Они наконец-то выбрались из туннеля, и Фу Ма переключил внимание на унылые улицы за окном. Он решил использовать рамку из пальцев, чтобы определить границы обзора, качество картинки вроде бы улучшилось… Глядя через импровизированный видоискатель, Фу Ма впервые заметил, что во многих газетных киосках, хозяйственных лавках, магазинчиках, где продают табак и алкоголь вместе с газетами, жевательной резинкой и минеральной водой, на самом видном месте лежали или висели ритуальные слитки из фольги и бумажные деньги. Как специальный жест, подающий спешащим прохожим повторяющийся, настойчивый сигнал. Фу Ма удивленно таращил глаза. Водитель, разумеется, не упустил шанса скормить пассажиру новую порцию информации: «Всю дорогу торгуют, как подходит Праздник духов, день зимнего солнцестояния, канун Праздника Весны, а потом День Чистого света, так это самый ходкий товар. И в обычные дни люди покупают, кто — приносит жертву на годовщину смерти, кто — по случаю дня рождения. Не, вы, молодые, о таких вещах не думаете, вам бы от жизни одни только удовольствия получать, забыли небось, что человек смертен».
Фу Ма с кривой усмешкой опустил руку, повернув голову к окну, сосредоточенно смотрел, как ветер треплет лежащие на прилавках ритуальные деньги. Они проплывали за окном, исчезали, опять появлялись и опять исчезали. В его мозгу словно крутилась магнитофонная лента с записью обрывков всей той чуши, которую чуть раньше нес водитель и которую Фу Ма прослушивал с отставанием. Он ухватился рукой за край сиденья, чтобы не терять равновесие при движении автомобиля. Ему внезапно стало казаться, что такси, в котором он сидит, последнее и единственное во всем городе, и оно везет его на свидание в последний день перед апокалипсисом, с трудом продвигаясь через набитый битком, но безжизненный район, где все тела умерших и останки былого величия с оглушительным вздохом внезапно вернулись к жизни оттуда, где они лежали, уложенные слоями друг на друга.
***
После душа они шли в постель, им нравилось несколько минут просто полежать и поболтать о том о сем. Сегодня Girla пожаловалась на свои новые брендовые туфли Belle, якобы они натирают ноги. Затем похвасталась, что недавно сделала в фитнес-центре анализ состава тела, и тут же стала перечислять каждый показатель: содержание жира в теле, масса скелетной мускулатуры, соотношение объема талии и бедер и всё такое. Girla была зациклена на своем здоровье, когда ее не прерывали, могла часами развивать одну и ту же тему, даже если Фу Ма молчал как рыба. Однажды она взялась рассказывать ему о своих прическах, причем за все предыдущие четыре года: на такой-то День всех влюбленных делала наращивание, на такой-то день рождения стрижку боб, для того отпуска красила волосы в такой-то цвет, для того уик-энда делала такую-то завивку, помнила всё до малейшей детали, у Фу Ма даже сердце заныло: вот оно, тотальное одиночество!
Пока Girla продолжала озвучивать бесконечный список своих показателей, Фу Ма включил телевизор, пощелкав пультом, остановился на канале «Мир животных». Сюжет, как обычно, крутился вокруг темы выслеживания добычи и стратегии выживания: на экране леопард и гиена мучительно долго бежали по саванне в надежде заполучить свою долю пищи: один — свежее мясо, другой — падаль, тем не менее Фу Ма подумал, что эти сцены — вполне подходящий фон для монолога Girla, поглядывая на экран, он начал поглаживать ее тело, проверяя каждый показатель — содержание жира, скелетную мускулатуру, соотношение объема бедер и талии. Girla, однако, протестующе заерзала, пожаловалась на мигрень и тут же пустилась в мельчайшие подробности: голова болит почти неделю, но боль не резкая, а скорее ноющая, не так чтобы слишком беспокоила, но все-таки есть ощущение дискомфорта, один день давит в висках, а на следующий — болит затылок…
Фу Ма и не подумал останавливаться, он рассчитывал завести ее и, разумеется, себя. В какие-то моменты ему казалось, что время резко замедлило свой ход, что оно, подобно воску, маленькими каплями медленно стекает по горящей свече и медленно застывает, дыхание отчаяния и тлена обволакивало его, он словно не узнавал себя в этот момент времени — момент настолько скучный, что для него даже не придумано слово, который он проводит в постели, пригодной лишь для единственного раза в жизни, с девушкой, которая разговаривает индифферентным тоном и абсолютно к нему безразлична. Фу Ма поднял голову, с мольбой в глазах посмотрел на экран: уродливая гиена все же дождалась своего счастливого часа — на фоне гигантского оранжевого диска закатного солнца она жадно поглощала гниющие останки газели, из клыкастой пасти капали слюни, окрашенные кровью.
