.
Наконец, неожиданно выскочив на нужную улицу, мы с облегчением увидели одноэтажное серое здание, которое звенело разноголосьем музыкальных инструментов. Из открытых форточек лились звуки пианино и флейты, рвались струны гитар и балалаек. О последней я, кстати, мечтала…
– Мам, зачем мне аккордеон? – спросила я однажды маму перед покупкой музыкального инструмента.
– Как зачем? Учиться будешь играть на нем.
– Но он тяжелый такой! Как я его таскать в училище буду?
– А и не таскай! У вас в старом корпусе есть свои инструменты, вам будут выдавать их на урок по музыке.
– А на урок по педагогике не будут их выдавать?
– Динка, тебе бы только язвить? Хочешь, попроси. Может, такой дурочке, как ты, и дадут аккордеон на педагогику.
– А вообще, если честно-честно, мамочка, мне хотелось бы на балалаечке научиться играть.
Мама уже привыкла к моим странным, мягко сказано, идеям. Она посмотрела на меня, покачала головой, вздохнула, не стала реагировать и пошла в кухню готовить ужин. Я же, не отставая, побрела вслед за мамой. Достав из шкафчика старую сковородку, я присела на табуретку в позу балалаечника. Сгорбившись над сковородкой, яростно начала дергать правой рукой, делая вид, что играю на балалайке. Сопровождала все это веселой частушкой, которая сочинилась мною буквально за секунду:
– Воспитателей сегодня
Учат музыки у нас.
Струны рвут они по пОлдня,
Забывают все за час!
– Динка, ну не надоело тебе глупостями заниматься? Поэтесса-частушечница доморощенная. Вот на кого ты сейчас похожа? Тебе действительно нравится балалайка?
– И мандолина тоже! – сказала я, положив сковородку обратно в шкафчик.
…Мы с Леной вошли в «музыкальный храм» и обомлели. Серенькое здание снаружи, внутри выглядело еще грустнее. Половицы тоже были музыкальными. Каждый наш шаг сопровождался стоном старого паркета, который в некоторых местах вздулся и намеревался помочь кому-нибудь упасть. Запах старых книг, подвальной плесени и чего-то еще очень старинного ворвался в наши ноздри. Перед нами был длинный-предлинный коридор, по бокам которого находились комнатки для занятий музыкой. Я заглянула в одну из них, и мне открылся вид малюсенькой кельи, посреди которой стоял стол, а на нем лежали учебники и нотные тетради. Я нервно сглотнула. Не очень люблю маленькие пространства. На меня они давят, вызывая острое желание убежать из этого места.
Теперь предстояло найти нашего преподавателя и начать обучение по классу аккордеона. Так как мы понятия не имели, где искать Юрия Юрьевича, то пришлось заглядывать во все кельи в поиске преподавателя. Почти в каждом кабинетике-крохотулечке шли занятия.
В одном из них я увидела девочку из моей группы. Она держала на коленях баян, а ее преподаватель, женщина седых лет, монотонно отчитывала нерадивую ученицу:
– Ардашкина, вы как баян взяли?
– Как? – краснея, спрашивала Ардашкина.
– Не с той стороны! Кнопочки, как вы выражаетесь, должны быть слева, а не справа. Переверните инструмент и наденьте ремни на плечи.
– Тут и справа, и слева кнопочки.
– Ардашкина, я вас сейчас выгоню, вы для чего пошли учиться играть на баяне?
Я быстренько закрыла дверь, чтоб не слышать, для чего же Ардашкина пошла учиться играть на баяне. Мне бы самой разобраться со своими желаниями. Лена молча стояла рядом. Высокая, грушеобразная с томным взглядом коровы, Лена была чемпионом по невозмутимости. Я иногда ей завидовала, мне тоже хотелось быть такой спокойной. Но, видимо, не судьба. Наверно, на моем лбу золотыми буквами было выбито «любитель курьезных ситуаций».
– Пойдем дальше, Ленок.
Мы отправились путешествовать по коридору. Заглядывая во все комнатки, мы так и не нашли нашего Юрия Юрьевича. Устав от бесполезных поисков, мы вошли в один из кабинетов и решили подождать преподавателя там. Ленка достала из сумки что-то длинное. Шурша газетным листом, она развернула огромный бутерброд. Это был целый батон, разрезанный вдоль и начиненный толстыми кружками докторской колбасы. Совершенно не интересуясь, хочу ли я тоже хотя бы кусочек ее богатого бутерброда, Ленка начала методично поглощать его. Она заглатывала батон как голодная анаконда. Делала это молча, закатывая глаза к потолку. Видимо, ей было очень вкусно. Я отвернулась к крошечному запыленному окошку. В животе что-то забурчало. Я старалась не смотреть на жадную одногруппницу, но свежий запах колбасы бил в нос и дразнил меня. Мои мучения окончились, когда я услышала финальный шелест газетного листа. Лена сворачивала теперь ненужную ей газету «Труд». Потом она вытерла ею же свой рот и тут будто очнулась ото сна. Медленно сфокусировала взгляд на мне.
