Но почитание – это не пьедестал почета и не семейный алтарь, это отношение к памяти и имени ушедшего супруга. Часто говорят: об усопшем только хорошо или ничего. Но эта максима не для семьи. В семье есть чувство принадлежности, и долг супруги (супруга) – передать внукам такое почитание к умершему, которое полностью соответствовало бы его месту в роде. Этого достаточно. Прадедушка есть прадедушка, и почитание его как отца дедушки не зависит от того, был ли он палачом или жертвой, героем или предателем, алкоголиком или самоубийцей. И передать это отношение – задача, решаемая даже при самых ограниченных возможностях.
Мудрость и миротворчество
Опыт и знание жизни рождают мудрость. Однако она не приходит сама, по достижении возраста или от глубины пережитого. Для мудрости нужен длинный путь разума, начинающийся в юности. И если юноша не ищет мудрости, то к старости набраться ее не успеет.
Чтобы стать мужем и отцом, мужчина должен сначала стать сыном. Иначе не получится. Ведь то, что мужчине необходимо реализовать в ролях мужа и отца, он берет не из воздуха, из книжек или кино. Главный источник его самореализации в семье – отец, чью семейно-родовую модель он принимает как основную. И в этом сын проявляет одно из своих ведущих качеств – он «берущий»: берет отцовскую любовь, отцовскую власть, отцовскую силу, отцовскую социализацию и пытается ее реализовывать. Кто умел брать, сумеет давать – в роли мужа и отца, а затем деда и патриарха.
Мудрость – не просто «интеллектуальные способности выше среднего», но и опыт, рассудительность, смирение и, главное, любовь. Разум без любви – отстраненный интеллект, который никому не нужен. Нравственное резонерство и морализаторство стариков – это не мудрость, а имитация мудрости, которая скрывает пустоту и разочарование своей жизнью.
Разумеется, все, что мы сказали про мужчину, относится и к женщине, бабушке, прабабушке, которая тоже может остаться вдовой и нести эту роль самостоятельно. Только у бабушки любовь и доброта будут превалировать над мудростью и властью. Но она будет иметь ту же силу исцеляющей деятельной и примиряющей любви!
Глава 14. Семья – малая церковь
Два главных мифа
Итак, муж и жена вольно (и невольно) в любви создают уникальный, индивидуальный дом своей семьи. И если в нравственной и ценностной традиции семьи почитается Бог, такой дом именуется христианами малой церковью. Это супружеский организм, вмещающий любовь и дух, веру и дело. В таком доме есть место высшему смыслу. Это и отличает христианские супружества: семья понимается как священный союз, а не как «ячейка», контракт (договор) или биологическое партнерство. И основание супружества здесь только любовь. Она – не только основная движущая сила и строительный материал такого дома, но и одно из условий успешного строительства.
Другими условиями – мы уже их называли – являются границы семьи, забота о цельности, ценности семейного мира и его высший смысл. Понятие «высший смысл» может оказаться неблизким современному читателю – слишком много за последние сто – сто пятьдесят лет было об этом написано и сказано несуразного. За это время в общественном сознании получили широкое распространение два мифа о семье: миф о «ячейке общества» и миф об условном юридическом и историческом смысле семьи. И тот и другой исключают поиск и утверждение в своей семье высшего смысла – его там и быть не может.
Миф о «ячейке» относит семью к структуре общества или – что ближе к сути – к структуре государства. Здесь семья вписана в иерархию, в которой каждый элемент (или ячейка) занимает одновременно и привилегированное и подчиненное положение – по отношению к структурам, наделенным правом контролировать ее, судить, наказывать или поощрять: загсам, комитетам социальной защиты, опеке, полиции, судам, департаментам образования и здравоохранения. И если Церковь рассматривать как часть системного устройства государства, то и она будет начальствующей инстанцией над семьей (по крайней мере, так было до 1918 года). В свою очередь, семье подчинены дети, в какой-то степени муж и жена (алименты, ответственность за здоровье и жизнь детей). В этой системе семья как общественный институт является с точки зрения иерархии привилегированным уровнем над личностью, а общество – над семьей. Личность в этой системе – самый несвободный субъект.
Естественно, такое понимание семьи и ее места невольно поощряет нигилизм, отказ от семейных отношений, разводы, неполные семьи, протесты против ювенальной юстиции, конфликты и насилие в семье. Действительно, если личность – будь то муж или жена – не свободна в создании, развитии и осмыслении своей семьи, семья становится системой, препятствующей развитию личности[69], инструментом подавления личностных свобод. И не потому, что муж или жена жестоки, а потому, что иначе семья почему-либо не вписывается в системные требования государства.
