«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» — страница 140 из 166

Этот протест послужил основанием для реабилитации Гумилева “за отсутствием состава преступления” судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда РСФСР 30 сентября 1991 г. (там же).


С. 337…в кронштадтские дни… – Речь идет о вооруженном восстании в марте 1921 г. гарнизона крепости Кронштадт и экипажей кораблей Балтийского флота против политики “военного коммунизма”, насаждаемой большевиками. После подавления восстания 18 марта начались жестокие репрессии – более 2000 человек было приговорено к расстрелу. Подробнее см., например: 176.


С. 338…Георгий Иванов, пришедший с Каменноостровского… – Сравните в мемуарах Г. Иванова: “Под грохот кронштадтских пушек я прогуливался по Каменноостровскому. Да, прогуливался. Погода была прекрасная, почему бы мне было и не прогуляться? Конечно, в Кронштадте шло восстание, конечно, по улицам шатались дозоры чекистов, конечно, в домах по ночам проводились повальные обыски, и после шести вечера нельзя было без пропуска никуда выходить. Но все это было бы очень мучительно и жутко, если слышать рассказы об этом или читать в книге. Была сама реальная действительность, в которой мы все были принуждены жить и уже несколько лет подряд жили, и воспринималась она поэтому вполне обыденно” (157, т. 3, с. 369).


С. 338Все слушают Кузмина… – Приведем здесь подборку отрывков из дневниковых записей Кузмина от 3–18 марта:

“Вот так дела! Неужели исторический день? <…> Холоднее и яснее. Точных сведений никаких. Соединились ли они с Финляндией? Господи, помоги нам. <…> Но неужели мы на пороге и Пасха будет Пасхой настоящей? <…> Солнце и мороз. Выбегал за хлебом. Вдали палят. Слава Богу, значит, не сдались. <…> Очень волнуюсь с Кронштадтом, и не надеюсь, и верю, что это начало. Только бы не выдумывали там какого-нибудь социализма. <…> Туман и холод, стрельба прекратилась. Это молчание ужасно. <…> Кажется, действительно Кронштадт пал. Оптимисты что-то еще соображают, но дело, увы, ясно. Мое предчувствие от этого не колеблется. Я не надеялся специально на этот случай, и уж конечно не хотел бы, чтобы восстановление престола произошло от рабочих забастовок. Пальбы нет, город как вымер” (184, с. 449, 450, 452, 453).


С. 338Мы еще будем завтракать у Альбера… – Речь идет об известном петербургском ресторане “Альбер” (Невский проспект, д. 18), который многократно упоминается в стихах Кузмина. Сравните, например, такое его стихотворение 1925 г.:

О, завтрак, чок! о, завтрак, чок!

Позолотись зимой, скачок!

Румяных крыльев какая рань!

Луком улыбки уныло рань.

Холодный потик рюмку скрыл,

Иголкой в плечи – росточек крыл.

Апрель январский, Альбер, Альбер,

“Танец стрекоз”, арена мер! (182, с. 44)

С. 338…мы еще будем ездить бриться к Моллэ… – Модная французская парикмахерская “Моллэ” располагалась в Петербурге по адресу: Невский проспект, д. 24/9.


С. 338Почему бы мне не сфантазировать что-нибудь насчет форта “Золотое Семечко”… и обещает… – Понятно, что О. подразумевает здесь несуществующий, фантастический форт (как бы в дополнение к девятнадцати реальным защитным фортам вокруг Кронштадта – форт “Император Александр I”, форт “Цитадель”, форт “Риф” и др.), но почему этот форт она назвала “Золотое Семечко”, мы сказать не беремся (по аналогии с крепостью Орешек?).


С. 338–339Входная дверь снова открывается, и Гумилев входит в Дом литераторов. – “…героя, идущего на смерть…” – Об этом же эпизоде по следам НБН вспоминает О. Арбенина-Гильдебрандт, которая в самом начале 1921 г. рассталась с Гумилевым ради Ю. Юркуна:

“В мемуарах Одоевцевой: вспомнилась нелепая сцена во время Кронштадтского восстания. Я вспомнила обстановку, но не помню лиц (не видела), не слыхала точно слов. Я была очень напугана. В столовой Дома литераторов. Одоевцева говорит, что показался Гумилев в очень странном и нелепом одеянии. Кузмин, сидя за одним из столов, ближе к двери, вскрикнул что-то вроде «Коля, что с тобой?», – а Гумилев в дверях выкрикнул нечто вроде оперного проклятия Альфреда над Травиатой, как будто «эта женщина» или «эту женщину». Я выдернула из рядов Одоевцеву и схватилась за нее, потому что боялась, что Юра начнет меня избивать, – и Одоевцева меня избавит от этого ужаса” (96, с. 461).

Сравните также в мемуарах Г. Иванова, явно со слов О.:

“В кронштадтские дни две молодые студистки встретили Гумилева, одетого в картуз и потертое летнее пальто с чужого плеча. Его дикий вид показался им очень забавным, и они расхохотались. Гумилев сказал им фразу, смысл которой они поняли только после его расстрела:

– Так провожают женщины людей, идущих на смерть.

Он шел, переодевшись, чтобы не бросаться в глаза, в рабочие кварталы вести агитацию среди рабочих. Он уже состоял тогда в злосчастной «организации», из-за участия в которой погиб” (157, т. 3, с. 554).


