Если он видит в поэзии религию, откровение бесконечного в конечном, то разве не таково же было отношение к поэзии у них? Если он певец сновидений, то разве Новалис не был певец сновидений? <…>
Словом, если бы летом 1799 года Блок прочитал свои первоначальные стихи за столом у Каролины Шлегель – ей, Фридриху Шлегелю и Фридриху Шеллингу, – они почувствовали бы в нем своего. Какое письмо написала бы о нем Каролина своей удивительной дочери Августе! Его томление по Прекрасной Даме было бы сочувственно понято теми, кто лишь за год до того наблюдал, как из умершей девочки Софии фон Кюн ее неутешный возлюбленный создал себе вечную святыню, воплощение мирового блаженства, ту самую Weltseele, которая, по ощущению Шеллинга, составляет нерасторжимую связь между юдолью и богом <…>
В Блоке чувствовался мистик именно германского склада души, соотечественник Мейстера Экгардта, Иоганна Таулера, Якоба Бёме. Его боговидение было чисто тевтонское. Вообще в русском символизме Блок, как и Андрей Белый, – представитель германских, а не латинских литературных традиций” (407, с. 75–76).
Сравните, впрочем, в мемуарах Н. Павлович:
“Мы заговорили о романтизме, о немецких романтиках.
– У них нет настоящего величия. Кое-что они увидели в туманах. И в наших снах это было… Подождите, я сейчас покажу вам их портреты! – сказал Блок и ушел к себе.
Через несколько минут он принес какую-то книгу с портретами Тика, Новалиса, Гофмана и Брентано.
– У них невыразительные лица. С такими лицами нельзя достичь величия.
Я искоса посмотрела на прекрасное лицо самого Блока. Он заметил мой взгляд.
– Нет, я серьезно говорю. Они настоящего величия не достигли, не могли достигнуть” (297, с. 490).
С. 247Ведь его пращур Иоганн Блок прибыл из Германии и стал лекарем императрицы Елисаветы. – “По отцу Блок – немецкого происхождения. Его прапрадед, мекленбургский выходец, Иоганн фон Блок, переселился в Россию в 1755 году и состоял лейб-медиком при императрице Елисавете Петровне” (246, с. 13).
С. 248…как для Фридриха Шлегеля… – Карла Вильгельма Фридриха фон Шлегеля (Friedrich Schlegel; 1772–1829), одного из главных теоретиков йенского романтизма.
С. 248…как Новалис… – Литературное имя йенского романтика Фридриха фон Харденберга (Georg Friedrich Philipp Freiherr von Hardenberg; 1772–1801). Сравните, например, в книге К. Мочульского: “Блок верен духу немецкого романтизма: Новалис и Шеллинг, Вагнер и Ницше соединяют свои голоса с его голосом” (246, с. 247).
С. 248Молчите, проклятые книги, / Я вас не писал никогда. – Финальные строки стихотворения Блока “Друзьям” (1908):
Друг другу мы тайно враждебны,
Завистливы, глухи, чужды,
А как бы и жить и работать,
Не зная извечной вражды!
Когда под забором в крапиве
Несчастные кости сгниют,
Какой-нибудь поздний историк
Напишет внушительный труд…
Что делать! Ведь каждый старался
Свой собственный дом отравить,
Все стены пропитаны ядом,
И негде главы приклонить!
Вот только замучит, проклятый,
Ни в чем не повинных ребят
Годами рожденья и смерти
И ворохом скверных цитат…
Что делать! Изверившись в счастье,
От смеху мы сходим с ума
И, пьяные, с улицы смотрим,
Как рушатся наши дома!
Печальная доля – так сложно,
Так трудно и празднично жить,
И стать достояньем доцента,
И критиков новых плодить…
Предатели в жизни и дружбе,
Пустых расточители слов,
Что делать! Мы путь расчищаем
Для наших далеких сынов!
Зарыться бы в свежем бурьяне,
Забыться бы сном навсегда!
Молчите, проклятые книги!
Я вас не писал никогда!
(55, т. 3, с. 125–126)
Эти же строки цитируются в книге К. Мочульского о Блоке (246, с. 234).
С. 248Опять любить Ее на небе / И изменять ей на земле. – Финальные строки стихотворения Блока 1909 г.:
Кольцо существованья тесно:
Как все пути приводят в Рим,
Так нам заранее известно,
Что всё мы рабски повторим.
И мне, как всем, всё тот же жребий
Мерещится в грядущей мгле:
Опять – любить Ее на небе
И изменить ей на земле.
(55, т. 3, с. 78)
Эти же строки цитируются в книге К. Мочульского о Блоке (246, с. 258).
С. 248Христос сказал: “Люби ближнего, как самого себя”. – “Возлюби ближнего твоего, как самого себя” (Мф. 22:39).
