С. 39“Живое слово” очень хорошо отапливалось… – Сравните, однако, со свидетельством одной из студенток института Киры Мясоедовой, которое относится к этому же времени: “…Занимались, не снимая шуб и шапок, потому что дров не было и помещение не отапливалось. Пар шел изо рта, в желудке было пусто…” (цит. по: 36, с. 108).
С. 40Хотя не окажется ли, по слову евангелиста, первый последним? – “Многие же будут первые последними, и последние первыми” (Мф. 19: 30).
С. 41Подражание “Желанию быть испанцем” Козьмы Пруткова: “Тореадор, скорей, скорее в бой! Там ждет тебя любовь!” – Издевательское стихотворение Козьмы Пруткова “Желание быть испанцем”:
Тихо над Альгамброй.
Дремлет вся натура.
Дремлет замок Памбра.
Спит Эстремадура.
Здесь, перед бананами,
Если не наскучу,
Я между фонтанами
Пропляшу качучу.
Дайте мне мантилью;
Дайте мне гитару;
Дайте Инезилью,
Кастаньетов пару.
Но в такой позиции
Я боюся, страх,
Чтобы инквизиции
Не донес монах!
Дайте руку верную,
Два вершка булату,
Ревность непомерную,
Чашку шоколату.
Уж недаром мерзостный,
Старый альгвазил
Мне рукою дерзостной
Давеча грозил.
Закурю сигару я,
Лишь взойдет луна…
Пусть дуэнья старая
Смотрит из окна!
За двумя решетками
Пусть меня клянет;
Пусть шевелит четками,
Старика зовет.
Но его для сраму я
Маврою одену;
Загоню на самую
На Сьерра-Морену!
И на этом месте,
Если вы мне рады,
Будем петь мы вместе
Ночью серенады.
Слышу на балконе
Шорох платья, – чу! —
Подхожу я к донне,
Сбросил епанчу.
Будет в нашей власти
Толковать о мире,
О вражде, о страсти,
О Гвадалквивире;
Погоди, прелестница!
Поздно или рано
Шелковую лестницу
Выну из кармана!..
Об улыбках, взорах,
Вечном идеале,
О тореодорах
И об Эскурьяле…
О сеньора милая,
Здесь темно и серо…
Страсть кипит унылая
В вашем кавальеро.
Тихо над Альгамброй,
Дремлет вся натура.
Дремлет замок Памбра.
Спит Эстремадура.
(308, с. 55–57)
контаминируется в комментируемом фрагменте с арией “Куплеты тореадора” из второго акта оперы Жоржа Бизе “Кармен” на либретто Анри Мельяка и Людовика Галеви (приведем здесь рефрен из этой арии в переводе С. Стефанович):
Тореадор, смелее! Тореадор! Тореадор!
Знай, что испанок жгучие глаза
На тебя смотрят страстно.
И ждет тебя любовь, тореадор.
Да, ждет тебя любовь.
Знаки препинания в комментируемом фрагменте расставлены так, что Гумилев как бы превращает Козьму Пруткова в автора “Куплетов тореадора”. В журнальной публикации отрывков из НБН было корректнее: “Так! Подражание Кузьмы Прутковскому «Желанию быть испанцем». Тореадор, скорее в бой! Там ждет тебя любовь!” (271, с. 88).
С. 41…по-моему, сомбреро и плащ одно и то же, но, может быть, автор настоящий испанец и лучше знает? – Отметим, что в журнальной публикации отрывков из НБН О. не заставляла Гумилева путать сомбреро (шляпу) с плащом. Там было просто: “Но, может быть, автор настоящий испанец?” (там же, с. 89).
С. 41Аривидерчи! Буоно ноче! – Первые два слова – итальянские, третье – искаженное испанское.
С. 41Осенний ветер свистит в дубах, / Дубы шуршат, дубы вздыхают… – Автора процитированных строк нам установить не удалось.
С. 42 – А остальное разберем… – В журнальной публикации отрывков из НБН этой фразе предшествовала следующая сентенция Гумилева: “Скука убивает поэзию” (271, с. 90).
