– Заходите, что там у вас?
– Товарищ полковник, я прошу у Вас прощения за дерзость. Понимаете, устал, видимо. Работы много, замотался, нервы не в порядке уже, вот и вырвалось как-то само. Извините, пожалуйста. Вы же мудрый человек, понимаете всё.
А! Задело, значит. Уже три года переходил в подполковниках, полковником стать захотел.
– Конечно, товарищ подполковник, я могу простить, не зверь, поди. Однако Вы понимаете…
И Иван Павлович принялся пространно рассуждать о совести, чести коммуниста, роли Партии в войсках. Любил он эти свои поучения. Рассуждая, больше, конечно, себя слушал и порой восхищался собой.
Бедный Роман Аркадьевич стоял весь мокрый от обильно выступившего пота и преданно ел глазами начальника политотдела. А мысли были одни: скорей бы этот концерт кончился. И ещё: всё же видел себя командир полковником и думал – а может, простит начальник, вот прямо здесь и сейчас? А вдруг?
Иван Павлович завершил своё выступление.
– Вот именно об этом, об ответственности коммуниста, и поговорим на партийной комиссии. Вы знаете, что заседание перенесено на семнадцать часов? Ну, хорошо, всё, идите.
Роман Аркадьевич попятился к двери, потом вдруг вспомнил о своём огромном портфеле, который он поставил, войдя в кабинет. Покраснел.
– Товарищ полковник, вы разрешите?
Открыв свой безразмерный портфель, достал из него большой, аккуратно упакованный пакет и поставил на стол.
– Что это?
– Да так, – замялся Симонович, – я вот, мы вот подумали…
– Что это, взятка?
– Нет, нет, товарищ полковник, что вы, побойтесь Бога.
– Какого ещё Бога? Ну-ка заберите!
Но Симонович уже исчез за массивными дверями кабинета.
Иван Павлович задумчиво посмотрел на пакет. Однако что теперь с этим делать?
Взяв пакет, он прошел в отделённое тяжелыми шторами от кабинета небольшое помещение, закрытое от взоров посетителей. Посмотрим? В пакете был настоящий продовольственный рай: коньяк, бальзам, «Рижский», причём – дефицит. Икорка, конфеты, грибочки – грузди и белые грибы.
– Вот, черти, знают мою слабость к грибам. Всё знают. Ну что же, выбрасывать такое негоже. Вот хитрющий еврей, знает, чем купить, всё знает, чертяка. Ладно, но построгать на заседании для порядка надо бы. А может, он действительно пересидел в подполковниках?
Иван Павлович подошёл к столу. Время было уже около двенадцати часов.
Постучав, в кабинет вошёл начальник штаба дивизии.
– Разрешите Иван Павлович?
– Да уже вошёл, проходи.
– На согласование принёс график дежурства командирами дежурных сил.
Никаким нормативным документом это согласование не предусматривалось, но начальник политотдела давно, ещё в первый год своего пребывания в должности, установил этот порядок, он и прижился.
Иван Павлович внимательно рассматривал список. Себя увидел. Для порядка нахмурился. Но придраться было не к чему. Подписал график и передал его начальнику штаба.
– Ты в курсе, что мы сегодня подводим итоги работы на узле связи?
– Да, конечно, буду обязательно. В четыре, да?
В кабинет влетел его заместитель.
– Иван Павлович, вот доклад, последний лист ещё допечатывается, я занесу минут через десять.
– Ну что ты бегаешь? Пожар, что ли? Бегущий офицер вызывает у людей чувство паники. Знаешь?
– Так точно, прошу извинить.
– Так-то. Ты уже в начальниках должен быть, а всё бегаешь.
Заместитель слегка покраснел.
– Ну ладно, иди к машинистке. Да не беги!
Иван Павлович занялся докладом. Читал, зачёркивал, подчёркивал, делал одному ему понятные пометки. Докладом он был недоволен. Фактического материала кот наплакал, ни тебе ярких примеров, ни толковых мыслей. Да! Придётся погонять сегодня этих писак. Ну, погодите!
Зашла инструктор партийного учёта, Зинаида Ивановна. Было ей уже за шестьдесят, однако держал он её из-за исключительной добросовестности и скрупулёзности. Ведь не дай Бог ошибку сделать при выписке партбилета. ЧП будет. А с Зинаидой Ивановной такого не бывало.
– Что, милочка, что у нас за вопрос?
– Иван Павлович, надо подписать документы. Кандидат в члены Партии. Сержант.
Любил Иван Павлович эту процедуру. Зинаида Ивановна подносит ему старинную перьевую ручку с новым пёрышком. Предварительно обмакнув перо в чернильницу, она медленно, чтобы не капнуть, подносит ручку начальнику. Тот, удобно разместившись в кресле, как драгоценность аккуратно принимает её. Ставит подпись сначала на чистом листе бумаги, и лишь затем расписывается в билете и учётной карточке.
Это был целый ритуал. В эти минуты Иван Павлович чувствовал свою особую значительность. В такие мгновения у него вырастал над головой нимб.
Но вернёмся на землю.
Пора на обед. Обедал он, как правило, дома. Предварительно позвонив жене, Иван Павлович не спеша двинулся в сторону дома. На машине на обед он не ездил, хотя машина стояла на площадке, а водитель высматривал своего шефа.
Проходя мимо одноэтажного здания штаба тыла, через открытую форточку услышал женский смех.