С. 33921 октября 1920 года. – В данном случае О. называет дату “по старому стилю” (т. е. по Юлианскому календарю). По “новому стилю” (т. е. по Грегорианскому календарю) ей соответствует 3 ноября 1920 г. (сайт “Русские в Латвии” указывает в качестве даты рождения Густава Гейнике 2 ноября http://www.russkije.lv/ru/lib/read/irina-odoyevtseva.html). Об отце О. подробнее см. с. 497.


С. 340Телятину привез со “Званки”, где он служит, мой двоюродный брат. – Речь идет о рабочем поселке, который с 1933 г. стал городом Волховстрой, а сейчас называется Волхов. О двоюродном брате (и первом муже) О. см. с. 455.


С. 340…как грустно уходить из Дома искусств, когда там готовятся слушать Ремизова. – 3 ноября 1920 г. в ДИСКе выступал не Ремизов, а А. Амфитеатров (211, с. 655). Ближайшее по времени выступление Ремизова в Доме искусств состоялось 25 октября (там же, с. 648).


С. 340Недавно я слышала “Вия” в “ремизовском исполнении”, как говорит Гумилев. – Неужели “Вия” так и не читал никто из них? – Сравните в мемуарах Н. Резниковой:

“Все, кому посчастливилось слышать чтение А.М. с эстрады, никогда его не забудут.

У А.М. был довольно низкий, приятный голос. При его небольшом росте и сгорбленности, поражала сила этого голоса <…> (читал А.М. без микрофона). Его искусство чтения было несравненно: очень выразительное, без внешних эффектов, подчеркиваний и усилений – он скорее прибегал к понижениям и паузам. Чтение Ремизова производило огромное впечатление и заставляло присутствующих слушать, затаив дыханье. Даже те, кому искусство Ремизова было непонятно и скорее враждебно, слушали с восхищением. <…>

При чтении А.М. сильно переживал «Вия» и свое волнение сообщал слушателям. Холод проходил по спине, когда голосом своим Ремизов вызывал образ старухи-ведьмы.

И вот философ летит на ней, и она уже не старуха. Все облито перламутровым лунным светом, серебристая русалка плещется в воде; они летят над землей, трава клонится, в ней звенят колокольчики. Своим голосом и ритмом чтения Ремизов передавал всю поэзию Гоголя и чары ее колдовства. Я думаю, никто никогда не читал Гоголя, как Ремизов; слушатели бывали околдованы” (324, с. 79, 80).

Сохранилась запись чтения Ремизовым “Вия”, которая размещена в интернете, например здесь: https://imwerden.de/publ-242.html.


С.340В этом году снег выпал очень рано. – Уже 25 октября 1920 г. среднесуточная температура в Петрограде составляла –1,6 °C, а 31 октября она опустилась до –6.8. 0С. См.: http://thermo.karelia.ru/weather/w_history.php?town=spb&month=10&year=1920.


С. 341Зимы, зимы ждала природа, / Снег выпал только в январе. – Чуть искаженная цитата из “Евгения Онегина” (317, т. VI, с. 97).


С. 341Черный ветер… – …всем Божьем свете. – О. во второй раз в НБН цитирует зачин “Двенадцати” (55, т. 3, с. 347).


С. 341…улыбающееся лицо Юрия Анненкова… – С художником Юрием Павловичем Анненковым (1889–1974) О. с петроградских времен и до самого конца его жизни находилась в дружеских отношениях. В мемуарной книге “Дневник моих встреч” Анненков назвал О. “прекрасной поэтессой” (13, т. 1, с. 340).


С. 341И сумасшедшая луна… – …кажется, там “в твоих глазах”… – С перестановкой слов цитируются финальные строки из стихотворения Натальи Крандиевской-Толстой (1888–1963) 1915 г.:

Над дымным храпом рысака

Вздымает ветер облака.

В глухую ночь, в туманы, в снег

Уносит сани легкий бег.

Ни шевельнуться, ни вздохнуть —

Холодный воздух режет грудь.

Во мраке дачи и сады,

И запах снега и воды.

О, пожалей, остановись,

Уйми коней лихую рысь!

Но тверже за спиной рука,

Все громче посвист ямщика,

Все безнадежней, все нежней,

Звенят бубенчики коней, —

И сумасшедшая луна

В глазах твоих отражена.

(175, с. 54–55)


С. 341…у Анненкова, как у циклопа, виден только один глаз… – …он даже спит с моноклем. – Монокль на протяжении нескольких десятилетий действительно был своеобразной “визитной карточкой” Анненкова. С моноклем в правом глазу художник изобразил себя сразу на нескольких автопортретах (см. вкладку к нашему путеводителю).


С. 341Он еще с тех баснословных, собачьебродячих лет на “ты” с Гумилевым… – Сравните в мемуарах Анненкова: “Где чаще всего происходили в дореволюционной России наши встречи, наши беседы? Конечно – в подвале «Бродячей Собаки», на Михайловской площади, в эпоху, которую Ирина Одоевцева остроумно назвала, в одном из писем, посланных мне, «Аполлоно-Бродяче-Собачьими годами»” (13, т. 1, с. 333).