С. 228Он, как всегда, “почтительно ломаясь пополам”… – Источник этой цитаты раскрыт нами на с. 539.
С. 228…со своей женой Надеждой Хазиной Мандельштам познакомился еще в Киеве. – 1 мая 1919 г. (228, с. 153).
С. 228…приехав в Петербург, он ни разу даже не упомянул имени своей будущей жены… – Сравните, однако, в мемуарах о Мандельштаме О. Гильдебрандт-Арбениной, относящихся как раз к петроградскому периоду жизни поэта: “О своем прошлом М. говорил, главным образом, – о своих увлечениях. <…> О Наденьке <…> очень нежно, но скорее как о младшей сестре” (17, с. 549–550).
С. 228…зато не переставал говорить об Адалис… – По отношенью ко мне. – “Адалис” – не настоящая фамилия, а псевдоним, составленный из фрагментов имени, отчества и фамилии Аделаиды Алексеевны Висковатовой (1900–1969), чей многолетний роман с Брюсовым был в литературных кругах общеизвестным фактом. Сравните, например, в записной книжке Ахматовой: “На вечере женской поэзии Б<рюс>ов выступал против меня, – очевидно в честь Адалис (см. воспоминания Цветаевой)” (143, с. 612). В мемуарном очерке М. Цветаевой “Герой труда” (1925) приводится следующий диалог с Адалис: “– А я Адалис. Вы обо мне не слыхали?” – Нет. – Вся Москва знает. – Я всей Москвы не знаю. – Адалис, с которой – которая… Мне посвящены все последние стихи Валерия Яковлевича…” (391, с. 18).
Мандельштам в заметке “Литературная Москва” (1922) со знаком плюс противопоставил стихи Адалис как раз поэзии Цветаевой: “Безвкусица и историческая фальшь стихов Марины Цветаевой о России – лженародных и лжемосковских – неизмеримо ниже стихов Адалис, чей голос подчас достигает мужской силы и правды” (226, т. 2, с. 328). Однако о влюбленности Мандельштама в Адалис ни один мемуарист, кроме О., не пишет. Не фигурирует ее имя и среди имен женщин, в которых был влюблен поэт, приводимых в воспоминаниях О. Гильдебрандт-Арбениной (17, с. 549–550). Зато О. Мочалова пишет об ухаживаниях Гумилева за Адалис (137, с. 121).
С. 228Но в Петербурге Мандельштам недолго помнил об Адалис и вскоре увлекся молодой актрисой, гимназической подругой жены Гумилева. – Речь идет об актрисе Александринского театра (с 1919 по 1923 г.) Ольге Гильдебрандт-Арбениной, которая действительно училась с Анной Гумилевой-Энгельгардт в одном учебном заведении – петербургской частной гимназии Лохвицкой-Скалон.
С. 228–229…успев все же обогатить русскую поэзию двумя стихотворениями: “Мне жалко, что теперь зима” и “Я наравне с другими”. — Речь идет о мандельштамовских стихотворениях 1920 г.:
Мне жалко, что теперь зима
И комаров не слышно в доме.
Но ты напомнила сама
О легкомысленной соломе.
И ты пытаешься желток
Взбивать рассерженною ложкой.
Он побелел, он изнемог.
И все-таки еще немножко.
Стрекозы вьются в синеве,
И ласточкой кружится мода;
Корзиночка на голове
Или напыщенная ода?
И, право, не твоя вина,
Зачем оценки и изнанки?
Ты так нарочно создана
Для комедийной перебранки.
Советовать я не берусь,
И бесполезны отговорки,
Но взбитых сливок вечен вкус
И запах апельсинной корки.
В тебе все дразнит, все поет,
Как итальянская рулада.
И маленький вишневый рот
Сухого просит винограда.
Ты все толкуешь наобум,
От этого ничуть не хуже,
Что делать, самый нежный ум
Весь помещается снаружи.
Так не старайся быть умней,
В тебе все прихоть, все минута,
И тень от шапочки твоей —
Венецианская баута.
(226, т. 1, с. 87–88)
и:
Я наравне с другими
Хочу тебе служить,
От ревности сухими
Губами ворожить.
Еще одно мгновенье,
И я скажу тебе:
Не радость, а мученье
Я нахожу в тебе.
Не утоляет слово
Мне пересохших уст,
И без тебя мне снова
Дремучий воздух пуст.
И, словно преступленье,
Меня к тебе влечет
Искусанный, в смятеньи,
Вишневый нежный рот.
Я больше не ревную,
Но я тебя хочу,
И сам себя несу я
Как жертву палачу.
Вернись ко мне скорее:
Мне страшно без тебя,
Я никогда сильнее
Не чувствовал тебя,
Тебя не назову я
Ни радость, ни любовь;
На дикую, чужую
Мне подменили кровь.
И все, чего хочу я,
Я вижу наяву.
Я больше не ревную,
Но я тебя зову.
(Там же, с. 89–90)
Сознательно или бессознательно, но О. в НБН сократила количество стихотворений Мандельштама, вдохновленных Гильдебрандт-Арбениной, более чем наполовину. Ей были еще посвящены стихотворения “Возьми на радость из моих ладоней…” (1920), “За то, что я руки твои не сумел удержать…” (1920) и “Я в хоровод теней, топтавших нежный луг…” (1920).