– Чего это они ржут, бездельницы? Работать надо, а они развлекаются. Ну, погодите. Уж я вам сейчас.
Он повернул в сторону штаба. Навстречу ему бежал заспанный сержант, дежурный, судя по повязке на рукаве.
– Застегнитесь, товарищ сержант, и ремень поправьте.
Иван Павлович зашёл в кабинет, в котором продолжали весело смеяться женщины.
– Здравствуйте, чему радуемся?
На столе стоял аккуратно разрезанный, видимо, домашней выделки торт, лежали россыпью яблоки. На подставке чайник.
– Что за торжество?
Женщины притихли. Одна, что у двери сидела, видимо, побойчее других, улыбнулась.
– Здравствуйте, Иван Павлович, вот день рождения у Любы, решили чайком побаловаться.
– Поздравляю, поздравляю, но отмечать-то в другой обстановке надо бы. Не так ли?
– Так у нас обеденный перерыв.
Это опять та самая, бойкая, парирует начальника. Ну, я тебе сейчас.
Иван Павлович опытным глазом осмотрел кабинет.
Есть!
У стола этой самой бойкой учётчицы (звали её, если он не ошибался, Наталья Петровна) стояла большая мусорная корзина, битком забитая всякой всячиной, в том числе и окурками. Так они ещё здесь и курят? Ну, погоди!
– А что это, красавицы наши, мусор не убираем? Солдатиков вам подавай, самим лень уже и корзину вынести?
Лица у дам стали вытягиваться. Не миновать грозы. Они знали нрав начальника, знали, что он не переносит табачный дым, а уж мусор тем более.
Сейчас начнётся. И они оказались правы.
Иван Павлович медленно подошёл к корзине, поднял её и с улыбкой опрокинул на стол весёлой Наталье Петровны.
– Еще раз такое увижу – всех уволю. Я ясно выразился?
Наталья Петровна заплакала.
Ну, эта сегодня точно больше не будет ржать. И Иван Павлович, явно довольный собой, вышел из кабинета. Навстречу ему мчался начальник тыла, подчинённые уже предупредили.
– Иван Павлович, день добрый, рад Вас видеть, проходите ко мне.
– Товарищ полковник, мне неприятно, что у Вас в штабе бардак. Наверно, надо бы забрать у вас это здание, раз не умеют люди порядок и чистоту поддерживать. Вы что же, по кабинетам вообще не ходите? Посмотрите, они месяцами за собой не убирают. Ну, разве так можно? Я не шучу. Сегодня же этот вопрос с командиром обсудим.
– Иван Павлович, не сердитесь, я им сейчас такой разнос устрою! Да я…
– Разбирайтесь.
И Иван Павлович с хорошим настроением – а как же, сделал ещё одно доброе дело – пошёл домой.
После обеда, вздремнув часок – так им было заведено давно – начальник политотдела сразу же пошёл на заседание партбюро узла связи. Ехать туда не пришлось, это подразделение находилось буквально в ста метрах от дома.
У подъезда казармы нервно вышагивал начальник узла связи, чуть поодаль стояли начальник штаба дивизии и секретарь парткомиссии.
– Ну что, коммунисты собрались? Пошли?
Ровно в шестнадцать часов началось заседание.
Это был спектакль одного актера. Иван Павлович, не пользуясь текстом, подготовленным ему подчинёнными, в течение получаса громил руководство части. Командир подразделения сидел красный как рак, секретарь партбюро и замполит, как провинившиеся школяры, нагнули головы к столу. А шеф бушевал.
– Да разве это учебный процесс? Сидят, понимаешь, с расстёгнутыми воротничками, шум, гам в классе, разве это порядок?
Это Иван Павлович вспомнил, как однажды, в прошлом году, заходил в учебный корпус. Но кто ему скажет, что это было в прошлом, кто осмелится перечить ему, представителю ЦК Партии в дивизии? Все молчали, тупо глядя под ноги или на стол, кто где сидел. Начальник политотдела явно был сегодня на коне.
– Начальник штаба, – а это уже к начальнику штаба дивизии, – наведите здесь порядок. Я вижу, товарищ майор не справляется с должностью, надо бы ему помочь.
Начальник штаба тоже стал похож на школяра. А что он может сделать, не спорить же с номенклатурой ЦК (так он за глаза называл Ивана Павловича).
– Поможем, товарищ полковник, обязательно поможем.
В кабинет заглянул заместитель начальника политотдела и передал начальнику какую-то записку.
Иван Павлович медленно, значительно так, как секретный пакет, развернул записку, прочитав, обратился к присутствующим.
– Я прошу прощения, срочно вызывает к телефону член военного совета, генерал Спиридонов. Вынужден уйти. Доводите разговор до конца. Да попринципиальнее, пожалуйста, попринципиальнее. Важный вопрос рассматриваете. Начальник штаба, оставайтесь, потом расскажете. Всего доброго, товарищи.
Никакой Спиридонов, конечно, не звонил, это просил перезвонить начальник Горторга. Что ему, интересно, надо, только что десять человек с его базы вернулись. Наверняка опять людей попросит. Но позвонить надо, нужный всё же человек.
Иван Павлович прошёл в кабинет.
– Александр Фёдорович, здравствуй. Конечно я, а кто ещё? Ты что хотел? А, вот так даже. Так. Дай подумать. Хорошо, часиков в семь жди.