Я съел торт, хлебнул пива, сел выписать цитаты из одной книги и уснул.
Через час пришло второе письмо.
«Мужчина снял сапоги и положил ноги на край жаровни, прогревая ступни. От огня носки где-то сморщились, а где-то натянулись так, что стали похожи на печеный батат. Мужчина сказал: “Я не снимал сапог с того самого момента, как почувствовал, что ты преследуешь меня”. Убийца ответил: “Cнег валит все сильнее и сильнее, как же твоя дочь доберется?” Мужчина продолжал: “Успокойся, я с ней договорился встретиться здесь, сегодня вечером она обязательно приедет. Выпей немного самогона, согреешься, это хороший самогон, я могу сам сделать первый глоток”. Убийца ответил: “Хорошо, сначала ты попробуй”. Мужчина поднимает пиалу с самогоном, делает большой глоток и передает ее убийце. Убийца пьет чуть-чуть. Мужчина сказал: “Мой будущий зять, ты слишком напряжен, твой взгляд не останавливается на одном предмете более трех секунд”. Убийца спросил: “Ты убивал людей?” Мужчина ответил: “Я не убивал, я видел смерть многих людей, но я не убивал”. Убийца сказал: “А я убил более семнадцати человек: двенадцать мужчин, трех женщин и двоих детей. Каждый человек перед смертью выглядит по-разному, я все помню, помню всегда, во что они были одеты, выражения их лиц, последние слова, я настолько крепко все это помню, что не гожусь в убийцы. Но я хорошо владею ножом, у меня нет родных и врагов, хочу купить землю и построить дом, мне только это остается”. Мужчина спросил: “Что они говорили перед смертью?” — “Один пятилетний мальчик сказал, что у него есть леденцовый человечек, когда я вошел в комнату, он спрятал его под подушку, я убил его и съел человечка, иначе бы тот испортился”. Мужчина спросил: “Ты его съел?” Убийца ответил: “Съел. Это был Сунь Укун[63] с растаявшей головой, приклеившийся к подушке”. Мужчина спросил: “Он был сладкий?” Убийца ответил: “Очень сладкий, самый сладкий из всего, что я когда-либо ел, настроение улучшилось после него, я вышел, нашел колодец и выпил много воды. Твоя дочь приедет верхом?” Мужчина ответил: “Да, верхом, я купил ей для этого коня на все мои сбережения. Точно, я забыл тебе сказать, она больна”. Убийца напрягся: “Чем больна?” — “Она линяет”. Убийца спросил: “Как это линяет?” Мужчина ответил: “Это началось в двенадцать лет, всякий раз в декабре она меняет кожу, а потом у нее вырастает новая”. Убийца спрашивает: “Так что же, она не стареет?” Мужчина отвечает: “Не стареет, тебе это нравится или нет?” Убийца отвечает: “Нравится. Этот самогон хорош, выпей еще, глянь, я много лет промышлял убийством и наконец мне подвернулась удача”. Мужчина ответил: “Если твердо держаться того, что считаешь для себя важным, и долго заниматься своим делом, в конце концов встретишь удачу”».
