Потом Наталья Михайловна поступила в питерский театральный институт и уехала из нашего города.
На смену ей пришел новый руководитель нашего театрального кружка. Усатый обладатель нечесаной шевелюры. Было сразу видно, что нас дали ему «в нагрузку», как гири при покупке нижнего белья. В основное рабочее время усач занимался организацией городских развлекательных мероприятий.
В первую встречу он с обреченным видом оглядел наш скромный состав и начал заниматься с нами без какого-либо интереса. Нехотя он поинтересовался нашим репертуаром. Мы тогда репетировали «Снежную королеву». Роль холодной и надменной королевы досталась, естественно, мне, Маринка играла Герду, совершенно не похожую на героиню сказки Андерсена. Это была капризная, крикливая и вечно недовольная Герда. Такой ее видела Маринка, а переубедить ее было невозможно. Единственного мальчика нашей группы назначили северным оленем. Кая играла полненькая девочка с писклявым голосом. Мы долго репетировали, а в итоге все развалилось за пару дней.
Однажды усач пришел на репетицию и откровенно заявил, что занятия нашего театрального кружка прекращаются по причине нецелесообразности и совершеннейшей неперспективности. Мы, естественно, и понятия не имели, что означают эти слова. Одно нам было ясно, что доиграть сказку мы сможем лишь в своих детских снах.
Руководитель театрального кружка сообщил нам о том, что сейчас будет заниматься подготовкой конкурса красоты в нашем городе. Услышав это, я приосанилась. А вдруг смогу принять участие в конкурсе и поразить всех своей красотой? Нескромные мысли летали роем в моей голове. Но тут же меня опустили с небес на землю:
– Дина, ты одна из группы высокого роста. У тебя есть такая же подруга? Мне нужны две высокие девушки, которые будут открывать конкурс красоты.
Маринка, услышав это, застыла на месте. Она поняла, что с ее ростом кукольного пупсика не на что надеяться.
– А я?
– А ты иди подрасти, – сказал как отрезал усач.
– Динка, уходим, – бросила мне подруга, и я встала, чтобы пойти вслед за ней.
Мы ушли громко, потому что я случайно задела декорацию, за которой стояли ведро и швабра для уборки сцены. Все это добро завалилось одновременно. Женская солидарность не только умеет поддержать дружеские отношения, но и убить будущую карьеру звезды подиума.
Через несколько недель, несмотря на мою солидарность и фееричный уход из театрального кружка, который все равно прекратил свое существование, я выхаживала по проходу между рядами, заполненными любопытными зрителями…
Все началось с одного события. В том же Дворце культуры занималась танцами моя подруга из училища Танюша Золотухина. В скором времени у Тани были показательные выступления. Она пригласила меня посмотреть танцевальные соревнования и по-дружески поддержать ее.
Усач встретился нам, как только мы вошли в здание. Он явно обрадовался этому:
– А вот и Снежная королева собственной персоной!
– Я на танцы пришла, – ответила я.
– Она еще и танцует! – делано восхитился усач.
Увидев еще и мою красивую подругу, он все-таки уговорил нас принять участие в мероприятии во Дворце культуры.
Работа над преодолением своих страхов публичности была тогда мне очень нужна. А тут как раз такой подходящий момент. Конечно же, я спросила Танюшу, хочет ли она выступить. Подруга, покусывая ноготок мизинца, согласилась.
…В тот день мы были невероятно хороши. Советские простые девочки, открывающие один из первых конкурсов красоты в нашем городе. Эти мероприятия только входили в моду и вызывали настоящий ажиотаж среди зрителей.
Полный зал народу. Еще не все уселись. Те, кто опаздывал, пробирались по коленкам сидящих людей к своим законным местам.
Вдруг в зале торжественно зазвучали фанфары, призывающие сосредоточиться и начинать наслаждаться происходящим. Погас свет. Мы с Танюшей долго стояли у запасного выхода в самом конце зрительного зала. На последних рядах пока никто не сидел, и мы могли спокойно подготовиться и настроиться. Руководитель-усач вынырнул из темноты зала и махнул нам рукой. Движение руки сверху вниз заставило меня хохотнуть:
– Он сказал «Поехали!» – прыснула я от смеха.
– Ожерельева, смеяться будем после конкурса. Девочки, паааашли!
Зазвучала загадочная музыка, а мы с Танюшей, направляясь от последних рядов к сцене, несли сосуды непонятной формы, которые дымились в наших руках. Организаторы конкурса залили кипятком сухой лед. Получилось эффектно и неожиданно. Две «греческие богини» с дымящимися сосудами в руках продефилировали под всеобщие восторженные возгласы прямо на сцену.
Что было потом, не хочу вспоминать. Неожиданно сильнейший страх сковал все мое тело. Мы с Танюшей, покрытые дымовой завесой, пронесли сосуды по сцене и должны были молча скрыться за кулисами.
Но тут я поняла, что мое преодоление страха могло потерпеть фиаско. Я готова была упасть в обморок на сцене и там же умереть. Это событие я откладывала лишь потому, что понимала – за кулисами по обе стороны выстроились девочки-конкурсантки. Они ждали, когда же мы внесем дымящиеся сосуды на сцену и спокойно покинем ее.
