,
Теней безмолвных, светлых и прекрасных,
Ни помыслам годины буйной сей,
Ни радостям, ни горю не причастных!
Душа моя, Элизиум теней,
Что общего меж жизнью и тобою!
Меж вами, призраки минувших лучших дней,
И сей бесчувственной толпою?.. (376, с. 88)
С. 225 – А для Гумилева, как, впрочем, и для обожаемого им Теофиля Готье и Виктора Гюго, “музыка – самый неприятный из всех видов шума”. – С небольшой, но значимой купюрой цитируется знаменитый афоризм одного из самых любимых поэтов Гумилева, Теофиля Готье (Pierre Jules Thе́ophile Gautier; 1811–1872): “La musique est le plus dе́sagrе́able et le plus cher de tous les bruits” (“Музыка самый неприятный и дорогой из всех видов шума”) (436, p. 176). Сравните комментируемый фрагмент НБН со следующим суждением из мемуаров С. Маковского: “Гумилев настолько восхищался французским Учителем, что хотел быть похожим на него и недостатками. Готье не понимал музыки. Не раз говорил мне Николай Степанович не без гордости, что и для него симфонический оркестр не больше, как «неприятный шум»” (220, с. 218).
Виктор Гюго (Victor Marie Hugo; 1802–1885), как правило, писал и говорил о музыке восторженно. Приведем здесь одно из его самых известных высказываний об этом виде искусства: “La musique, qu’on nous passe le mot, est la vapeur de l’art. Elle est à la poе́sie ce que la rêverie est à la pensе́e, ce que le fluide est au liquide, ce que l’ocе́an des nuе́es est à l’océan des ondes” (“Музыка – это пары́ искусства. Она то же для искусства поэзии, что грезы для мысли, что для океана волн – океан облаков над ним”) (442, с. 120).
С. 225 – А ваш “Извозчик” мне симпатичен, хорошо, что вы о нем написали балладу. – В журнальной публикации фрагментов НБН далее следовало: “Я только что написала свою «Балладу об извозчике» и прочла ее ему, когда мы шли на концерт” (273, с. 79). Убрала эту подробность О. из итогового варианта НБН потому, что тогда не сходились даты: получалось, что они с Мандельштамом возвращались с концерта летом 1921 г., но к этому времени поэт уже давно покинул Петроград (см. наш комментарий на с. 627).
Приведем здесь текст баллады О.:
К дому по Бассейной, шестьдесят,
Подъезжает извозчик каждый день,
Чтоб везти комиссара в комиссариат —
Комиссару ходить лень.
Извозчик заснул, извозчик ждет,
И лошадь спит и жует,
И оба ждут, и оба спят:
Пора комиссару в комиссариат.
На подъезд выходит комиссар Зон,
К извозчику быстро подходит он,
Уже не молод, еще не стар,
На лице отвага, в глазах пожар —
Вот каков собой комиссар.
Он извозчика в бок и лошадь в бок
И сразу в пролетку скок.
Извозчик дернет возжей,
Лошадь дернет ногой,
Извозчик крикнет: “Ну!”
Лошадь поднимет ногу одну,
Поставит на земь опять,
Пролетка покатится вспять,
Извозчик щелкнет кнутом
И двинется в путь с трудом.
В пять часов извозчик едет домой,
Лошадь трусит усталой рысцой,
Сейчас он в чайной чаю попьет,
Лошадь сена пока пожует.
На дверях чайной – засов
И надпись: “Закрыто по случаю дров”.
Извозчик вздохнул: “Ух, чертов стул!”
Почесал затылок и снова вздохнул.
Голодный извозчик едет домой,
Лошадь снова трусит усталой рысцой.
Наутро подъехал он в пасмурный день
К дому по Бассейной, шестьдесят,
Чтоб вести комиссара в комиссариат —
Комиссару ходить лень.
Извозчик уснул, извозчик ждет,
И лошадь спит и жует,
И оба ждут, и оба спят:
Пора комиссару в комиссариат.
На подъезд выходит комиссар Зон,
К извозчику быстро подходит он,
Извозчика в бок и лошадь в бок
И сразу в пролетку скок.
Но извозчик не дернул возжей,
Не дернула лошадь ногой.
Извозчик не крикнул: “Ну!”
Не подняла лошадь ногу одну,
Извозчик не щелкнул кнутом,
Не двинулись в путь с трудом.
Комиссар вскричал: “Что за черт!
Лошадь мертва, извозчик мертв!
Теперь пешком мне придется бежать
На площадь Урицкого, пять”.
Небесной дорогой голубой
Идет извозчик и лошадь ведет за собой.
Подходят они к райским дверям:
“Апостол Петр, отворите нам!”
Раздался голос святого Петра:
“А много вы сделали в жизни добра?”
– Мы возили комиссара в комиссариат
Каждый день туда и назад,
Голодали мы тысячу триста пять дней,
Сжальтесь над лошадью бедной моей!
Хорошо и спокойно у вас в раю,
Впустите меня и лошадь мою!
Апостол Петр отпер дверь,
На лошадь взглянул: “Ишь, тощий зверь!
Ну, так и быть, полезай!”
И вошли они в Божий рай.
(265, с. 14–16)
С. 225 – Петербургский извозчик… – …пускать по меридиану. – В журнальной публикации фрагментов НБН было: “…по меридиану или по зодиаку” (273, с. 79–80). В итоговом варианте “по зодиаку” О. убрала, вероятно, чтобы не получилось уж слишком похоже на следующий отрывок из “Египетской марки” Мандельштама: “Петербургский извозчик – это миф, козерог. Его нужно пустить по зодиаку” (226, т. 2, с. 29).
