В столице Токмаков год ходил и обивал пороги издательств. Однажды не выдержал и сказал в дверях: «Поздравьте меня, у меня сегодня юбилей».
Тут, как он сам рассказывал, «все сразу поставили уши торчком, потому что юбилей это очень серьезно, юбилей — значит выпьем. А я говорю им: «Сегодня ровно год, как я хожу к вам». Посмеялись и тут же дали мне сделать обложку книжки Сабита Нуканова «Расцветай, родная степь» — про целину. Обложку я сделал, и мне дали уже не обложку, а книжку. Книжку про пионеров — «Пётр и весь его отряд». Я ее прочитал и на следующий день принёс отдавать обратно. Пока я шёл по коридору, мои коллеги спрашивали, как дела, и когда узнавали, что я иду возвращать рукопись, смотрели на меня, как на самоубийцу, который прыгает с Эйфелевой башни. Ход мой, конечно, был необдуманный — просто от души, больно жуткая была книжка.
Но меня не выгнали, а дали мне взамен Джанни Родари «Джельсомино в стране лжецов».
Тут-то все и произошло. С этой книжки (тоже из детства, с незабытыми до сих пор кудрявыми мальчуганами с глазами-сливами, носастыми карабинерами и полосатыми оранжевыми котами) и началась слава Токмакова-иллюстратора.
Долгая жизнь в книгах, где были и совместные работы с женой, известным поэтом и переводчиком Ириной Токмаковой, которую он сам когда-то и привел, едва не за руку, в журнал «Мурзилка» и, как оказалось, в литературу. И дружба с Джанни Родари, с прогулками по ночной Москве и ночному Риму. С поездками в Африку — Судан, Эфиопия, Сенегал, Гвинея, Алжир… Поездками, после которых осталась масса рисунков, за сорок прошедших лет так и не изданных — сперва не было квоты, а потом не нашлось спонсора. С иллюстрированием всего цвета нашей детской литературы: Алексина, Барто, Бианки, Гайдара, Драгунского, Заходера, Маршака, Михалкова, Сахарнова…
Множество почетных дипломов и золотых медалей на выставках, номинация на премию имени Ганса Христиана Андерсена — «нобелевку» для детских писателей и иллюстраторов. Причем номинировал его не СССР даже, а Чехословакия — иллюстрации Токмакова к книге О. Пройслера «Крабат» так понравились братьям-славянам, что не только увезли золотую медаль на БИБ в Братиславе, но и попали на тамошние почтовые марки.
Но и слава не поменяла ничего, и конец пути ничем не отличался от начала. Дело даже не в том, что и на девятом десятке лет это поколение продолжало работать. Дело в том, как они это делали. Вскоре после известия о смерти Токмакова, один из издателей написал в ЖЖ: «Помню, как Лев Алексеевич готовил к печати иллюстрации к сказкам Киплинга. Одна из них была в 53 вариантах. Все — замечательные. Но его не устроила ни одна из них. Так и не сдал в редакцию, все продолжал работать».
53 варианта… Иллюстраций на книгу часто требуется меньше. Я же говорю — они иные, это какой-то другой вид. К сожалению — уже почти исчезнувший.
Кто остался? Елисеев, Чижиков, да и все, пожалуй.
К счастью — до конца они не исчезнут еще очень и очень долго. Книги не дадут. В последнем поэтическом сборнике Льва Алексеевича Токмакова «Глаза бессонниц» заглавное стихотворение начинается такими строчками:
Уезжают люди на троллейбусах —
Остается номер телефона.
Улетают люди самолетами —
Остается их почтовый адрес.
Человечество может спать спокойно:
Память упакована в бумажку.
Но о тех,
Кто навсегда уходит,
Остается неприкаянная память,
Мечется она среди живущих,
Выплакаться близким помогает…
Память о Льве Токмакове для очень многих так и останется практически вся — в бумаге.
И, честное слово, это не худший способ ее сохранения.
Глава 50. Поэт, сионист, белогвардеец и переводчик Мао Цзедуна
Детский поэт и переводчик Самуил Яковлевич Маршак прожил очень долгую жизнь. Достаточно сказать, что первые шаги в литературе ему помог сделать великий русский критик Владимир Стасов (автор термина "Могучая кучка" и создатель движения художников-передвижников), а последним литературным секретарем Маршака был известный тележурналист Владимир Познер. Но эта жизнь была не только длинной, но и очень насыщенной.
Вот вам пять интересных фактов из жизни прославленного детского поэта.
Факт первый. Фамилия "Маршак" — это не слово, а аббревиатура. Что-то вроде КПСС или ЗАГС. На иврите это сокращение от фразы «Наш учитель рабби Аарон Шмуэль Кайдановер». Все Маршаки, живущие на Земле — потомки учеников этого известного раввина и талмудиста.
Факт второй. В молодости Самуил Яковлевич Маршак был убежденным сионистом. Его дебют в литературе — вышедший в 1907 году сборник стихов с характерным названием "Сиониды", целиком посвященный воспеванию проекта возвращения евреев на гору Сион. Одно из стихотворений («Над открытой могилой») было написано на смерть «отца сионизма» Теодора Герцля. Четыре года спустя вместе с группой еврейской молодежи совершил большое турне по Ближнему Востоку, результатом которого стал цикл стихотворений, объединенных общим названием «Палестина». По воспоминаниям, в 1952 году Маршак как ребенок радовался тому, что друг его юности и соратник по сионистской организации «Поалей Цион» Ицхак Бен-Цви (он же — Ицхок Шимшелевич) стал вторым президентом Израиля.
Факт третий. В 1918 году во время Гражданской войны Маршак бежал на юг, к белым, на Кубань. В Екатеринодаре (нынешний Краснодар) работал в газете «Утро Юга», где под фриковским псевдонимом «Доктор Фрикен» публиковал клеймящие большевиков стихи и фельетоны. Такие, например:
ДВА КОМИССАРА
Жили-были два «наркома»,
Кто не слышал их имен?
Звали первого Ерема,
А второго — Соломон.
Оба правили сурово,
Не боясь жестоких мер.
У того и у другого
Был в кармане револьвер.
Красовались в их петлице
Бутоньерки из гвоздик,
И возил их по столице
Колоссальный броневик.
Угрожая, негодуя,
Оба в пламенных речах
На московского буржуя
Наводили жуть и страх.
Каждый в юности недаром
Был наукам обучен.
Был Ерема семинаром,
И экстерном Соломон…
К этим грозным властелинам
Все явились на поклон.
Брат Ерема был блондином
И брюнетом — Соломон.
Как-то раз в знакомом доме
У зеленого стола
О Московском Совнаркоме
Речь печальная зашла.
Ленин действует идейно.
Он — фанатик, маниак.
Но уж Троцкого-Бронштейна
Оправдать нельзя никак.
По каким же был причинам
Сей вердикт произнесен?
Брат Ерема был блондином,
Но брюнетом — Соломон…
А в другом знакомом доме
Разговор зашел о том,
Сколько нынче в Совнаркоме
Соломонов и Ерем.
И сказал чиновник в форме,
Что Израиля сыны
В трехпроцентной старой норме
В Совнаркоме быть должны.
Факт четвертый: Уже на склоне лет Маршак принял живейшее участие в шумном поэтическом сраче вокруг стихотворения Евгения Евтушенко "Бабий яр". Не удивляйтесь термину — в те времена случались не только поэтические дискуссии, но и вполне себе поэтические срачи, не хуже тех, что сегодня идут в соцсетях — вот только участвовали в них не безвестные юзеры, а знаменитейшие поэты.
Но мегасрач вокруг «Бабьего Яра» был, наверное, самым масштабным. После выхода "Бабьего яра" очень резкое ответное стихотворение в адрес Евтушенко написал Александр Марков: "Какой ты настоящий русский, когда забыл про свой народ, душа, что брючки, стала узкой, пустой, как лестничный пролет…". После этого последовали несчитанные уже поэтические ответы Маркову — в том числе и от Симонова и Маршака. Вот что написал корифей детской литературы:
Был в царское время известный герой
По имени Марков, по кличке "Второй".
Он в Думе скандалил, в газетах писал,
Всю жизнь от евреев Россию спасал.
Народ стал хозяином русской земли.
От Марковых прежних Россию спасли.
Но вот выступает сегодня в газете
Еще один Марков — теперь уже третий.
Не мог он сдержаться: поэт-нееврей
Погибших евреев жалеет, пигмей!
И Марков поэта долбает "ответом" —
Обернутым в стих хулиганским кастетом.
В нем ярость клокочет, душа говорит!
Он так распалился, аж шапка горит.
Нет, это не вдруг: знать, жива подворотня —
Слинявшая в серую черная сотня.
Хотела бы вновь недобитая гнусь
Спасти от евреев Пречистую Русь.
И Маркову-третьему Марков-Второй
Кричит из могилы: "Спасибо, герой!"
Факт пятый: В 50-х годах Маршак принял участие еще в одном масштабном поэтическом проекте, но не неформальном сраче, а вполне официальном. В 1956 году было принято решение о переводе на русский язык 18 стихотворений Мао Цзедуна (который, по отзывам китайцев, действительно был очень талантливым поэтом). Под этот проект была собрана бригада лучших советских поэтов и переводчиков, в которую вошли С. Маршак, А. Сурков и Н. Асеев, переводившие с подстрочников. Вот стихотворение Великого Кормчего "Чанша" в переводе великого детского поэта.
В день осенний, холодный
Я стою над рекой многоводной,
Над текущим на север Сянцзяном.
Вижу горы и рощи в наряде багряном,
Изумрудные воды прозрачной реки,