Сальвадор однажды сказал, что только идиоты думают, будто он сам следует тем советам, которые дает остальным людям. Он не остальные, а потому эти советы ему не нужны.
Вот то главное, к чему Сальвадор Дали пришел за время своей жизни, в том числе и с помощью Галы.
Мир должен играть по его правилам, но для этого правила должны заметить. А чтобы заметили, надо быть заметным. Глупо надеяться, что стоя в сторонке и шепча о своем кредо, можно это кредо сделать популярным и вообще дождаться, чтобы услышали.
Чтобы услышали, увидели, обратили внимание, требуется скандал. Чем ярче, чем громче, тем лучше.
Сальвадор давно научился напрашиваться на скандалы, они сопровождали Дали всю жизнь, с детства.
Но до встречи с Галой скандалы были местного масштаба – как раз для Кадакеса (нелепые наряды, вонь вместо духов, странные картины, дикий хохот и истерики…). Гала помогла вырастить эти скандалы до мирового уровня. Пожалуй, это главная ее заслуга – поднять Сальвадора от Кадакеса до всего мира и при этом самой остаться в его тени.
А с чего начиналось? Нет, не для них двоих, а для самого Сальвадора Дали?
О нем написано немало чуши и еще будет написано в сотни раз больше. В том числе его собственными стараниями. Дали попытался рассказать о себе, объяснить себя миру, впрочем, без особой надежды, что поймут.
Если верить Сальвадору, он был капризным, даже избалованным мальчиком, намеренно делающим гадости родным, чтобы заставить выполнять любые свои прихоти.
Писался в постель, прекрасно зная, что этого делать нельзя.
Зато отец купил красный велосипед.
Устраивал истерики, чтобы немедленно приобрели ненужную вещь с витрины.
Вызывающе вел себя со всеми, от кого зависел. Поступая в Академию, Сальвадор намеренно выполнил рисунок слишком маленьким, хотя знал, что такой не примут к рассмотрению. Демонстрация удалась – сначала его попросили нарисовать другой, а после того как второй рисунок был выполнен еще меньшего размера, профессора проглотили пощечину и приняли наглеца к обучению.
Потом он отказался сдавать экзамены, заявив в лицо преподавателям, что те ничему его научить не могут. Не сомневаюсь, что Дали был прав по сути, но терпеть такую наглость в Академии не собирались – его выставили вон.
Восторг? Да, для Сальвадора это был восторг, он освободился от уз Академии и мог писать, как хотел и что хотел.
Он вообще стал делать то, что хотел, а желания все чаще шли вразрез с требованиями правил поведения, приличий, семьи и даже здравого смысла. Но если бы Дали их соблюдал лишь отчасти, он никогда не стал тем Дали, которого знает весь мир.
Гала пыталась понять, каким был Дали до их встречи, позже она до известной степени сама создавала Сальвадора.
Почему он такой, что действительно не так в психике Дали?
Но поняла, только прожив некоторое время в Кадакесе уже в качестве жены и Музы, сложив сложную мозаику из обрывочных рассказов и воспоминаний Сальвадора.
Правильно ли поняла?
Но кто знает, что вообще правильно, а что нет?
Сальвадор Дали был в своей семье не первым Сальвадором Дали. И дело не в том, что одним из имен Дали-старшего тоже было Сальвадор.
Сальвадором Дали был его старший брат, первенец Дали, умерший ровно за девять месяцев до рождения Сальвадора Дали.
У Галы даже закружилась голова от обилия Сальвадоров и Дали, казалось, что в Кадакесе всех только так и зовут и что Сальвадоры Дали множатся, словно в зеркалах, куда ни кинь взгляд. Понадобилось усилие, чтобы осознать.
Первый сын в семье нотариуса Куси Дали родился в 1901 году, и его звали Сальвадором. В 1903 году он умер от менингита, и когда ровно через девять месяцев у четы родился второй сын, родители не придумали ничего умней, как назвать его тем же именем!
Еще глупей они поступили позже, объявив Сальвадору, что он реинкарнация своего старшего брата и потому должен прожить жизнь, во всем тому соответствуя.
Маленький мальчик, еще толком не успев понять, что же он такое вообще, разом лишился своего «я», став двойником, тенью своего умершего брата. И как соответствовать тому, кого уже нет и кого ты ни разу в жизни не видел?
Сальвадор вспоминал, как расспрашивал мать о старшем брате, о том, каким тот был, а в ответ слышал странные для малыша заявления: прислушивайся к своей душе, брат будет подсказывать тебе именно через нее.
Фрейд прав – все у нас из детства, все комплексы Сальвадора именно оттуда. Родители сами нагрузили ребенка немыслимой ответственностью, ничего не объяснив, а потом удивлялись его нервной организации, его капризам, срывам и полубезумию.
Всю оставшуюся жизнь Сальвадор доказывает, что он есть, он не реинкарнация, а сам по себе, заявляет о собственном «я». Это так, хотя говорить об этом самому Дали нельзя, он не терпит бесед на эту тему.