Вот сколько написал. Прочитав до конца, я тотчас же начал писать ответ:
«Здравствуй, друг, ты умеешь описывать детали, это хорошо, ты осмеливаешься делать паузы, это тоже хорошо. Я много написал, прежде чем осознал этот принцип: рассказ — это не реалистичный и стремительный набросок, рассказ — это одухотворенное яйцо, ты должен его длительно, не торопясь высиживать. Человеческая душа запутана, бесцельна, погрязла в мелочах, двигается по спирали в непримечательном месте. Как там говорила Дикинсон[64]: «Только процесс писания всегда дает мне ощущение бессмертия, потому что оно подобно бесплотному чистому духу». Ты пишешь то, что хотелось написать мне, иными словами, то, что я признаю прозой, это радует меня. Когда я только начинал писать, то со всех четырех сторон наталкивался на глухую стену, нет дверей и некуда податься, оставалось только писать через силу, раз за разом отправляя рукопись в редакцию. Потом редактор оценила меня по достоинству и прислала ответное письмо, с критическими замечаниями, я не спал всю ночь, вносил правку в соответствии с ее мнением, на следующий день утром я до такой степени иссушил мозг в надежде написать ей изящное письмо, что потратил душевных сил больше, чем когда вносил правку. Но перед отправкой этого письма она сообщает мне, что ее начальник просмотрел рукопись и считает, что нет необходимости вносить правку, поэтому можно все оставить как есть. Под конец она сказала, что я могу еще что-нибудь написать и дать ей посмотреть. Я разрыдался, а потом начал еще один рассказ. Я завел эту историю вовсе не для того, чтобы показать тебе, какой я стойкий и волевой, напротив, я человек, который обычно отказывается от начатого, однако ни в чем другом не могу найти подходящего для себя занятия или, иными словами, такого дела, на которое я с энтузиазмом готов тратить свое время. Это — негативный выбор в том смысле, что другие люди сначала выбирают то, что им самим нравится делать, и только я выбираю единственное, что мне остается. Мне сейчас вспомнилось твое лицо, твое небольшое удлиненное лицо, одухотворенное высокой самооценкой и отсутствием сомнений в выборе средств; хотя оно мне и противно, однако волей-неволей приходится признать, что таким и должно быть лицо писателя. Тебе повезло больше, чем мне, ты удачно подошел, благодаря своей дерзости и склонности к авантюрам, — как раз сегодня вечером мне нечем было заняться, и я прочел твою вещь. Для начала развитие сюжета вполне удовлетворительное, если тебе удастся такая же блистательная концовка, я порекомендую тебя всем редакторам, которые меня редактируют, и тем самым в полной мере окажу тебе всю возможную помощь, которую только могу оказать, но если ты такая же жалкая тварь, как и я, то помощь может превратиться в жестокую мышеловку. Напомню, что тебе следует со всей серьезностью обдумать свою жизнь, оценить, сколько усилий ты готов в конце концов отдать этому сюжету, до какой степени эгоизма и одиночества готов дойти. Разумеется, это не значит, что ты сейчас должен оттачивать сюжет, надеюсь, что оставшаяся часть твоего рассказа не заставит меня разочароваться. Меня не особо беспокоят твои перспективы, просто не хочется, чтобы я провел сегодняшний вечер напрасно. Всего хорошего».
Я подождал немного, но не получил ответа. Я использовал эту паузу, чтобы завершить некоторые мелкие дела, ответить на несколько сообщений в WeChat, договориться о нескольких необходимых встречах. Подняв голову, я снова проверил почтовый ящик, письма по-прежнему не было. Я протер пол, пропылесосил кошачью шерсть. Внезапно вспомнил, что в мамином старом доме должны включить отопление, на севере в это время уже довольно холодно, ночью и вечером прохожих на улице становится мало. Я решил позвонить маме, хотел спросить, приготовила ли она плату за отопление, если нет, то я переведу ей денег. Она не подошла к телефону — в это время она обычно смотрит сериал по телевизору и каждый раз переводит телефон в беззвучный режим, сидит на расстоянии двух шагов от телевизора и внимательно смотрит. Я иногда вижу ее во сне: когда-то она была очень сильной, погрузив на велосипед полную корзинку продуктов, а сзади водрузив меня, ехала целый час на холодном ветру, приезжала домой раскрасневшаяся, полная бодрости и энергии и тут же, сбросив верхнюю одежду, начинала готовить. Сейчас уголки глаз опустились, целый день в теплой одежде неподвижно сидит дома. Мне постоянно снятся знакомые, те, с кем я был знаком в подростковом возрасте, с кем мы рыдали навзрыд, оттого что играли в мяч и сначала выиграли, а потом проиграли. А друзья, появившиеся после тридцати, почти не снятся. Я потерял связь с теми моими знакомыми, однако они для меня словно всем сердцем любимые антикварные вещи, все время появляются во снах, я касаюсь их, внимательно рассматриваю. Но однажды мне вдруг приснилась та переводчица с итальянского: она переводила какую-то тонкую книжечку, но никак не могла закончить перевод, так что вся поседела, я громко закричал: «Прекрати, прекрати!» Она меня не услышала, ручка в ее руке, работая словно на батарейке, без остановки сновала взад-вперед, я протянул руку и толкнул ее, она подняла книжечку и приложила к моему лицу со словами: «Читай получше, ведь это — твоя книга. Твоя хрень собачья, я тебя раскусила, хочешь сбежать в свои бредни, я устала так, что шея утончилась, а ты нисколечко не благодарен». Я проснулся, ощупал подушку, на кровати был только я один.
