Ну и зря развернула, кстати. Тогдашняя официальная медицина немногим от шаманства отличалась. Так, незадолго до смерти императрицы придворный европейский лекарь приписал Анне Иоановне от камней в почках высушенные и растертые в порошок эмбрионы зайчихи, да еще и сетовал, что сейчас зима, а до начала лета этого чудодейственного порошка, к сожалению, никак не получить. Так что еще вопрос, кто врачевал лучше — этот прощелыга или какой-нибудь шаман Могудер, не говоря уже про Федора Турбина.
Кстати, третий акт в документах доступен в Сети. В интернете полностью выложено дело «По доношению ясашных сборщиков о присылке тунгусов и прочих шитых рож и отдаче дворянину Кычкину для отправления в Санкт-Петербург» 1730 года, все 49 страниц.
Можете попробовать почитать.
Русские пандиты или Как называется ваша страна?
Центральная Азия была одним из самых последних белых пятен на карте мира. Уже изрядно изучившая даже дебри Африки и Амазонки Европа после начала Большой игры с удивлением обнаружила абсолютно неисследованный регион в самом центре родного материка. Самая большая проблема была в том, что белому человеку изучать те места было крайне проблемно. Местное население отличалось простотой нравов, и головы «гяурам» резало (именно резало, а не рубило), особо не рефлексируя.
Поэтому основными агентами у англичан были так называемые пандиты — подготовленные в специальной разведшколе индийцы, владеющие навыками конспирации, тайного сбора сведений и т. п. Русские же решили для этих же целей приспособить жителей недавно присоединенного Туркестана.
Многолетний участник Большой игры, матерый волк разведки, русский консул в Кашгаре Николай Петровский составил специальный опросник для своих агентов.
Кстати, удивительный был человек. В молодости — политзэк, солидный срок просидевший «за политику» в казематах Петропавловской крепости. На склоне жизни — человек, которого знало и уважало все высшее руководство страны, включая императора, кавалер изрядного количества орденов, причем не только российских. Один из мозговых центров Игры, сидя в богом забытом Кашгаре, он был, как писали его противники англичане, «одним из самых осведомленных в нюансах мировой политики людей». Британцы, кстати, вообще пугали Петровским начинающих разведчиков.
Так вот, составленный им опросник этот содержал 50 вопросов, ответы на которые надлежало получить у местных жителей.
Первый же вопрос наглядно показывает степень изученности региона: «Как называется ваша страна?»
Меж тем идея создать полноценную агентурную школу, как Петровский неоднократно предлагал, в итоге не нашла поддержки в высших кругах, все так и осталось на кустарном уровне. Что, впрочем, не отменило существования талантливых русских агентов-самородков.
Константин Симонов: забытая песня о Родине
Случившийся пару лет назад 100-летний юбилей Константина Симонова очень хорошо показывает, в каком скособоченном обществе мы живем. Сравните масштабы празднования с, например, 80-летним юбилеем актрисы Гурченко. Я не спорю, Гурченко хорошая актриса, но их вклад в русскую культуру XX века несколько неравноценен.
Тем не менее байопик для Первого канала сняли о Гурченко, чья биография вполне укладывается в фразу "снималась в фильмах и пела песни". А о Симонове, чья жизнь — готовый сценарий для сериала, показывают снятый еще в советские времена творческий вечер на канале "Культура" — потому что дешево и сердито: и денег не потратили, и юбилей отметили, можно галочку поставить.
Я не знаю, почему так делается. Я не знаю, почему сейчас Симонов никому не нужен. Даже властям для патриотической пропаганды, хотя ни одного поэта с большим, чем у него, "чувством Родины" я не знаю. Для него любить свою страну было — как дышать.
И даже после после смерти — раствориться в Родине. Ведь, как известно, по завещанию прах Симонова был развеян над Буйничским полем под Могилевом. Том самом поле, где в страшном 1941-м он впервые поверил, что мы можем выиграть войну. «Я не был солдатом, был всего только корреспондентом, однако у меня есть кусочек земли, который мне век не забыть, — поле под Могилевом, где я впервые в июле 1941 года видел, как наши в течение одного дня подбили и сожгли 39 немецких танков…».
Прах развеяли семь человек — вдова, дети и выжившие участники того боя. Там до сих пор стоит огромный валун с мемориальной доской, на которой написано: «…Всю жизнь он помнил это поле боя 1941 года и завещал развеять здесь свой прах».
Родина была его настоящей любовью — всю жизнь, от юношеских романтических стихов, через военное "но эти три березы при жизни никому нельзя отдать" до никогда не публиковавшихся из-за "антисоветскости" "Глазами человека моего поколения". Везде — Родина как высшая ценность. И это не поза, не пропаганда, тем более — не способ зарабатывания денег. Это что-то нутряное, глубокое и естественное. Он никогда никого не призывал любить Родину, он просто честно рассказывал — что она для него. Вся его жизнь — песня о Родине — и в делах, и в строках.
