Костя между тем продолжал горячо рассуждать о предназначении каждого человека, о каких-то неведомых Насте путях и космических силах. Общий пафос его выступления сводился к тому, что человек должен прислушиваться и присматриваться к этим самым силам, которые подсказывают ему, каково его предназначение и каким путем ему следует идти. Она слушала вполуха, одновременно делая снимки всех животных подряд прямо через решетку вольера.
Костя наконец остановился и, кажется, немного успокоился.
— Покажете, что получилось? — в его голосе прозвучали просительные нотки.
— Пожалуйста, — Настя протянула ему камеру.
— Здорово! Просто потрясающе! Зачем вам социология? Ваша прямая дорога — фотография. Вы и прославитесь, и денег заработаете, и людям радость принесете.
Вступать в дискуссию ей не хотелось.
— Я подумаю, — уклончиво ответила она, разглядывая огромного пушистого кота, которого еще не успела сфотографировать.
Кот был невероятной красоты, серо-голубой, с яркими апельсиновыми глазами и поистине королевским выражением округлой морды. Однако как только Настя поднимала камеру, он немедленно отворачивался и делал вид, что происходящее его ни капельки не интересует. Несколько попыток его сфотографировать оказались неудачными, на снимке во весь кадр красовалась либо его широкая спина, либо толстая пушистая шея и одно ухо с изящной кисточкой, торчащей изнутри.
— Можно открыть вольер? — спросила она. — Я хочу запечатлеть эту красоту. Возьмите кота на руки, пожалуйста.
— Это кошка, а не кот, — буркнул Костя, открывая засов.
Глаза его снова стали тусклыми, лихорадочный блеск погас, голос звучал монотонно и невыразительно. Кошка, которая оказалась не котом, немедленно отреагировала на возможность выйти и царственной степенной походкой выдвинулась из вольера.
— Снимайте.
Настя предприняла еще несколько попыток, но животное упорно не желало позировать и все время двигалось, не давая возможности снять себя так, чтобы была видна его красота.
— Костя, возьмите, пожалуйста, ее на руки, — повторила Настя.
Костя неохотно выполнил просьбу.
— Ну зафиксируйте ее как-нибудь, чтобы она не вертелась.
Настя снова начала искать удобный ракурс и вдруг обратила внимание на то, что Костя пытается скрыть лицо от камеры. Он либо отворачивается, либо опускает голову так низко, что все лицо оказывается скрытым высоко поднятым воротником куртки и низко надвинутой на глаза шапочкой. Странно… Впрочем, может быть, и не странно, если учесть другие аномалии его поведения. Ведь только что он был оживленным, увлеченно, с горящими глазами говорил о чем-то, а теперь в нем как будто рубильник опустили и ток выключили.
Ей удалось наконец сделать хорошие снимки красавицы с апельсиновыми глазами, и кошку благополучно вернули в вольер.
— Анастасия Павловна, вы мне свою флэшку не дадите? — попросил Костя.
— Зачем? — удивилась она.
— Я в свой комп снимки перекачаю, а потом на сайте размещу. Ваши фотки намного лучше тех, которые мы сами делали.
— Ну, возьмите.
Настя вынула флэшку и протянула ему. Интересно, он действительно думает только о более эффектных снимках животных или хочет убедиться в том, что его лицо ни в каком виде не попало в кадр? И если попало, то принять соответствующие меры. Ладно, пусть берет и принимает эти свои меры, Настя все равно успела перегнать все снимки с флэшки в память камеры. Так оно надежнее.
Выйдя из зверинца, Настя немедленно отправилась искать Тамару. Она хотела поподробнее поговорить с ней о Косте.
Тамару она обнаружила в костюмерной, примыкающей к «музыкальному салону». Невеста Андрея Сергеевича Бегорского стояла, склонившись над столом, и конструировала выкройку.
— Вы шьете? — не сдержала удивления Настя.
— А почему вас это удивляет? Я много лет была замужем за мастером по пошиву одежды, причем мастером высочайшего класса. Шить меня еще бабушка в свое время научила, а с мужем я уже прошла курсы повышения квалификации.
— И что это будет?
— Это будет платье для нашего спектакля, — улыбнулась Тамара. — А конкретно — для Елены Станиславовны, вернее, для ее героини. Наша Елена Станиславовна так носится со своими европейскими корнями, что спит и видит выйти на сцену в чем-нибудь не русском и не советском. Очень ей хочется почувствовать себя живущей в Европе. Ну, пусть почувствует, порадуется. А вы почему меня искали? Что-нибудь нужно?
— Я хотела про Костю спросить.
— Про Костю? А что не так? Он был с вами невежлив?
Любопытно, откуда у Тамары Николаевны мог появиться такой вопрос? Неужели компьютерный гений давал повод так о себе подумать?
— Предельно вежлив, — заверила ее Настя. — Но он производит очень странное впечатление. Как будто у него не все в порядке с психикой. Мне даже показалось, что он может быть наркоманом. Нет?
Тамара разогнулась, сняла очки и положила их на кальку, на которой строила выкройку.