Наконец, мы оставили поклажу. Танюша легко и непринужденно отправилась за левую кулису, я направилась в правую сторону. Девочки тут же ровными рядами начали выходить на сцену. И тут что-то непонятное потащило меня обратно…
Очнулась я только тогда, когда стояла в числе конкурсанток. За тяжелыми портьерами кулис ухохатывалась Танюшка, сложившись буквально пополам.
На сцене ряд разномастных красоток, одетых в далеко не целомудренные конкурсные купальники, а рядом, буквально плечо к плечу с одной из участниц, стою я, в шелковой бежевой блузке с шикарной розой на плече и в миленькой юбочке.
Конкурсантки смотрят на меня и взглядами широко раскрытых глаз пытаются выгнать со сцены. Зрители аплодируют, считая, что все происходит по сценарию. Тут только я услышала слова усача-организатора:
– Ожерельева, брысь со сцены! Пошла вон отсюда!
– Как? – зашипела я ему в ответ, пытаясь отцепить блузку от наряда красотки.
– Что случилось?
– Она меня поймала своим купальником на крючок!
– Твою ж рыбалку! – закатил глаза к софитам усач-руководитель.
– Что мне делать?
– Улыбайся, улыбайся! И отцепись от нее хоть как-нибудь!
Я стала натужно улыбаться. От переживаний губы тряслись, я пыталась отцепить то, что прицепилось намертво к моей блузке. Девочка-конкурсант делала то же самое. Наконец, «сиамские близнецы» разошлись в стороны.
Расправив руки-крылья, походкой прима-балерины я начинаю ретироваться вглубь сцены. Найдя Танюшку за кулисами и задыхаясь от волнения, я неслышно крикнула ей:
– Уходим отсюда!
– Что ты, Дина, нам еще в финале выходить.
– Какой финал! Ты видела, что со мной случилось? Это мне в наказание за то, что я Маринку предала.
– Диночка, никого ты не предавала. Марина не подходила по росту и все. Успокойся. Слушай, но как же смешно было смотреть, когда ты вышла на сцену вместе с конкурсантками!
Танюшка снова начала хохотать, а в это время ко мне подошел усач. Он долго молчал, глядя на меня. Я смотрела на него снизу вверх, но взгляд мой будто возвышался над организатором этого дурацкого конкурса красоты. Он понял, что я хотела сказать, потом нервно потряс перед моим носом своим указательным пальцем и ушел. Также молча.
Финал мы с Танюшей отработали спокойно. Я ходила по сцене, злобно улыбаясь и мечтая поскорее уйти с этого праздника.
– Ну вот и всё. Не знаю как ты, Танюшка, а я завязываю с публичными выступлениями!
«Завязывала» я недолго. Буквально через месяц в училище должно было состояться мероприятие с самодеятельными номерами. Меня включили в состав хора девочек нашей группы. Отказаться от участия я не могла. Нам посулили отличные отметки по дисциплине, которая мне давалась с небольшими проблемами. И я хотела воспользоваться прекрасным моментом получить хорошую «дармовую» отметку.
– Пять минут позора, и зачет в кармане! – говорила я подругам, не догадываясь о том, что слова бывают материальны.
Несколько усердных репетиций и распевок помогли нам выучить патриотическую песню. Десять девочек, в числе которых была и я, стояли рядом с пианино, красиво выпрямив спины и гордо держа головы. Мы должны были прочувствовать до глубины души всю торжественность исполнения. Что мы и делали на репетициях. Все складывалось как нельзя лучше.
И вот он день выступления. В зрителях сидели преподаватели училища и девочки-студентки из параллельных групп. Казалось бы, ну кого бояться? Однако мне и этих наблюдателей хватило, чтобы затрястись мелкой дрожью. Нервно посмеиваясь, я пыталась успокоить себя и настроить на успешное выступление.
– Я будущий педагог. Ну-ка взяла себя в руки и спела красиво! – приказала я сама себе, глядя в зеркало в туалетной комнате.
Да-да, так я сама себя и послушалась…
Мы, празднично одетые в белые блузки и черные юбки, выстроились у пианино. Встали в позу. Аккомпанировала нам преподаватель по музыке. Она была немного слеповата и поэтому носила очки с толстыми линзами и в большой оправе. Открыв крышку пианино, она низко-низко наклонилась, пытаясь сфокусировать взгляд.
– Видать, понюхала клавиши. Наверно, белые хуже черных пахнут, – скривив рот в мою сторону, сказала мне стоявшая рядом Анька.
Зря она мне это сказала. Я прыснула от смеха и тут же осеклась. Музыкантша подняла голову и посмотрела на меня сквозь толстые линзы очков.
Я замерла. Зазвучали первые аккорды. Наступила пора петь песню. Первый куплет мы исполнили очень хорошо. А вот на втором куплете меня накрыла волна хохота. Анька бессовестная! Мало того, что я переживала и стеснялась, мне из-за нее хохотать хотелось так, что не было никаких сил терпеть. Наверняка каждый знает, как сложно сдержать смех в ответственный и неподходящий момент.
Густо покрывшись краской, я поняла, что не могу дальше петь. Смесь страха и желания выхохотаться не давали мне спокойно исполнять серьезную патриотическую песню. Горло сковало, а петь-то надо. Хотя бы вид сделать. И мне пришлось беззвучно, как рыбе, открывать рот.