«Вначале Нэнси меня ошеломила, — позже вспоминала Глория, — и потом, чем больше я говорила, тем сильнее она раздражалась. У Нэнси были еще слишком свежи воспоминания о собственном ребенке, поэтому она была не в состоянии выслушивать новости о моих несчастьях. На обратном пути я размышляла над старой поговоркой: мы не можем выразить те чувства, которых не знаем сами. И я поняла, что не знаю людей, способных переступить через свое горе. К кому же было мне обращаться?»
«И как вы намереваетесь вести себя в отношении Нэнси?» — поинтересовался психолог.
«Я все еще надеюсь на дружеские отношения, но тесной дружбы уже не будет, ведь она не дала мне возможности поделиться с ней своим горем».
Ключевым фактором в сохранении взаимоотношений является открытость общения. Однако в некоторых случаях сохранение таких отношений противоречит интересам сторон.
Осознавайте, когда приходит пора
отойти от прежних отношений
Значимые отношения обладают взаимным и укрепляющим характером. Горе вносит в них перемены, порою весьма болезненные. Если пережившему утрату становится очевидно, что характер отношений препятствует его развитию, тогда, может быть, ему придется завершить такие отношения, хотя бы временно.
То же самое справедливо в отношении выражающего сочувствие или оказывающего поддержку. В каком-то смысле вы можете осознавать, что сделали все, что было в ваших силах, но это никогда не удовлетворит человека, перенесшего потерю. Запомните, это процесс взаимного свойства. Скорбящие в горе порой должны пройти через изрядный гнев, ненависть, горечь; они неосознанно надеются, что другие люди наполнят их энергией. Если вы запутались в своих чувствах, то вы тоже втягиваетесь в этот процесс. Вам следует отступить на время или на неопределенный срок в сторону. Благотворная скорбь поможет всем вовлеченным в этот процесс, и это подводит нас к очередной теме: горе бывает благотворным и разрушительным.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ФУНКЦИОНАЛЬНОЕ
И РАЗРУШИТЕЛЬНОЕ ГОРЕ
Плач смягчает силу горя.
Шекспир.
«Король Генрих Шестой». Ч. 3
Перенесенная утрата вызывает столь широкий и разнообразный спектр горестных ощущений и симптомов, что специалисты не в силах точно определиться с терминологией. Вот лишь часть определений, применяемых по отношению к последствиям перенесенного несчастья: аномальные, вызывающие страдание, нетипичные, отягощающие, хронические, комплексные, сложные, конфликтные, длительные, разрушительные, расстраивающие, дезорганизующие, дисфункциональные, продолжительные, повреждающие, неадаптируемые, патологические, невротические, болезненные, проблематичные, стойкие, незаконченные, вредоносные и неразрешимые.
Мы воспользуемся терминами дисфункциональная, или разрушительная, так как благотворная скорбь обладает функцией, позволяя перенесшим утрату понять, признать, прочувствовать и интегрироваться с тем, кого они любили и кого более нет с ними. Вредоносная скорбь причиняет новые страдания, мешает нормальной жизнедеятельности либо лишает жизнь ее полноты. Давайте теперь рассмотрим некоторые симптомы дисфункциональности.
ФИКСАЦИЯ НА ГОРЕСТНЫХ ОЩУЩЕНИЯХ
Благотворная скорбь представляет собой плавный, естественно длящийся процесс, хотя в ходе его возможны остановки, передышки и переоценка. Фиксация же горестных чувств заставляет людей оставаться прикованными к какому-то одному моменту»
Например, сразу после перенесенной потери люди отрываются от повседневных обязанностей ради срочных дел: организации похорон и сопутствующих мероприятий, выполнения юридических и финансовых процедур и т. п. Если одним для возврата к привычному жизненному графику требуется неделя, другим времени может понадобиться гораздо больше. Проблемы здесь возникают, когда перенесшие утрату продолжительное время пребывают в состоянии нездорового отчуждения.
Перенесших потерю также может одолевать пристрастие к рассказам о своих несчастьях. Скорбь хочет выговориться. Люди сами иногда не осознают своих эмоций, пока не выговорятся, поэтому чем больше они дают выход своим чувствам, тем быстрее нормализуется их состояние. К сожалению, бывает и так, что некоторые высказываются, не выражая своих эмоций. Преодоление утраты зависит от того, какой выход дается чувствам.
«Почему ты не рассказала все?»
(рассказывает Дайяна)
По прочтении этой рукописи друзья спрашивали: «Дайяна, почему ты не рассказала все об ужасной кончине твоего отца — пролежнях, лихорадке, о том, что он знал, что их ошибка убьет его, и ничего не мог сделать, а только лежал? Почему не сказала о том, что врачи информировали тебя о чрезмерной дозе снотворного средства лишь после того, как об этом сказал его сосед по палате? Почему не сказала о... и т. д.»
