— Допустимо ли это в день отдохновения? — усомнилась Эдвина. — Я уверена, Господь на нашей стороне, но все же…
Она осеклась, не найдя слов для подкрепления своих теологических убеждений, хотя и была «истинной христианкой», — по мнению Памелы, это проявлялось в том, что она нещадно лупила своих детей и скармливала им на завтрак остатки ужина.
— Безусловно, допустимо, — ответил Морис. — Лично я, как организатор гражданской обороны…
— Я не считаю, что «вышла в тираж», как ты любезно изволил выразиться, — раздраженно перебила его Урсула и в который раз пожалела, что не взяла с собой Крайтона, в медалях и галунах; можно представить, что стало бы с Эдвиной, узнай она об Эджертон-Гарденз.
(«Как дела у адмирала?» — вполголоса, заговорщически спросила в саду Иззи, которая, естественно, была в курсе дела. Иззи была в курсе всех дел, а чего не знала, то могла с легкостью выведать. Как и Урсула, она обладала способностями к шпионажу. «Он еще не адмирал, — ответила Урсула, — но дела у него идут хорошо, спасибо».)
— Тебе и одной неплохо живется, — сказал Урсуле Тедди. — «Сиянью ясных глаз своих верна»{94} и далее по тексту.
Веря в силу поэзии, Тедди считал, будто цитата из Шекспира способна разрядить обстановку. По мнению Урсулы, в этом сонете говорилось исключительно о самовлюбленности, но спорить она не стала: Тедди хотел как лучше. В отличие от всех остальных, которые, очевидно, не собирались мириться с ее одиночеством.
— Помилуйте, ей всего тридцать, — опять встряла Иззи. (Сколько можно, изводилась Урсула.) — В конце-то концов, когда я выходила замуж, мне было за сорок.
— И где же твой муж? — Сильви обвела глазами георгианский стол, полностью раздвинутый по случаю большого семейного сбора, и разыграла недоумение (совершенно не подходящее к ее облику). — Почему-то я его не вижу.
Иззи, воспользовавшись случаем, заехала («Как всегда, без приглашения», — отметила Сильви) поздравить Хью, разменявшего седьмой десяток. («Значительная веха».) Другие сестры Хью сочли, что добираться до Лисьей Поляны «чересчур утомительно».
— Вот лисицы старые, — сказала потом Иззи Урсуле. Притом что Иззи была в семье младшей, она никогда не ходила в любимицах. — Хью так о них заботится…
— Он обо всех заботится, — ответила Урсула, с удивлением и даже с тревогой почувствовав, как у нее наворачиваются слезы при одной мысли об отцовской человечности.
— Ну-ка, прекрати. — Иззи протянула ей пенное кружево, служившее, по-видимому, носовым платком. — Я сейчас тоже разревусь. — Это прозвучало неубедительно: прежде за ней такого не водилось.
Воспользовавшись все тем же случаем, Иззи объявила, что скоро переедет в Калифорнию. Ее мужа, известного драматурга, пригласили в Голливуд писать сценарии.
— Туда стекаются все европейцы, — сказала она.
— Вы, значит, теперь европейцы? — уточнил Хью.
— Все мы нынче европейцы.
За столом собралась вся родня, за исключением Памелы, для которой поездка и впрямь была бы чересчур утомительной. Джимми выхлопотал себе двухдневную увольнительную, а Тедди привез с собой Нэнси. По прибытии она трогательно обняла Хью, сказала: «С днем рождения, мистер Тодд», а потом протянула ему подарок, аккуратно завернутый в кусок знакомых обоев, похищенных из дома Шоукроссов. Это был роман «Смотритель».{95}
— Первое издание, — сообщила Нэнси. — Тед рассказывал, что вы любите Троллопа. — (Остальные члены семьи, похоже, об этом не догадывались.)
— Милый дружище Тед.
Хью поцеловал ее в щеку, а потом обернулся к Тедди:
— До чего же чудесная у тебя девушка. Когда вы нас порадуете?
— Ох, — вздохнула Нэнси, краснея и смеясь, — времени еще предостаточно.
— Надеюсь, — поджав губы, выговорила Сильви.
Тедди окончил военное училище («У него теперь есть крылья! — говорила Нэнси. — Как у ангела!») и ожидал отправки в Канаду, на летную практику, а получив звание, собирался вернуться и поступить на службу в Учебно-боевую эскадрилью.
В УБЭ, говорил он, скорее можно погибнуть, чем при настоящем боевом вылете. Так оно и было. Урсула знала одну девушку из Министерства военно-воздушных сил. (У нее, как и у всех, везде были знакомства.) Они вместе перекусывали сэндвичами в Сент-Джеймсском парке и мрачно обменивались цифрами, невзирая на карающую десницу закона о государственной тайне.
— Это меня утешает, — съязвила Сильви.
— Ай! — взвизгнул из-под стола один из «кочевников». — Какой-то гад меня ногой пнул!
Все как по команде посмотрели на Мориса. По лодыжке Урсулы поползло что-то мокрое и холодное. Она очень надеялась, что это нос щенка, а не кочевника. Джимми ущипнул ее за руку (весьма ощутимо) и сказал:
— Пора бы им уже заглохнуть, верно?
Бедная девушка-шофер, обозначаемая, подобно кочевникам и собакам, одним лишь своим статусом, чуть не плакала.
