он вышел к Полтаве, тщеславьем горя.
За то, что он жизнь понимал, как игру,
за то, что он уровень жизни понизил,
за то, что он уровень славы повысил,
как равный, бросая перчатку Петру.
А все-таки нация чтит короля
за то, что оставил страну разоренной,
за то, что рискуя фамильной короной,
привел гренадеров в чужие поля.
За то, что цвет нации он положил,
за то, что был в Швеции первою шпагой,
за то, что весь мир изумляя отвагой,
погиб легкомысленно, так же, как жил.
За то, что для родины он ничего
не сделал, а может быть, и не старался.
За то, что на родине после него
два века никто на войну не собрался.
И уровень славы упал до нуля,
и уровень жизни взлетел до предела…
Разумные люди. У каждого дело.
И все-таки нация чтит короля!
Очевидец незримого
Авангардистов у нас не любят. Всяких Малевичей и Кандинских народные массы искренне считают удачливыми жуликами. Прохиндеями вроде твеновских Герцога и Короля, которые впарили свихнувшимся от денег толстосумам вместо «Королевского жирафа» — «Черный квадрат». И на выставки их ходить не любят. Что там смотреть — цветные пятна?
А я вот люблю авангардиста Павла Филонова. Потому как авангардист Павел Филонов очень нетипичный. В отличие от двух других представителей «большой тройки» русского авангарда, Малевича и Кандинского, он до сих пор не канонизирован и, по большому счету, малоизвестен.
И исключительно по своей вине.
Малевича и Кандинского зачислили в мировой пантеон классиков еще в 10–20 годы, Филонова же мир открывал в самом конце XX века. Дело в том, что Филонов практически никогда не продавал своих работ, а уж тем более — на Запад. Сам не продавал, и ученикам запрещал.
Как считал сам художник, творчество нового мира должно принадлежать исключительно стране победившего пролетариата, а вовсе не каким-то буржуям.
Так и писал в своем дневнике: "Все мои работы, являющиеся моей собственностью, я берёг годами, отклоняя многие предложения о продаже их, берёг с тем, чтобы подарить партии и правительству, с тем, чтобы сделать из них и из работ моих учеников отдельный музей или особый отдел в Русском музее, если партия и правительство сделают мне честь — примут их".
Филонов вообще был странным человеком. Человеком, который мог появиться и вызреть только в эпицентре той мировой бури, тех экспериментов поистине космического масштаба, которые развернулись в начале XX века на одной шестой.
Он родился в многодетной семье кучера, рано ушел из дому и единственным его дипломом было свидетельство об окончании малярно-живописной мастерской при школе Общества поощрения художеств. С присвоением специальности «маляр-уборщик».
Однако этот маляр, несмотря на активное участие в дореволюционных художественных безумствах и дружбу с Маяковским и Хлебниковым, никогда не вел богемной жизни. Каждый день он впахивал как проклятый, работая по 18 часов.
Если в 1903 году его не принимают в Академию Художеств из-за плохого знания анатомии, то в 1908 он взят вольнослушателем «исключительно за знание анатомии».
Но академию он так и не закончил — некогда, надо было делать новую живопись. Но потом началась мировая война, мобилизованный Филонов воевал на румынском фронте, а после Февральской революции, став лидером солдатско-матросского движения полка, был выбран председателем Исполнительного военно-революционного комитета Придунайского края. Но зато потом, после того, как Филонов с честью передал знамена Балтийской дивизии председателю ревкома в Петрограде Н. И. Подвойскому…
Потом он наконец смог работать в полную силу, создавать свою «аналитическую живопись».
Он требовал от своих последователей рисовать не лицо человека, а его мышление и психологию.
Добиваться того, чтобы в рисунке цветка зритель видел «как берут и поглощают усики корней соки почвы, как эти соки бегут по клеточкам древесины вверх, как они распределяются в постоянной реакции на свет и тепло, перерабатываются и превращаются в анатомическую структуру ствола и ветвей, в зеленые листья, в белые с красным цветы».
Авангард часто раздражает обывателя своей «повторимостью» — «Эка фигня, так и я нарисую».
Про полотна Филонова такого не скажет самый самовлюбленный человек.
Даже самые огромные свои картины он вырисовывал тонкой кисточкой, тщательно выписывая каждую деталюшечку. Сложность его картин потрясает даже полного профана, в каждом полотне — штук десять параллельных сюжетов, спрятанных один в другом. Каждый — со своими героями и тончайшей проработкой деталей.
Все эти полотна с человечески глядящими собаками и грустящими лошадьми самобытны до инопланетности и этим заставляют вспомнить другого мастера, так же революцией рожденного, выкормленного и брошенного — Андрея Платонова.
По большому счету, Филонов — это Платонов в живописи.
Непохожий не на кого, не становящийся ни в один ряд.