На это я отвечала: «Шестнадцать лет назад мне самой требовалось разобраться в своих чувствах. Теперь в этом нужды нет, да и читателям это пользы не принесет. Спасибо, что вы позволили мне излить свои чувства, ведь некоторые из переживших в свое время тяжелую потерю до сих пор говорят и говорят об этом. Вместо того чтобы их горе двигалось вперед — они сами движутся по друзьям, знакомым и родственникам.
Никогда не недооценивайте целебную возможность послушать самих себя с целью понять свои чувства: «Я так сердит на них за это», «Мне так грустно без нее» или «Я разочарован их поведением». Те, кто остаются зацикленными на своих несчастьях, не выражают сопутствующих им эмоций.
ОТРИЦАНИЕ
Люди справляются с психическими травмами разными путями, и весьма часто — способом отрицания. Данная функция представляет собой психическую защиту от кризиса, который вначале слишком тяжело постичь. Когда удар вследствие смерти близкого человека слишком силен, включаются защитные фильтры организма, «отрицающие» или смягчающие всю силу этого несчастья. Однако со временем приходит чувство реальности, и в конечном счете утрата полностью принимается, а тело и душа сохраняют равновесие. На первоначальном этапе скорби отрицание имеет благотворный характер, но при длительном действии оно становится дисфункциональным.
Отрицание защищает от душевной боли и дискомфорта в сознательной или бессознательной форме. Вначале рассмотрим первую из них.
СОЗНАТЕЛЬНОЕ ОТРИЦАНИЕ
Когда отрицание сознательно, мы намеренно искажаем истину. Ребенок отводит взгляд от осуждающего взора матери и восклицает: «Я не ел печенья!» Преступник яростно отвергает свою вину: «Я не совершал этого!»
Так и скорбящие защищаются от правды, и здесь коренится источник проблем. То есть наше подсознание поглощает мысли и высказывания и не способно различить реальность и воображение. Осознанный обман вызывает неосознанное отрицание, а это может обратиться в неадаптивную манию.
«Его убили»
После того как ее муж покончил с собой, Рут стала говорить, что «его убили». Она продолжала говорить людям, что его убили, и постепенно ее сознательный обман принял бессознательную форму (неверие в реальность ситуации). При этом она сочинила целую историю и донимала полицию, чтобы там открыли уголовное дело. Приглашенный священник мягко порекомендовал ей обратиться в группу поддержки жертв последствий суицида, где она получила необходимую помощь и поддержку и в конечном счете смирилась со своей утратой.
«Нет, д-р Моуди, она поехала в Огайо
к родственникам»
(рассказывает Рэймонд)
Недееспособному обитателю дома для престарелых Дугласу был поставлен диагноз болезни Альцгеймера. Психиатры направили пожилого человека в клинику гериатрии, где я работал. Там бригада специалистов провела дополнительные исследования и пришла к заключению, что Дуглас здоров, признаки болезни отсутствуют. Тем не менее лечащие врачи вновь поставили ему диагноз: болезнь Альцгеймера — на основании того, что «пациент неспособен вспомнить прошлые события и вследствие его социальной отчужденности». Просматривая его историю болезни, я наткнулся на указание, что вдовец утверждал, будто его жена уехала в Огайо, тогда как та скончалась за полгода до описываемых событий. Я решил навестить больного.
Открыв дверь, я увидел почтенного джентльмена, стоящего перед открытым окном. На лице его отсутствовало привычное для такого типа больных безразличие, глаза искрились, он глядел на меня с улыбкой. Я осторожно поинтересовался его именем из опасения, что не туда попал, и получил Подтверждение, что он и есть тот самый Дуглас. Он пригласил меня присесть.
Я постарался тщательно проверить симптоматику по болезни Альцгеймера. Лежавшая на столике газета давала превосходный повод проверить его краткосрочную память. При этом он продемонстрировал абсолютную ясность мысли и припомнил все последние события. Тогда я перешел на более давние происшествия и был поражен тем, что порой его память превосходила мою. Наконец я спросил: «Ну, а здесь вам нравится?», и он ответил, что все нормально, хороший уход и питание.
«А как ваша семья?» — поинтересовался я.
«Они, навещают меня здесь чаще, чем раньше», — усмехнулся он.
«Я так полагаю, ваша жена скончалась», — спровоцировал я его»
Он взметнул брови и наклонил голову; он столь же явно был удивлен моим вопросом, как и я его ответом: «Нет, доктор Моуди. Она гостит у родни в Огайо». Завершая осмотр, я убедился, что Дуглас уходил в себя, чтобы избежать вопросов о покойной жене, и единственным проявлением отклонения в его здоровье является отказ признать ее кончину.
Дело его закончилось положительным образом. Диагноз был изменен на «сложные горестные ощущения», а пациенту рекомендовалась групповая терапия. И постепенно факт реальной кончины жены пробил броню его отрицания. Последний раз я видел Дугласа в окружении его друзей, и эта картина — одна из дорогих в моей памяти.
Случай с доктором Б. отличен от примеров Рут и Дугласа. Здесь обстоятельства были столь болезненны и имели столь личностный характер, что лучше было отказаться от обсуждения, чем искажать истину.