С. 229Помню, как я спросила у Мандельштама, что значат… строки, смешившие всех… – …гордо прибавил он. – В связи с этим местом в НБН Гильдебрандт-Арбенина удивлялась: “Одоевцева записала о своем разговоре с М. про меня: «Всякая любовь – палач!» – я не знала, что он меня так любил. Это было как фейерверк!” (17, с. 552). О псевдоцитате из Платона в комментируемом отрывке см. с. 566.
С. 229И снова я влюблен впервые, / Навеки снова я влюблен. – Источник цитаты раскрыт на с. 618.
С. 231Уезжал он вполне легально… – …хотя и была липовой. – 16 июня 1922 г. правление Московского отдела Всероссийского Союза писателей рассмотрело просьбу Г. Иванова и Н. Оцупа “поддержать их ходатайство о выезде в Берлин”; было решено: “Ходатайствовать перед Луначарским о содействии” (212, с. 432). Сравните в письме Г. Иванова к Р. Гулю от 28 февраля 1956 г.: “… в июне или в июле 1922 г. <…> я хлопотал уже об отъезде” (91, с. 341) – и в письме к нему же от 13 апреля 1956 г.: “Я жил на отлете: командировка от Адриана Пиотровского (сына Ф.Ф. Зелинского) – паспорт, визы, место на пароходе, поездка в Москву” (там же, с. 371).
Театральный деятель Адриан Иванович Пиотровский, по-видимому, был одним из устроителей “командировки” Иванова, который навсегда покинул Россию 26 сентября 1922 г. Интересно, что уже в 1924 г. в советской печати было опубликовано письмо Иванова, в котором он уведомлял читателей: “Все мы смотрим на наше пребывание за границей как на временную поездку” (212, с. 433).
С. 231Мандельштам жил тогда – если не ошибаюсь – в Доме писателей. На седьмом этаже. – Мандельштамы в августе 1922 г. жили в писательском общежитии в Доме Герцена (Тверской бульвар, д. 25) на первом этаже двухэтажного флигеля.
С. 232Оба – это значило Георгий Иванов и я. В сентябре я 1921 года я вышла замуж за Георгия Иванова. – Б.А. Равдин обнаружил в одном из рижских ЗАГСов и любезно сообщил нам следующий документ на латышском языке (цитируем в русском переводе):
О. уехала за границу (в Ригу) не в сентябре 1922 г., вместе с Ивановым, а летом 1922 г. – одна. Напомним, что в начале декабря этого года С. Прокофьев в дневнике назвал ее невестой Б. Башкирова (см. с. 535–536). Дата рождения Георгия Иванова в этом документе указана неверно. На самом деле, как установила Анна Слащева по метрике полковой церкви 111-го Пехотного Донского полка в Ковно, он родился 29 октября 1894 года.
С. 233Все исчезает, остается / Пространство, звезды и певец… – См. текст этого стихотворения Мандельштама на с. 605.
С. 233–234Дверь открывается. – …и домашним вареньем. – Об этом фрагменте НБН Н. Мандельштам с гневом писала во “Второй книге”:
“…приехал Георгий Иванов. Он оставил у нас чемоданчик, убежал по делам, вернулся к вечеру и сразу отправился на вокзал. Он показался мне чем-то вроде мелкого эстрадника или парикмахера, и я удивилась, зачем они с такими водились. <…>
В воспоминаниях Одоевцевой я прочла, будто я ходила в костюме Мандельштама и накормила гостя отличным обедом. Кто из них врет, я не знаю, но думаю, что Иванов застал меня в пижаме. У меня была – синяя в белую полоску. В Петербурге еще не знали пижам, и у меня там несколько раз спрашивали: «Это у вас в Москве так ходят?..» Эта пара – Иванов и Одоевцева – чудовищные вруны. <…> Запад, впрочем, все переварит” (225, с. 148, 149).
По воспоминаниям переводчика и филолога Е. Витковского, О. следующим образом отреагировала на этот фрагмент “Второй книги”: “Она пишет, что была в пижаме… Наверное! Она же лучше знает, в пижаме или не в пижаме! Но я не знала, что по городу можно ходить в пижаме! Скажите, это важно?..” (81).
Только через много лет Марлен Дитрих ввела моду на мужские костюмы. – Это произошло в 1930 г., после того, как знаменитая немецкая, а впоследствии американская киноактриса Марлен Дитрих (Marie Magdalene “Marlene” Dietrich; 1901–1992) облачилась в мужской смокинг и белый галстук-бабочку для роли кабаре-певицы Эми Джолли в фильме Джозефа фон Штернберга “Марокко”.
…как “глиняные голубки”. — Нелепая отсылка к названию книги стихов Михаила Кузмина 1914 г. Нелепая, потому что у Кузмина не “голубки́”, а “голу́бки”.
С. 235И, говорят, был безобразным в гробу. – Приведем фрагмент из мемуаров художника Юрия Анненкова, рисовавшего мертвого Блока: “Перемена была чрезвычайна. Курчавый ореол волос развился и тонкими струйками прилип к голове, ко лбу. Всегда выбритое лицо было завуалировано десятидневной бородой и усами. Перед положением в гроб, Блока побрили” (13, т. 1, с. 95).
С. 236Георгий Иванов во что бы то ни стало хочет отвлечь его от черных мыслей… – Отсылка к реплике Сальери из “Моцарта и Сальери” Пушкина: “Бомарше / Говаривал мне: «Слушай, брат Сальери, / Как