Как Платонов, Филонов пел космос революции всем своим существом, и этим оказался ей не нужным. После запрета филоновской выставки в Русском музее в 1930 году художник выпал отовсюду. Реально голодал от безденежья, но не брал заказов и отказывался продавать работы. Ему было некогда этим заниматься — он творил лучший новый мир. Павел Николаевич Филонов умер от голода во время блокады Ленинграда, и похоронила его пережившая на несколько недель жена. Уже после войны сестра художника Евдокия Николаевна Глебова, выполняя волю покойного, на саночках перевезла все его наследие в Русский музей.
Весь Филонов, целиком, спрятан там — несколько работ в Третьяковке и считанные единицы в провинциальных музеях и частных собраниях не в счет.
В постоянной экспозиции Русского музея представлено около десяти картин художника, основная же часть лошадей, налетчиков, петухов, рыб, ударников, козлов и волхвов хранится в запасниках.
Маска, я тебя знаю или Остаться должен только один
С известным французским историком Жаном-Кристианом Птифисом у издательства «Молодая гвардия» были одни проблемы. После первого издания читатели глядели на обложку, как в афишу коза — что делает эта книга в этой серии: в знаменитой ЖЗЛ вышел роман Птифиса «Д`Артаньян». Что может делать литературный герой в компании реальных исторических знаменитостей?
Но тогда под издание можно было подвести хоть и хлипкое, но обоснование –
прототипом героя Дюма был реальный бригадный генерал Шарль де Кастельмор д`Артаньян, которого современники знали не хуже, чем, к примеру, солдаты Великой Отечественной — маршала Конева.
После выхода фальшивых «Воспоминаний г-на д`Артаньяна», один из бывших мушкетеров даже гневался: «Автор заслуживал бы примерного наказания за то, что приписал столь значительному лицу все эти романтические похождения».
Но второй роман Птифиса в серию не укладывался настолько, что издательство вынуждено было начать предисловие к книге фразой: «Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит биография человека… которого никогда не существовало».
Да, «замечательным» героя этой книги назвать трудно. Зато «знаменитым» — вполне.
О нем написана целая библиотека книг. Еще в 1934 году историк-любитель Анри Морис хвалился, что выявил все публикации о нем — 744 книги, брошюры и т. п. Спустя семьдесят лет эта цифра давно перевалила тысячный рубеж. О нем писали Вольтер и Карамзин, Гюго и Пушкин, де Виньи и Дюма-отец. О нем снято множество фильмов, в которых блистали Дуглас Фэрбенкс, Жан Маре, Жан Франсуа Порон, Жерар Депардье и Леонардо Ди Каприо. Этот персонаж обсуждался на трех международных коллоквиумах с участием французских, итальянских и британских историков.
И все это — о человеке, который не совершил в своей жизни ничего. То есть вообще ничего. Совсем. Не имел такой возможности.
О человеке, оставшемся в истории под именем «Железная маска».
Да, роман Жана-Кристиана Птифиса «Железная маска. Между историей и легендой» о нем, о самом знаменитом узнике всех времен и народов.
С легкой руки Вольтера и Дюма об этом заключенном, умершем в Бастилии в ноябре 1703 года, знают все. Большинство, вслед за этими почтенными джентльменами, убеждены, что под маской прятался двойник короля Людовика XIV.
Но на самом деле версий «Маска, я тебя знаю!» куда больше — в приложении к книге Птифис насчитывает более полусотни кандидатов на роль Железной Маски.
Господи, кого только не выдвигали в качестве носителя маски!
Дочь Людовика XIII и Анны Австрийской и сына Кромвеля, армянского патриарха Аведика и негра Набо, черного пажа королевы Марии Терезии. В качестве вариантов предлагали монаха-алхимика и суперинтенданта финансов, высокородных герцогов и безвестных слуг. Чего изволите? Можем предложить старшего брата Людовика (от Бекингема), младшего брата Людовика (от Мазарини), брата-близнеца Людовика, и самого Людовика, чей престол втихаря таки занял брат-близнец. Среди кандидатов отметился даже великий Мольер, которого якобы выкрали при выходе из театра, связали, и под покровом ночи водворили в тюрьму, где он и провел остаток жизни.
Но все эти версии очень красивы, но увы — абсолютно нереальны.
Железную Маску много лет «вычислял» целый интернациональный полк историков, профессионалов и дилетантов, и Жан-Кристиан Птифис в этом воинстве — один из предводителей. Его фундаментальное исследование «Железная маска — самый таинственный узник в истории», вышедшее на рубеже 60/70 годов прошлого века, давно считается классическим среди «масковедов».
В результате всех этих массовых исследований, открытий, планомерного изучения документов, неожиданных находок, появления новых подозреваемых и отбрасывания ложных версий круг возможных носителей железной маски сузился всего лишь до двух человек.