– Ой, Динка, извини… Я и не спросила у тебя, может, ты тоже хотела кусочек?
– Лен, как ты вовремя поинтересовалась. Нет, спасибо. Я на диете.
– Я, когда голодная, никого и ничего не вижу.
– Спасибо, что хоть меня не съела.
И тут в нашу комнату, где мы с Леной ожидали преподавателя, вошел невысокий и худощавый мужичок. Он принес с собой два музыкальных инструмента. Это были старенькие облезлые балалаечки. Мои глаза расширились от удивления. Лена невозмутимо сидела и переваривала свой гигантский бутерброд.
– Ну, девочки, наконец-то я вас нашел, здравствуйте, – сказал мужичок и положил балалайки на стол. Они звякнули в ответ. – Берем инструменты, садимся удобно, слушаем меня.
Мужичок говорил так уверенно, что в наших головах закралась тень сомнения. Может, нам поменяли преподавателя и вообще решили, что мы должны заниматься на других музыкальных инструментах.
– А почему балалайки? – тихо спросила я.
– А вы что хотели? Контрабас или трубу альтово-сопранового регистра?
И, не дав нам даже опомниться, мужичок всунул в руки по балалайке. Они снова дзынькнули в наших руках, словно извиняясь. Мы с Ленкой сидели в совершенном оцепенении. Причем я сидела в голодном оцепенении, а Ленка в сытом. Это большая разница!
– Сядьте удобно, девочки, чтобы не создавалось напряжения в теле.
Я села поудобнее и зачем-то широко улыбнулась.
– Дека балалайки должна располагаться под одним из углов между ваших ног, – продолжал преподаватель, а у меня улыбка мигом слезла с лица, – зажмите ее для устойчивости.
Я покраснела и посмотрела на Ленку. Ее коровий мутный взгляд ничего не выражал. Лена зажала то, что называется декой, совершенно не понимая, о чем идет речь.
– Гриф инструмента держите левой рукой, девочки. Расслабьте локти, не прижимайте их к туловищу. Мы с вами сейчас поучимся бряцанью, щипкам и тремоло. Начинайте ритмичные движения правой рукой.
Краснота моя покрыла все тело. Я не знала, куда себя деть, когда услышала все эти слова. Неистово тряся рукой и перебирая струны инструмента, я за секунду натерла мозоли на пальцах. Когда этот апофеоз был в самом разгаре, открылась дверь, и в келью заглянул наш долгожданный Юра «в кубе».
– Глепова и Ожерельева, что вы здесь делаете? Я вас полчаса ищу, найти не могу. А ну-ка, марш в свой класс!
Балалаечное треньканье, бряцанье, щипки и тремоло прекратились в одну секунду. Облегченно вздохнув, мы схватили свои сумки и выбежали из кабинета, оставив мужичка-балалаечника в полном недоумении.
Юрий Юрьевич любил здоровый образ жизни и завтракал антибактериальной пищей с добавлением чеснока. Вернувшись с Леной в наш кабинетик, мы пожалели очень и очень. Маленькое помещеньице насквозь пропахло чесноком.
Юрий Юрьевич, как назло, на первом занятии решил быть красноречивым. Он начал лекцию про аккордеоны, о том, какие бывают инструменты, как будут проходить наши с ним занятия. Слушая преподавателя, я старалась не дышать. И это не было проявлением восторженности. Я чуть ли не билась в конвульсиях, не находя сторону света, куда повернуть нос. Не знаю, как будут проходить занятия по музыке у Лены, я точно знала, что буду изучать музыкальные премудрости дома. Я ни ногой больше в это старое, кошмарное здание и к преподавателю, который так нетактично наелся чеснока.
На второе занятие я все же пошла. Теперь мы занимались по одному. У меня было свое время для музицирования, у Лены свое. Войдя в кабинет, я сразу почувствовала запах здорового образа жизни. Надо было что-то решать. Противогаз у меня отсутствовал, значит, надо как можно скорее пройти программу и бежать домой.
– Юрий Юрьевич, можно вас попросить?
– Конечно, Дина. Слушаю тебя.
– Пожалуйста, сыграйте мне всю программу. Я очень хочу послушать, как она должна исполняться в идеале.