Наш лучший скальд Империи.
–
Поручик
Уж сотый день врезаются гранаты
В Малахов окровавленный курган,
И рыжие британские солдаты
Идут на штурм под хриплый барабан.
А крепость Петропавловск-на-Камчатке
Погружена в привычный мирный сон.
Хромой поручик, натянув перчатки,
С утра обходит местный гарнизон.
Седой солдат, откозыряв неловко,
Трет рукавом ленивые глаза,
И возле пушек бродит на веревке
Худая гарнизонная коза.
Ни писем, ни вестей. Как ни проси их,
Они забыли там, за семь морей,
Что здесь, на самом кончике России,
Живет поручик с ротой егерей…
Поручик, долго щурясь против света,
Смотрел на юг, на море, где вдали -
Неужто нынче будет эстафета?-
Маячили в тумане корабли.
Он взял трубу. По зыби, то зеленой,
То белой от волнения, сюда,
Построившись кильватерной колонной,
Шли к берегу британские суда.
Зачем пришли они из Альбиона?
Что нужно им? Донесся дальний гром,
И волны у подножья бастиона
Вскипели, обожженные ядром.
Полдня они палили наудачу,
Грозя весь город обратить в костер.
Держа в кармане требованье сдачи,
На бастион взошел парламентер.
Поручик, в хромоте своей увидя
Опасность для достоинства страны,
Надменно принимал британца, сидя
На лавочке у крепостной стены.
Что защищать? Заржавленные пушки,
Две улицы то в лужах, то в пыли,
Косые гарнизонные избушки,
Клочок не нужной никому земли?
Но все-таки ведь что-то есть такое,
Что жаль отдать британцу с корабля?
Он горсточку земли растер рукою:
Забытая, а все-таки земля.
Дырявые, обветренные флаги
Над крышами шумят среди ветвей…
"Нет, я не подпишу твоей бумаги,
Так и скажи Виктории своей!"
. . . . . . . .
Уже давно британцев оттеснили,
На крышах залатали все листы,
Уже давно всех мертвых схоронили,
Поставили сосновые кресты,
Когда санкт-петербургские курьеры
Вдруг привезли, на год застряв в пути,
Приказ принять решительные меры
И гарнизон к присяге привести.
Для боевого действия к отряду
Был прислан в крепость новый капитан,
А старому поручику в награду
Был полный отпуск с пенсиею дан!
Он все ходил по крепости, бедняга,
Все медлил лезть на сходни корабля.
Холодная казенная бумага,
Нелепая любимая земля…
Моя жена — египетская принцесса
Семья первая:
Несмотря на головные уборы мужчин, это не турки, это египтяне. Высший свет египетской аристократии, выше просто не бывает.
(изображение находится в общественном достоянии)
Потому что это семья покойного властителя Египта хедива Исмаила. Венценосное семейство сфотографировалось около 1898 года в Неаполе. Здесь его вторая и третья жены — сидят по центру и три его сына.
Мужчина, сидящий справа — принц Хусейн Камиль, будущий султан Египта и Судана с 1914 по 1917 год, во время британского протектората над Египтом.
Хусейну Камилю еще только предстоит стать Хусейном Камилем Первым, и получить прозвище "британская собака" — на трон его посадила английская оккупационная администрация, свергшая хедива Аббаса Хильми II.
Слева от будущей "британской собаки" стоит принц Ахмед Фуад, именно он унаследует трон после брата.
Точнее — его посадят на трон англичане, рассчитывая на то, что принц, выросший в Италии и служивший в итальянской армии, не имеет никаких связей в Египте и потому будет их послушной марионеткой. Британцы просчитались. Заняв трон, второй султан Египта быстро связался с плохой компанией — спелся с самыми крайними националистами. В общем, его двор стал гнездом антибританского сопротивления, в Египте началось мощное движение за создание независимого государства и случилось два мощных восстания. В итоге англичане вынуждены были признать независимость Египта, а Ахмед Фуад стал первым независимым королем Египта и Судана и правил до 1936 года.
Ну а толстенький мужчина слева — еще один брат, принц Ибрагим Хилми, так до трона и не добравшийся. Но оно ему и не надо было — он был не по части власти, а по части науки. Этот принц был известный египетский ученый и библиофил, денег на занятие любимой наукой библиографией у него было выше крыши, а больше ему ничего и не надо было.
Между папой и дядей Ахмедом Фуадом — его дочь, принцесса Салиха Ибрагим Хилми.
Такое вот дружное семейство. В самом деле дружное — несмотря на все политические заморочки, тусили вместе они охотно, вот еще один снимок примерно в том же составе, но сфотографировались не в Неаполе, а в Карловых Варах. Принц-книголюб в центре, дочь-принцесса слева от него.