Фу Ма повернул голову и увидел мобильник, лежащий рядом с подушкой: маленький прямоугольный кусочек прецизионного сплава в минуту абсолютной беспомощности вдруг пробудил в Фу Ма чувство близости, рвущееся наружу, подобно роднику, и прорывающееся слезами. По меньшей мере его мобильник был тем единственным в мире предметом, который Фу Ма знал как самого себя и который сохранял тепло и запах его тела, предметом, который, словно универсальный регулирующий клин, помогал ему устранить любой зазор в расшатавшейся конструкции его жизни. Такой, например, как сейчас. Фу Ма вдруг осенило: надо включить секундомер, узнать, сколько времени займет сегодняшний гейм. Почему нет? По любому прикольно будет! Хотя… Вот засада, он до сих пор не готов, столько старался, даже ладони вспотели, вот-вот прилипнут к ее телу. Погорячился он, однако. День и впрямь был сумасшедшим, особенно семейный обед, после которого никак не шли из головы депрессивные моменты, его родственники да и он сам сегодня были еще более безнадежны, чем обычно, будто мутный осадок их жизни внезапно всплыл на поверхность… А потом еще трусливый придурок водила доставал своей болтовней.
Girla вдруг резко вздрогнула, прикрыла в испуге ладонью рот: «Ох, я так и знала! Моя мигрень — это знак, определенно отец меня вспоминает. Я вот что хочу сказать: сейчас ведь День Чистого света, разве нет? Так вот, каждый год в это время ко мне непонятным образом цепляется какая-нибудь хворь: то температура, то расстройство кишечника, то сыпь, при этом ни таблетки, ни капельницы не помогают… Но стоит мне сходить к отцу на могилу, сжечь бумажные подношения, так болезнь вмиг проходит, честно, уже несколько лет подряд такое происходит, разве не чудо? Завтра, да, завтра непременно схожу…» Фу Ма действительно был поражен, но не рассказом Girla, а поразительной реакцией своего тела, совсем как робот при нажатии кнопки «пуск», он, подчиняясь мощному гормональному всплеску, в мгновение ока занял позицию сверху. Girla интуитивно испустила сдавленный крик, но уже в следующую минуту тоненько, протяжно застонала от наслаждения.
Фу Ма не забыл нажать на мобильнике кнопку «старт», краем глаза засек момент, когда включился секундомер. Застывшее время вновь пришло в движение, словно его подстегнули хлыстом, оно пульсировало в его и в ее теле со скоростью летящих из-под колес брызг, несущегося к Луне метеорита. У Фу Ма перехватывало дыхание, будто он скачет на норовистом коне, и когда натяжение обнаженных нервов достигло предела, его ноздри чутко среагировали на резкий тухлый запах, как если бы он был той самой гиеной, пожирающей ужин в колышущейся траве посреди саванны… Но по телевизору уже шла другая передача, что-то типа квеста «Нераскрытые тайны», пытливые, вопросительные глаза ведущего уставились на Фу Ма, как бы спрашивая, почему он в такой нелепой позе. Злясь на диктора, Фу Ма показывал на включенный секундомер, на стремительно летящие секунды в надежде отвлечься и продлить момент, который, как ему казалось, был единственным доказательством его чувства собственного присутствия. Он слышал шум ветра в ушах, а еще он слышал под собой тяжелое дыхание, похожее на дыхание дикого зверя. Стиснув зубы, Фу Ма приготовился к отчаянной битве в решимости освободиться, сбросить с себя того странного типа, который приклеился к его спине, как повторяющая ее форму тень: его лицо наполовину закрыто, полы традиционного мужского халата развеваются длинными языками черного пламени, сзади маячит высокая и худая фигура Духа Смерти…
Ни с того ни с сего Girla принялась громко всхлипывать, слезы катились из глаз прямо на подушку, пальцы с силой щипали спину Фу Ма, речь была несвязной, словно в бреду: «Ты… моя… у меня голова прошла!»
***
Вокруг покой и безмолвие, как на дне океана, кажется, что можешь погладить рукой длинные тонкие водоросли и темно-синие волны проникающего сверху света, а он превратился в одну прозрачную клетку, непрерывно растягивающуюся во всех направлениях… Фу Ма медленно открыл глаза, взглянул на висящую на потолке убогую люстру, на дешевые постеры на стенах, на безжизненно свисающие шторы, через которые проглядывала полоска тусклого уличного света. Выходит, за окном почти стемнело… Как же долго он спал, словно провалился в забытье или оказался в ином мире, если бы только он мог оставаться там вечно…
Фу Ма согнул ноги в коленях, размял плечи, сделав пару-тройку вращательных движений. Чему удивляться, утром он действительно встал ни свет ни заря, чтоб не опоздать в Храм Западного Неба. Посмотрел на часы — так и есть, уже не успеет приехать в офис и приложить к сканеру пропуск, чтобы зафиксировать хотя бы время ухода с работы. Ну и ладно, зато появился повод проверить поддельный отпечаток пальца, которым он обзавелся с помощью силиконовой формы, нарытой в интернете. Можно попросить приятеля-сослуживца просканировать вместо него этот липовый отпечаток, и нет проблем.
Все еще пребывая в заторможенном состоянии, Фу Ма пытался отправить коллеге эсэмэску, как вдруг почувствовал тревогу и понял, что температура тела возвращается к норме и мозг опять начинает реагировать на радость и горе, словно его тело и мозг вновь вернулись в реальный мир из далеких сфер сверхреальности. Чувство отчаяния, когда кажется, что дальше никак, что нет никакой надежды и не на кого опереться, с грохотом обрушилось на него точно в срок, подобно поезду, прибывшему по расписанию. Ничего неожиданного, так всегда бывает после секса, похоже, это защитная реакция или даже мстительное поведение обездоленного мозга в отместку телесному низу за полученное удовольствие, своего рода побочное действие, которое не поддается лечению…