Пойми Гала истоки комплексов Сальвадора чуть раньше, многих проблем удалось бы избежать, хотя она не была уверена, что предпочла бы общение с семьей Дали вечной с ними конфронтации. Делить Сальвадора с семьей Гала не желала.
Жуткий комплекс неполноценности, отсутствия своего «я» породил многие другие. Сальвадор всю жизнь это «я» искал и доказывал, прежде всего самому себе, что существует не только как чье-то отражение.
Даже став знаменитым и непререкаемым авторитетом в своем деле, он в каждой картине и теперь ищет себя.
Остальной мир считает это сумасшествием, эпатажем, простым желанием заработать на скандалах. Пусть считает, если осуждающие не правы, то какая разница, в чем именно?
Но это были не все комплексы, которыми любящие родители (о, какое же это проклятие для многих и многих детей!) буквально нашпиговали Сальвадора.
Суровый Куси Дали-старший предусмотрительно познакомил совсем юного отпрыска с ужасными последствиями неразборчивости в связях с женщинами. Сделал он это, как делают многие родители – несколько раз «забывал» на видном месте открытую на нужной странице книгу.
Нечто похожее происходило и в семье Галы в Москве, время от времени она заставала братьев и кузенов с хихиканьем разглядывающих картинки в подобных изданиях. Видно, книги были умней и не столь откровенны, потому что дальше приставания к ней самой дело не зашло. Приставание было не вполне невинным, но получив отпор и обещание пожаловаться отчиму, кузен ретировался и больше попыток не повторял.
Дали-старший, видно, выложил перед сыном нечто более впечатляющее. Сальвадор вспоминал, что там были картинки половых органов мужчин, пострадавших от разных заразных болезней. Нарисовано столь реалистично и ужасающе, что надолго отбило у него охоту даже приближаться к представительницам противоположного пола. Нет-нет, мало ли что!..
Так родился второй сильнейший комплекс.
К нему тут же добавился третий – нотариус, словно невзначай, поведал об ужасах мастурбации. Но картинок не было, в чем именно ужас, непонятно, и Сальвадор… попробовал! Ничего не отвалилось и не посинело, зато было приятно.
Но осуждение отца…
Понимая, что это очень дурно, отвратительно, недостойно, кляня себя в самых резких выражениях, Сальвадор каждый раз давал слово, что это последний, и продолжал.
К моменту встречи с Галой в двадцать пять лет Сальвадор был ежедневно мастурбирующим девственником, увлеченно рисующим гениталии и кучи дерьма. Он поссорился с Лоркой из-за одного предложения стать любовниками, не знал женщин и обожал картинки с гениталиями и фантазии на эти темы.
Вот этот комплекс предстояло лечить ей.
Осознав, кто виноват во всех комплексах Сальвадора, как Гала могла относиться к его отцу?
Если с Клеманом Гренделем у них было нечто вроде пакта о ненападении – Гала не мешала свекру держать Поля в конторе на коротком поводке, а он молча терпел их вольную жизнь вне дома Гренделей, то с Дали-старшим началось противостояние с первой минуты. И это при том, что они не ссорились, не спорили и даже не встречались.
В любой собачьей или волчьей стае есть вожак и парочка подтявкивающих, тех, кто готов облаять любого, на кого вожак укажет. Они обычно подают голос из-за спин более сильных и тут же прячутся, а если чувствуют себя в безопасности, то тявкать могут громко и долго.
Вот такой «храброй» в семье Дали была сестра Сальвадора Ана Мария.
Неплохая девушка, если бы только держалась подальше от брата и не пыталась заработать на его имени.
Ана Мария на четыре года младше него, она буквально заглядывала в рот грозному отцу – Дали-старшему – и громко подавала голос, когда чувствовала, что это можно делать.
Ана Мария не была в числе облизывающих Сальвадора, напротив, пыталась воспитывать его, в том числе в той области, в которой ничего не смыслила.
Она приписывала себе честь главной Музы и вдохновительницы творчества Дали на том основании, что была единственной моделью для брата.
Интересно, кто еще мог позировать ему в Кадакесе, например, отклячив толстый зад у окна?
Сальвадор любил писать сестру со спины, но что это за спина! Галу изумляло, почему Сальвадор не нашел нужным изобразить Ану Марию хоть немного изящней. Тот отмалчивался, видно, это означало: я так вижу. Спина непременно толстая, а поза нелепая.
И все же он писал и писал ее. Толстозадой и нелепой.
Сальвадор рассказывал Гале, что еще до поступления в Академию сестра вынуждала его («ради практики») перерисовывать из цветных журналов картины старых мастеров.
Наверное, она была по-своему права, такая практика принесла свои плоды – Сальвадор Дали всегда славился потрясающей техникой и мастерством светотени.
Но наступил момент, когда просто копировать или писать похоже означало бы топтание на месте. Сальвадор перерос своих учителей, он мог и должен был писать иначе, так же мастерски, но свое!
Это сюрреалистическое «свое» было совершенно непонятно Ане Марии, ничего, кроме Кадакеса и Фигероса, не видевшей. Она не смогла дотянуться до выросшего брата и потому объявила, что все, им создаваемое, плохо.