— Скажите, с вами все в порядке? — спросила ее всегда внимательная Нэнси.
— Она единственный ребенок у своих родителей, сухо бросил Морис. — Ей чужды радости жизни в большой семье.
Знание мужем этого факта биографии девушки-шофера еще больше разъярило Эдвину, которая сжала в руке нож для масла, будто готовясь к нападению — на Мориса, на девушку-шофера, на любого, кто встанет ей поперек дороги. Урсула не знала, можно ли зарезать человека ножом для масла. Но допускала, что можно.
Вскочив из-за стола, Нэнси обратилась к девушке:
— Давайте выйдем на воздух, сегодня чудесная погода. В лесу расцвели колокольчики — если захотите, немного прогуляемся.
Взяв девушку из транспортной службы под руку, Нэнси почти силком вывела ее из комнаты. Урсула готова была броситься следом.
— «А я скорее сравнила бы ухаживание с остроумным прологом к скучнейшей пьесе», — как ни в чем не бывало продолжила Иззи. — Так сказано у кого-то из великих.
— Конгрив,{96} — изрекла Сильви. — А к чему это?
— Просто так, — сказала Иззи.
— Ах да, ты ведь замужем за драматургом? — уточнила Сильви. — Которого никто в глаза не видел.
— Каждый идет по жизни своим путем, — сказала Иззи.
— Ой, я тебя умоляю, — протянула Сильви. — Избавь нас от своей доморощенной философии.
— Для меня замужество — это свобода, — заявила Иззи. — А для тебя — тюремное заключение.
— О чем ты говоришь? — Недоумение Сильви разделили все присутствующие. — Что за бред?
— А какой у тебя был выбор? — беспечно (или беспощадно — как посмотреть) продолжала Иззи. — Помнится мне, в семнадцать лет, после смерти отца-художника, полного банкрота, ты оказалась без гроша в кармане. Одному Богу известно, где бы ты сейчас была, не окажись рядом Хью.
— Что тебе может помниться? Ты тогда еще не вышла из пеленок.
— Ну уж. Я-то, конечно…
— Да прекратите же вы, — устало взмолился Хью.
Напряжение разрядила Бриджет (с уходом миссис Гловер эта роль перешла к ней), которая вошла в столовую, неся перед собой блюдо с жареной уткой.
— Утка а-ля сюрприз, — объявил Джимми, поскольку все, естественно, ожидали курицу.
Нэнси и девушка из транспортной службы («Пенни», — напомнила всем Нэнси) вернулись как раз вовремя, пока не остыли вторично разогретые для них порции.
— Счастливая, тебе с мясом досталось, — позавидовал Тедди, протягивая тарелку Нэнси. — Бедную утку тут обглодали до косточек.
— В утке вообще есть нечего, — сказала Иззи, затягиваясь сигаретой. — На двоих и то мало, не знаю, о чем ты думала.
— Я думала о том, что сейчас война, — резко ответила Сильви.
— Если б я знала, что ты планируешь утку, — не унималась Иззи, — привезла бы что-нибудь более существенное. У меня есть знакомый, который может достать что угодно.
— Не сомневаюсь, — сказала Сильви.
Джимми протянул Урсуле вильчатую косточку, и они, в назидание всем, пожелали Хью, чтобы его юбилей удался на славу.
Амнистия ознаменовалась появлением торта — замысловатого сооружения, приготовленного главным образом, конечно, из яиц. К столу его подала Бриджет. Не обученная эффектным жестам, она без церемоний шмякнула блюдо перед Хью. Он уговорил ее присесть к столу.
— Я бы на твоем месте отказалась, — донесся до Урсулы тихий шепот девушки из транспортной службы.
— Ты у нас член семьи, Бриджет, — сказал Хью.
Почему-то никто из членов семьи не вкалывает от зари до зари, как Бриджет, подумала Урсула. Миссис Гловер, уйдя на покой, уехала жить к одной из своих сестер после скоропостижной, но давно ожидавшейся кончины Джорджа.
Когда Хью театрально набрал полную грудь воздуха (на торте красовалась всего одна символическая свеча), в прихожей началась какая-то сумятица. Один из кочевников сбегал на разведку и доложил, что явилась «чужая тетка, а с ней банда мальчишек!».
— Как погостила? — спросил Крайтон, когда Урсула наконец-то приехала домой.
— Памми вернулась — думаю, насовсем, — ответила Урсула, решив сделать на этом основной акцент. — Ни жива ни мертва. Ехала поездом, с ней трое мальчишек и четвертый на руках, представляешь? Плелись целую вечность.
— Кошмар, — сочувственно отозвался Крайтон.
(— Памми! — обрадовался Хью.
— С днем рождения, папа, — сказала Памела. — Подарков, к сожалению, не привезли — только себя.
— Этого более чем достаточно! — просиял Хью.)
— Да еще с багажом и с собакой. Но Памми такая волевая. А вот моя поездка домой действительно обернулась сущим кошмаром. Морис, Эдвина, их унылые отпрыски и шофер. Который оказался прелестной девушкой из транспортной службы.
— Надо же, — сказал Крайтон, — как ему это удается? Я до сих пор не сумел вытребовать себе такую пташку.
Урсула со смехом топталась в кухне, пока он готовил какао. Пили они его уже в постели, когда Урсула забавляла Крайтона эпизодами семейного торжества (слегка приукраш