— Вроде бы я не замечала, — задумчиво протянула она. — Хотя я тот еще специалист. Во времена моей молодости наркоманов было так мало, что они мне как-то не попались на пути, а сейчас, когда их пруд пруди, я уже в том возрасте, когда с молодежью не пересекаются. Не знаю, возможно, вы и правы. А знаете, вам имеет смысл разыскать Аллу Ивановну и поговорить с ней.
— Аллу Ивановну? — переспросила Настя. — Ту самую?
— Ну да, Ярцеву. Во-первых, она все-таки специалист, а во-вторых, она очень дружила с Костей.
— Дружила? — недоверчиво повторила вслед за ней Настя.
— Настенька, вы прекрасно поняли, что я имею в виду. Ну да, они были любовниками, и об этом знал весь клуб и все работники усадьбы. На первый взгляд, эти отношения были очевидным мезальянсом, но если вдуматься, то все достаточно закономерно.
— Расскажете?
— Я почти ничего не знаю точно, я ведь совсем мало наблюдала их вместе, я приехала в августе, а в начале ноября Алла Ивановна уже уволилась, но разговоров я наслушалась достаточно, наши гости любят посудачить и посплетничать.
Тамара приложила ладони к пояснице, прогнулась назад и вздохнула.
— Ладно, пора сделать перерыв, спина затекает. Давайте присядем.
Она показала на два креслица, незаметно пристроившиеся между окном и длинным кронштейном с уже готовыми театральными костюмами.
— Неужели вы сами все это сшили? — с восхищением спросила Настя, перебирая яркие платья старинных фасонов и более современные модели.
— Ну что вы, куда мне справиться с таким объемом! — рассмеялась Тамара, забираясь в кресло с ногами. Она была такой миниатюрной, что легко помещалась в этом небольшом пространстве. — У нас тут есть мастера-умельцы. Я только придумываю фасон и в самых сложных случаях строю выкройку, а все остальное делают участники спектакля и добровольные помощники. Причем помощники у нас не только из числа членов клуба, но и волонтеры, как мы говорим, «из города». Вы не представляете, какое количество находящихся на пенсии людей умеют хорошо шить и совершенно не знают, куда с пользой приложить свое умение. А тут они и при деле, и при обществе и потом приходят на спектакль и чувствуют себя причастными. Мы их даже на сцену приглашаем, они выходят вместе с актерами и режиссером. Цветы, овации, в общем, у них тоже есть своя минута славы. Ну, слушайте.
Летом 2007 года Алла Ивановна Ярцева потеряла дочь: двенадцатилетняя Алиса утонула, когда купалась в реке Томинке. В то время Алла Ивановна еще не работала в клубе, потому что реконструкция усадьбы не была закончена и никакого клуба пока не было, но, как только клуб «Золотой век» открылся, а это произошло весной 2008 года, Алла сразу пришла на работу по договору и консультировала два раза в неделю. В то время она могла говорить только о дочери, хотя с момента гибели девочки прошел без малого год. Она до такой степени была поглощена своим горем и желанием о нем говорить, что большинство гостей и сотрудников даже стали ее сторониться. А когда осенью 2008 года в усадьбе появился Костя Еремеев, они словно нашли друг друга. Он тоже при трагических обстоятельствах потерял близких и с пониманием отнесся к Алле, во всяком случае, он готов был ее слушать и поддерживать разговор. Наверное, и она для него стала единственным человеком, с которым он мог делиться своим горем, потому что больше он ни с кем об этом не говорил и не говорит до сих пор. Они много времени проводили вместе, и неудивительно, что их отношения стали совсем близкими. Вероятно, муж Аллы Ивановны ее стремления к обсуждению и воспоминаниям не разделял, а тут она нашла родственную душу. Так что, если кто и разбирается в изгибах Костиной психики, так только Алла Ивановна Ярцева.
— А почему вы сказали, что их отношения были очевидным мезальянсом? — спросила Настя.
— О, Настенька, если бы вы видели нашу Аллу Ивановну, вы бы не спрашивали! — Тамара весело улыбнулась и хитро подмигнула. — Вы же видели Костю, правда? Назвать его красавцем или даже просто интересным и видным парнем ни у кого язык не повернется.
— Не знаю, — призналась Настя, — мне так и не удалось разглядеть его лицо. Шапку видела, поднятый воротник видела, а лица в целом — нет. Только нос. По-моему, он длинный и костистый.
— Совершенно верно. Когда вы увидите нашего Костю в помещении, без шапки и без куртки, вы поймете, что и все остальное в его внешности такое же. А Алла… Она очень красивая, яркая, стройная, очень женственная. Такая, знаете, с выразительными формами, высокой грудью, тонкой талией, длинными ногами. Губы хорошие, пухлые, четко очерченные. В общем, конфетка. Правда, в неподходящей обертке.
— Что вы имеете в виду?
— А вы представьте себе то, что я вам описала, да с длинными белыми крашеными волосами, да с яркой губной помадой, да в облегающем свитере с множеством стразов, да еще в юбке с высоким разрезом. Ну как?
Настя представила. Получилось довольно пошло и даже вульгарно, о чем она и сообщила Тамаре.
— Вот именно, — кивнула Тамара с довольным видом. — И это еще мягко сказано. Ей бы попасть в руки хороших стилистов — она бы стала писаной красавицей. Особенно меня как парикмахера беси