С. 225–226И ведь сознайтесь, вы об осле Жамма ничего не слыхали? – Тоже райский. – Речь идет о стихотворении “Молитва, чтобы войти в рай с ослами” французского поэта Франсиса Жамма (Francis Jammes; 1868–1938), переведенном И. Эренбургом:
Когда Ты, Господи, прикажешь мне идти,
Позволь мне выбрать самому пути;
Я выйду вечером в воскресный день,
Дорогой пыльной, мимо деревень,
И, встретивши ослов, скажу: “Я Жамм,
И в рай иду”. И я скажу ослам:
“Пойдемте вместе, нежные друзья,
Что, длинными ушами шевеля,
Отмахивались от ударов, мух,
Назойливо кружившихся вокруг”.
Позволь к Тебе прийти среди ослов —
Средь тех, что возят фуры паяцов,
Средь тех, что тащат на спине тюки
Иль в маленьких повозочках горшки.
Среди ослиц, что ноги ставят так,
Что трогает вас их разбитый шаг,
Что, пчелами ужалены, должны
На ножках раненых носить штаны.
Позволь прийти мне с ними в райский сад,
Где над ручьями яблони дрожат,
И сделай, Господи, чтоб я в него вошел,
Как много поработавший осел,
Который бедность кроткую несет
К прозрачной чистоте небесных вод.
(136, с. 40–41)
С. 226Но и мы с вами сейчас в гранитном раю. – Сравните в “Шуме времени”: “Уже отцовский домашний кабинет был непохож на гранитный рай моих стройных прогулок” (226, т. 2, с. 56).
С. 226Но я ношу в себе, как всякий поэт, спасительный яд противоречий. Это не я, а Блок сказал. – В статье “Искусство и революция” (1916): “…Вагнер носил в себе спасительный яд творческих противоречий” (55, т. 6, с. 24).
С. 227Мандельштам исчез из Петербурга так же неожиданно, как и появился в нем. – Поэт уехал в Москву во второй половине марта 1921 г. (228, с. 195). Связано это было в первую очередь с его намерением из Москвы отправиться в Киев к будущей жене.
С. 227Я уезжала на неделю в Москву. – Речь идет о самом начале июля 1921 г. См. с. 734. Мандельштам с женой в это время путешествовал по Кавказу.
С. 227“Разлукой – сестрой смерти”, по его определению. – Эта цитата из “Путешествия в Армению” Мандельштама (1932): “Разлука – младшая сестра смерти” (226, т. 2, с. 148) – ясно показывает, что во время написания финальных фрагментов о поэте для НБН О. внимательно читала и перечитывала мандельштамовскую прозу.
С. 227…ведь это была трагическая осень смерти Блока и расстрела Гумилева. – Блок умер 7 августа 1921 г., Гумилев расстрелян 26 августа 1921 г.
С. 227Он бы, конечно, разыскал меня и, конечно, присутствовал бы на вечере Гумилева, остановившегося проездом на сутки в Москве после своего крымского плавания с Неймицем. – Вечер поэзии Гумилева в Москве состоялся 2 июля 1921 г. в “Кафе поэтов”. О. присутствовала на этом вечере (352, с. 424). Подробнее о вечере она пишет в НБН далее (см. с. 352). Должность секретаря при тогдашнем командующем морскими силами советской России контр-адмирале Александре Васильевиче Немитце (1879–1967) занимал знакомый Гумилева, поэт Владимир Александрович Павлов (1899–1967). По его приглашению в июне 1921 г. Гумилев в поезде Немитца выехал из Петрограда в Севастополь, где жил до конца месяца (там же).
С. 227“И вести не шлет. И не пишет”. – Отсылка к известному городскому романсу:
Заныло сердечко
В разлуке, в тоске,
Блеснуло колечко
На правой руке,
Кольцо золотое
Мне мил подарил,
Кольцо распаялось
– Не быть мне за ним.
Сказали: “Мил умер,
Не прийдет ко мне”.
Не прийдет, не будет,
Руки не примет,
Письма не напишет
И вести не шлет.
Умоюсь слезами,
Утрусь я платком,
Накинусь я шалью
И выйду тайком.
Мне месяц укажет
Дорогу к нему,
Укажет, не скажет
Про то никому.
Пусть люди смеются,
Я буду молчать
– Мне милого видеть,
Два слова сказать;
Забыл меня милый,
Забыл навсегда,
Но я не забуду
Его никогда.
(108, с. 222)
С. 227И вдруг – уже весной 1922 года, до Петербурга долетел слух: Мандельштам в Москве. И он женат. Слуху этому плохо верили. – В Москве супруги Мандельштамы поселились со второй половины марта 1922 г. (228, с. 214). Брак с Надеждой Яковлевной Хазиной (1899–1980) поэт зарегистрировал в Киеве в середине апреля 1921 г. (там же, с. 197). А уже 20 апреля 1921 г. Мандельштам вместе с О., Н. Гумилевым, Г. Ивановым, М. Лозинским, С. Нельдихеном, Н. Оцупом, В. Рождественским и В. Ходасевичем в Петрограде участвовал в вечере Цеха поэтов в ДИСКе (212, с. 66). Трудно себе представить причины, по которым он тогда захотел бы утаить от друзей и знакомых факт своей женитьбы. Поэтому рассказ О. про неожиданное впечатление, произведенное на них “слухами” 1922 г. о мандельштамовском браке, смотрится не слишком убедительно.