С. 248–249Даже в своей жизни Блок… – …удалось романтику Шлегелю. – Каролина Шеллинг (Caroline Schelling, урожд. Michaelis, в первом браке Böhmer, во втором – Schlegel, в третьем – Schelling; 1763–1809) была одной из центральных фигур в кругу йенских романтиков. Как и большинство читателей его времени, сведения о Каролине Шеллинг Гумилев, скорее всего, почерпнул из седьмого тома “Истории новой философии” Куно Фишера (“Шеллинг, его жизнь, сочинения и учение”), в котором ей посвящена глава пятая книги первой. Сравните о Фридрихе Шлегеле, его брате, крупнейшем теоретике немецкого романтизма Августе Вильгельме Шлегеле (August Wilhelm von Schlegel; 1767–1845) и тогдашней жене Августа Вильгельма Каролине в этой главе: “Еще немного и его страстное поклонение этой женщине перешло бы за границы верности к брату, но он сдержал себя и видел в этом свою добродетель. Ее влияние на него было продолжительным. В своем позднейшем романе, изображающем любовь, в «Люцинде», он, как справедливо предполагает Гайм, имел в виду Каролину, описывая подругу, «которая была единственною и впервые попала в центр его духа», «у нее явился избранник и она отдалась ему; ее друг также был его другом и вел жизнь, достойную ее любви»” (381, с. 68–69).
О Каролине Шеллинг смотрите также в приведенном выше фрагменте из книги К. Чуковского о Блоке (с. 646). О взаимоотношениях Блока, Андрея Белого и Любови Дмитриевны Блок см. в нашем комментарии далее.
С. 249Милый друг, мы с тобой старики… – Из стихотворения Блока 1913 г.:
Мы забыты, одни на земле.
Посидим же тихонько в тепле.
В этом комнатном, теплом углу
Поглядим на октябрьскую мглу.
За окном, как тогда, огоньки.
Милый друг, мы с тобой старики.
Всё, что было и бурь и невзгод,
Позади. Что ж ты смотришь вперед?
Смотришь, точно ты хочешь прочесть
Там какую-то новую весть?
Точно ангела бурного ждешь?
Всё прошло. Ничего не вернешь.
Только стены, да книги, да дни.
Милый друг мой, привычны они.
Ничего я не жду, не ропщу,
Ни о чем, что прошло, не грущу.
Только, вот, принялась ты опять
Светлый бисер на нитки низать,
Как когда-то, ты помнишь тогда…
О, какие то были года!
Но, когда ты моложе была,
И шелка ты поярче брала,
И ходила рука побыстрей…
Так возьми ж и теперь попестрей,
Чтобы шелк, что вдеваешь в иглу,
Побеждал пестротой эту мглу.
(55, т. 3, с. 282–283)
Эта строка цитируется и в книге К. Мочульского (246, с. 380).
С. 249Пробудился – тридцать лет, / Хвать-похвать, а сердца нет. – Цитируется стихотворение Блока 1913 г.:
Всё свершилось по писаньям:
Остудился юный пыл,
И конец очарованьям
Постепенно наступил.
Долго, жалобно болела,
Тело тихо холодело,
Пробудился: тридцать лет.
Хвать-похвать, – а сердца нет.
Был в чаду, не чуя чада,
Утешался мукой ада,
Перечислил все слова,
Но – болела голова…
Сердце – крашеный мертвец.
И, когда настал конец,
Он нашел весьма банальной
Смерть души своей печальной.
(55, т. 3, с. 48–49)
Эти строки (только без ошибки) цитируются и в книге Мочульского о Блоке (246, с. 362).
С. 249…Жизнь отшумела и прошла… – С ошибкой цитируется строка из стихотворения Блока 1909 г.:
Весенний день прошел без дела
У неумытого окна;
Скучала за стеной и пела,
Как птица пленная, жена.
Еще вернутся мысли, споры,
Но будет скучно и темно;
К чему спускать на окнах шторы?
День догорел в душе давно.
Я, не спеша, собрал бесстрастно
Воспоминанья и дела;
И стало беспощадно ясно:
Жизнь прошумела и ушла.
(55, т. 3, с. 74)
С. 249Читая Тика… – Людвига Иоганна Тика (Johann Ludwig Tieck; 1773–1853) – одного из крупнейших представителей немецкого романтизма.
С. 250Что-то даже и от Бовы Королевича. – то есть от богатыря, героя русского фольклора. Лубок “Бова-королевич” упоминается в повести Гумилева “Веселые братья” (1918) (122, т. 4, с. 108).
С. 250–251Из страны блаженной, незнакомой, дальней… – Анна, Анна… Тишина… – Цитируется стихотворение Блока “Шаги Командора” (1912):
Тяжкий, плотный занавес у входа,
За ночным окном – туман.
Что теперь твоя постылая свобода,
Страх познавший Дон-Жуан?
Холодно и пусто в пышной спальне,
Слуги спят, и ночь глуха.
Из страны блаженной, незнакомой, дальней