У Сун спал, хвост лежал на клавиатуре. Я его отодвинул, он совсем не похож на других кошек, которые, если человек коснется хвоста, сразу вскакивают. Он по-прежнему крепко спал, треугольная пасть слегка приоткрылась, шея изогнулась так, словно он был без сознания. Я еще раз проверил почту и обнаружил новое письмо:
«Холодный воздух просачивался в щель под дверью, огонь ярко горел. Убийца сказал: “Я хочу поменяться с тобой местами, так я смогу видеть, когда откроется дверь, и никто не сможет внезапно оказаться у меня за спиной”. Мужчина уже многовато выпил и немного захмелел, глаза удлинились, а на лице появилась легкая улыбка. “Хорошо, — сказал он, — ты все хорошо обдумал”. Двое сидели молча друг перед другом, убийца не пил, ждал наступления полуночи. Мужчина по-прежнему пил самогон, время от времени улыбаясь и покачивая головой. Внезапно он сказал: “Я только что обманул тебя”. Убийца напрягся во второй раз: “В чем ты меня обманул?” Мужчина ответил: “Во-первых, я убил человека, она преследовала меня два года. Под конец ночью на почтовой станции, неподалеку отсюда, она настигла меня”. Убийца: “И потом?” — “Я утихомирил ее. Это была женщина-убийца, она превосходила всех в мастерстве владения длинным шилом с двух рук, в то время я был моложе, ветер и иней еще не превратили меня в старика, я умолял ее, а она, зная, что у меня нет возможности сопротивляться ей, спокойно решила поболтать со мной”. Убийца: “А потом? Ты отравил ее?” Мужчина ответил: “Нет. Я придумал способ влюбить ее в себя, иными словами, она слишком долго преследовала меня, узнала меня, как свои пять пальцев, фундамент, чтобы полюбить меня, был уже готов. Я только чуть-чуть подтолкнул, и она меня полюбила”. Убийца ответил: “Она нарушила главную заповедь убийцы”. Мужчина добавил: “Можно сказать, что она совершила ошибку, которую может совершить любой убийца. Когда слишком долго преследуешь кого-то в качестве мишени, уже невозможно его ликвидировать”. Убийца: “А потом?” — “Я предложил ей идти вместе со мной, она согласилась, и мы убежали. Были в бегах два года. Я все время искал способ ее убить, но ее талант был слишком велик, спала слишком чутко, не болела, мне не подворачивался случай”. Убийца спросил: “Почему ты хотел убить ее? Для того, чтобы быть с тобой, она уже заплатила огромную цену”. Мужчина ответил: “Потому что она все еще искала способ убить меня. Наконец она забеременела, и после того, как родила ребенка и я услышал его плач, я принял ребенка, а ее убил”. Убийца не проронил ни слова, но рукой провел по рукояти ножа. Мужчина продолжил: “Она еще улыбалась в тот момент, когда я ее убил, глупая женщина. Моя дочь скоро приедет, ты не хочешь вымыть голову?” Убийца ответил: “Нет”. Мужчина покачал головой и тихим голосом запел: