— Там, пока я сидела, все только об этом и говорили. И меня пугали. Вчера перед обедом («Это когда Маша у меня была!» — мелькнуло у Густова) я уже решила: полечу обратно! Так мне тяжело стало, так обидно и горько — даже подумала, что ты не любишь меня…
— Ты же видишь, что тут со мной стряслось, — сказал Густов.
— Теперь-то вижу, но там я ничего не знала. Если б подвернулся самолет на Хабаровск — не встретились бы мы с тобой сегодня. А потом вдруг подходит ко мне майор, спрашивает фамилию и ведет к генералу. Я сперва испугалась, но ваш командующий оказался приветливым дяденькой и взял меня с собой.
— Хоть тут повезло!
— Правда… А про жену Калугина так рассказывают. Когда она приехала — совсем еще молоденькая, страшно хорошенькая, — один человек поглядел на нее и сказал: «Этот цветок не для Севера». И вот сбылось! Теперь все вспоминают эти слова да еще свои добавляют…
— В таких случаях всегда что-нибудь вспоминают, — проговорил Густов, явно желая остановить этот разговор. Ему вдруг сделалось страшно за Зою: не случилось бы чего и с нею… Мысль его шла каким-то странным путем: «Я совершил предательство, и судьба должна покарать меня. Но не покарает ли она меня тем, что навредит Зое? Люди рассказывают и такие притчи, когда за грехи страдал не сам провинившийся, а самый близкий ему человек…»
12
Перед тем как улететь, генерал Крылов назначил совещание всего офицерского состава части, начиная с командиров взводов. Люди приходили, рассаживались в зале, шумели, перекликались, шутили, даже немного ребячились. Удивительное это свойство больших собраний! Кто бы ни оказался в зале — солдаты, студенты или сплошь генералы где-нибудь в Генеральном штабе, — обязательно будут перед началом и шутки, и розыгрыши, и какие-то шалости, словно бы возвращающие людей к веселым школьным временам.
Саперы захватили небольшой «пятачок» у прохода, примерно в середине зала, и Густова удивила предупредительность Корбута, который оставил для него место рядом с собой. И для Глеба Тихомолова, хотя обычно не слишком жаловал его. А когда Густов уселся, Корбут вдруг сказал:
— Я еще не успел вас поздравить, Николай Васильевич.
— С чем? — не понял Густов и приготовился к какой-нибудь неприятной пикировке.
— С приездом супруги.
— А-а… Спасибо, Игнатий Семенович.
Ни в голосе, ни во взгляде Корбута не было ничего вызывающего или недоброго, и Густов чуть было не поддался первому естественному движению — протянуть руку. Но помешала уже укоренившаяся между ними недоверчивость и даже подозрительность. Почему он все-таки поздравляет? Что его в этом радует?
Очень ко времени подоспел тут Тихомолов. Он запыхался и виновато улыбался. Усевшись на свое место, он вначале не мог сказать ни слова — просто сидел и тяжело дышал. Потом сообщил:
— Только что видел!
— Кого? — опять не догадался Густов.
— Ивана.
— Какого?
— Своего… Сына… Лена в окно… показала.
Только теперь Густов все понял и вспомнил. Вспомнил, как радовался Глеб, узнав о благополучных родах. Как бегает теперь через бухту в больницу, используя длинный здешний обеденный перерыв. Что-то носит Лене. Пишет записки. Хочет назвать — и уже называет — сына Иваном («Пусть не переведутся на Руси Иваны!»), а Лена не хочет — боится, что ребята будут дразнить его Иванушкой-дурачком.
— Ну и как же он выглядит? — вежливо полюбопытствовал Густов.
— Ты понимаешь, это трудно объяснить, — отвечал Глеб. — Что-то маленькое, сморщенное, недовольное, но… каждому надо увидеть такое… Словами тут ничего не скажешь… Нет таких слов — про это маленькое странное существо…
— А Лена?
— Ничего, спасибо. Улыбалась в окно.
— Ну, давай! — Густов с удовольствием пожал Глебу руку.
Затем он услышал, как по залу, от первых рядов к последним, побежала волна тишины. Это появилось на сцене начальство, «учителя», и расшумевшимся «ученикам» полагалось уняться.
Первым вышел на сцену неторопливый среднего роста крепыш с двумя Золотыми Звездами над ярким спектром орденских планок и с депутатским флажком на лацкане. Это и был командующий войсками Дальневосточного военного округа генерал Крылов. Рядом с ним, но как-то слегка отставая от него, пропуская его чуть вперед, шел высокий и рослый, по-настоящему красивый Олегов. Вслед за первыми двумя небольшой группкой продвигались к красному столу замполит, начальник штаба…
— Товарищи офицеры! — почти торжественно выкрикнул кто-то в зале.
Но не успели в зале отреагировать на эту команду, как Крылов предупредительно поднял руку.
— Прошу сидеть.
И, не садясь за стол, прошел прямо к красной трибуне. Немного постоял молча. Слегка откашлялся. Начал негромкий разговор:
— Первое знакомство с вашей частью убедило меня в том, что проделана большая работа…
В нескольких общих словах он дал оценку боеготовности части, напомнил о дальнейших, уже знакомых и привычных задачах: боеспособность, боеготовность, бдительность. В мире каждый день что-нибудь происходит, и не всегда приятное для нас, но вот чего не должно произойти, так это новой мировой войны.
Если вдуматься, он ничего не сообщал нового и неожиданного. Однако в зале установилась какая-то сгустившаяся тишина, наполненная вниманием и ожиданием. Отделенные от Большой земли огромными расстояниями, почти отрезанные от прямых источников информации, люди надеялись услышать нечто наиважнейшее. Не проводились ли какие-нибудь испытания? Не говорят ли чего-нибудь о нашей атомной бомбе?
Они почти ничего не услышат обо всем этом, но разойдутся уверенные в том, что все у нас идет хорошо и так будет продолжаться впредь. Услышат же они еще раз о своем долге, о необходимости и важности своего присутствия здесь — и это тоже будет для них хорошим стимулом, потому что услышат не от кого-нибудь, а от Крылова, человека ответственного и понимающего толк в трудностях. С шестнадцати лет, когда ушел добровольцем на Деникина, он только и знал в жизни, что борьбу с трудностями да с врагами Родины. Советский профессиональный военный первого поколения. Без особого штабного изящества, может быть, даже чуть мужиковатый с виду. В армии, которой много приходится воевать, вырастают не щеголи, а работники. Рабочий класс горячего цеха войны. Трудовое крестьянство страдного поля боя. Люди выносливые, нетребовательные, упорные и мудрые. В Сталинграде Николай Иванович Крылов был начальником штаба известнейшей 62-й армии, и можно себе представить, сколько там требовалось от командарма и его начштаба ловкости, изобретательности, даже изощренности в планировании обороны — подвижной, колеблющейся, ежечасно рвущейся, а также в планировании и проведении контратак!.. Под Витебском Крылов, уже командарм, ведет перед началом наступления хитроумную игру с немецким командующим. Сначала он бросает в бой передовые батальоны своих обороняющихся дивизий на центральном участке фронта. Немцы легко отбивают эти атаки. Тогда вдруг начинается мощная артиллерийская подготовка на флангах армии. Немецкий командующий понял: в центре русские затеяли отвлекающие бои, чтобы ударить на флангах. Туда, на фланги, и переносит немец главное свое внимание и начинает подтягивать резервы. А Крылов наносит удар все-таки в центре и делает хороший глубокий прорыв. В него идут танки Ротмистрова, который когда-то потом, при встрече с Крыловым, скажет: «Дело прошлое, Николай Иванович, но на твоем участке под Витебском я впервые вводил танки в такой чистый прорыв. Всего три машины потерял…»
Была еще у Крылова и битва за Кенигсберг, был небывалый марш — вместе со своей 5-й армией — от немецких до маньчжурских границ, и была гора Ястребова неподалеку от станции Пограничная. Командный пункт армии на этой горе. Ночь на 9 августа 1945 года. Теплый летний дождик шелестит в буйной дальневосточной листве, не то порождая, ие то поддерживая тревогу. От сырости или от этой тревоги разболелась обширная рана в боку, но командарм только один раз и только ненадолго отметил про себя эту знакомую боль. Отметил — и как бы откинул. Прислушиваться к ранам было некогда; он прислушивался к тишине.
Шла последняя ночь перед новой войной. На новом театре. С новым, полным коварства противником… Как-то здесь пойдет дело?
Только что через границу уползли легкие передовые отрады. Каждому из них назначена цель: пограничный пост, огневая точка, телефонная линия. За продвижением и действиями этих боевых групп следят с нашей стороны специальные наблюдатели. Все задумано и должно быть проведено в полной тишине.
Когда Крылов объявил командирам дивизий о своем замысле перейти границу бесшумно, они стали просить разрешения хотя бы на один залп «катюш». Он отказал. Тут уж такая игра: или ни звука — или вся огневая мощь в действии…
Может, лучше было бы все-таки второе — привычное, не раз проверенное и надежное? Огня теперь можно дать столько, сколько хочешь. Японцы вряд ли сумеют ответить таким же.
Но все же ответят.
И тогда неизбежны жертвы.
А так, как теперь…
Тихо было на границе. Изготовившаяся к бою армия притаилась в сопках, овражках, на дорогах вдоль ручьев и в долинках. Двенадцать стрелковых дивизий, огромное количество артиллерии, танки, инженерные батальоны — все эти массы войск, опытные, закаленные и злые, ждали своего часа.
Ждал и командарм.
Тишина пока что радовала его. Она означала, что все идет как задумано. И в то же время это была военная тишина, тишина безмолвных отчаянных схваток, которая почти всегда двузначна: или твои люди одолевают бесшумно врага, или враг уничтожает их в таком над безмолвии.
Перед рассветом стали поступать короткие донесения:
— Часовые на границе сняты.
— Захвачены тоннели в районе Пограничной; охрана не успела подать сигналы.
— Группы просачиваются в укрепрайон…
И вот уже слышна стрельба в укрепрайоне.
— Пошли! — командует Крылов всей армии.
Прорыв обошелся нам почти без потерь…
Вскоре после победы над Японией бывший командарм-«западник» становится командующим войсками Дальневосточного военного округа — пожалуй что самого протяженного. Тысячи миль суши и моря между его флангами. Перед фронтом — Великий, или Тихий, океан — фантастическая водная преграда, слегка перегороженная Курильской грядой островов. Связь с гарнизонами, которые отделены друг от друга труднопроходимыми, а то и непроходимыми для техники пространствами, сложна и нерегулярна. Даже мощные и безотказные в обычных условиях рации во время полярных сияний порою дают отказ: их волны где-то пропадают, уходят куда-то вверх…