Семья ощущает агрессию извне, если контроль со стороны общества и органов государства нарушает ее границы и целостность. И если департаменты образования и здравоохранения своими требованиями вторгаются в быт и отношения семьи, это перерастает в конфликт враждующих сторон.
Другой миф – о конвенциональной природе семьи и брака – разрушает представление о том, что семья имеет высший, нравственный, философский и тем более духовный и религиозный смысл.
Здесь семья трактуется как договор (конвенция) между мужчиной и женщиной (а почему не между однополыми гражданами?), которые при помощи государства устанавливают относительные права и обязанности друг друга. Такой договор, как и все в общественном праве, стоит вне нравственных или духовных ценностных оценок. Да, нарушать законные права других – преступление и грех, но не более того. И если у гражданина есть право на развод, такой выход из договора имеет, конечно, материальные и общественные последствия, но не более. Говорить о разрушении духовного мира семьи в таком случае неуместно, так как этого договор (конвенция) не предусматривает.
Миф о семье как о договоре лишен не только духа, он игнорирует саму природу человека. В нем нет места антропологическим особенностям и условиям бытования человека как семейно-родового субъекта. Если договор охватывает лишь юридические, финансовые и хозяйственные стороны брака, то понимание семьи становится односторонним и ущербным. Всего остального – особый уникальный космос, мир семьи, малую церковь – такой подход не учитывает и учесть не может.
Есть и еще один подход – биологизаторский. Здесь семья рассматривается не только как аналог пары животных, но и как союз, генетически сформировавшийся из биологической парности. Такой подход существует не только в философии и социологии, но и в психологии. При нем, так же как при описанных выше, разговор о смысле семьи и брака неуместен. Биологизаторский подход может рассматривать семью только как временное, инстинктивно обусловленное «социальное» поведение самцов и самок. И смысл его не выходит за рамки удовлетворения инстинкта. Но инстинкт имеет лишь свой внутренний сценарий, ставший в течение веков жестко обусловленной программой. Правда, к человеку это едва ли может относиться. Семья и брак для него – свободный выбор на условиях, определяемых культурой и ценностями. Биологического здесь нет ничего.
Все мы – из космоса семьи
Мы же рассматриваем семью как свободный союз, обусловленный выбором и смыслом. Иными словами, мужчина и женщина вступают в брак, чтобы осуществить высший смысл своей любви и жизни. Брак есть высший способ самобытия человека как личности и как союза личностей. Такой союз и именуется малой церковью. Это целый мир для мужа и жены, их детей, родственников и домочадцев.
И этот мир неизбежно оказывается фундаментальной основой идентичности рожденных в нем личностей. Мы помним, что все мы родом из детства. Эта метафора означает, что наша идентичность – то есть ответ на вопрос «кто я?» – складывается не просто в детстве как во временном промежутке, но в мире образов, отношений, чувств и мыслей, который создается семьей, родителями. Каждый человек, выросший в семье, духовно родился в уникальном космосе, созданном супружеством.
Муж и жена, сколько бы ни любили друг друга, сохраняют свою самобытность и индивидуальность. С нею они входят в брак, привнося каждый свой мир (космос) уникальной личности, сформировавшейся в лоне своей родительской семьи, и создают в браке новый уникальный и универсальный космос.
Такая «домашняя церковь» возможна и вне христианской традиции. Впрочем, если супруги объединены общей нравственностью и духовным смыслом, общим мировоззрением и традицией и этот образ мысли они реализуют в жизни, создавая для себя и детей общий мир духа, смысла и образа жизни, этот мир можно просто назвать «домом», заменив им слово «церковь».
В христианской же традиции Церковь – это организм, семья, Глава которой Господь. То есть это организм богочеловеческий (вне христианской традиции такого освящения нет: там может быть закон, любовь, нравственность, другие добродетели). Домашняя церковь открыта в Небо, в ней присутствует Высший Глава. А все остальное – структура, функции, цели, динамика, мотивации, история и традиции, – как во всех других семьях.
Но малая церковь – это не Церковь, и сравнивать их не следует, а словесное совпадение – скорее метафора. Наивно думать, что малая церковь устроена так же, как «большая», что в ней есть священнослужители, богослужение и прочее. Христианская семья рассматривает себя в свете этого символа как образ отношений, где любовь соединяется с исполнением жизни. Малая церковь слагается день за днем – из смыслов, решений и чувств, которые сверяются со смыслами Церкви, с заповедями (набольшая из которых – любовь), с духовными переживаниями, которые рождает Церковь.
Церковь оставлена Христом на земле для рождения и возрастания людей в Царство Небесное; Церковь и есть уже отчасти Царство Небесное. Так и семью любовь делает подобной Царству Небесному. Если мир внешний, за пределами семьи, строится на формальных или функциональных отношениях, то семья (в замысле) – на любви. В этом ее самое важное отличие от любых других общностей и групп.