С. 42Как души смотрят с высоты / На ими брошенное тело. – Цитата из второй строфы стихотворения Тютчева “Она сидела на полу…” (1858):
Она сидела на полу
И груду писем разбирала,
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала.
О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!..
Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела,
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело…
Стоял я молча в стороне
И пасть готов был на колени, —
И страшно грустно стало мне,
Как от присущей милой тени.
(376, с. 118)
С. 42…на углу Бассейной и Греческого. – Проложенный в Петербурге в 1860-е гг., этот проспект был назван так в 1871 г. по греческой церкви Дмитрия Солунского на Греческой площади.
С. 43…я записалась на кинокурсы, находившиеся совсем близко, на Суворовском проспекте. – Скорее всего, речь идет о Школе экранных искусств под руководством А.С. Вознесенского, которая, впрочем, в 1919 г. располагалась не на Суворовском проспекте (1,09 км от дома О.), а на Сергиевской (ныне – Чайковского) улице, д. 24 (1,17 км от дома О.).
С. 44…спорили о Вере Холодной, Мозжухине, Франческе Бертини, Максимове. – Перечисляются актеры, звезды русского немого кино Вера Васильевна Холодная (1893–1919), Иван Ильич Мозжухин (1889–1939), Владимир Васильевич Максимов (наст. фамилия Самусь; 1880–1937), а также одна из первых международных кинозвезд – итальянская актриса Франческа Бертини (Francesca Bertini; 1888–1985).
С. 45–46 – А завтра будем праздновать юбилей Кони… – …без шубки и ботиков. Чествование Кони, которому исполнилось 75 лет 9 февраля 1919 г., состоялось в Институте живого слова 10 февраля. Я.С. Гурович прочитал адрес от совета института, староста Н. Коломаров – от студентов, а другой староста, Г. Станкевич, поднес юбиляру хлеб-соль. Завершило торжества концертное отделение, в котором участвовали певица М.И. Бриан, В.Н. Всеволодский-Гернгросс, А.И. Канкарович, В.Г. Каратыгин, П.Я. Курзнер, Е.П. Студенцов и студент Павел Лупул (36, с. 64, 120).
С. 47Ни Гумилев, ни злая пресса… – С огромным бантом. – Приведем первую строфу этого состоящего из двух строф стихотворения:
Нет, я не буду знаменита,
Меня не увенчает слава,
Я – как на сан архимандрита
На это не имею права.
(284, с. 51)
С. 47…согласны ли мы отправиться на год в Швейцарию к Далькрозу… – То есть в его женевский Институт музыки и ритма.
С. 49Рифмы, оказалось, были взяты из его собственного усеченного сонета. – Речь идет о гумилевском “Сонете” (1912), “усеченном” на первую строфу:
Я, верно, болен: на сердце туман,
Мне скучно все, и люди, и рассказы,
Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган.
Мне чудится (и это не обман),
Мой предок был татарин косоглазый,
Свирепый гунн… я веяньем заразы,
Через века дошедшей, обуян.
Молчу, томлюсь, и отступают стены —
Вот океан весь в клочьях белой пены,
Закатным солнцем залитый гранит,
И город с голубыми куполами,
С цветущими жасминными садами,
Мы дрались там… Ах, да! я был убит.
(122, т. 1, с. 164)
С. 51В тот же день мы переделывали “Птичку Божию” в ямбы… – Хрестоматийный отрывок из пушкинских “Цыган” (1824) “Птичка Божия не знает…” написан четырехстопным хореем, в отличие ото всей поэмы, написанной четырехстопным ямбом. Вероятно, поэтому Гумилев и дал задание слушателям своего курса переделать “Птичку Божию” в четырехстопные “ямбы”.
С. 51“Вот эта синяя тетрадь с моими детскими стихами”… — О. цитирует строки из стихотворения Ахматовой 1915 г., обращенного к Б. Анрепу:
Широк и желт вечерний свет,
Нежна апрельская прохлада.
Ты опоздал на много лет,
Но все-таки тебе я рада.
Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала.
Сюда ко мне поближе сядь,
Гляди веселыми глазами:
Вот эта синяя тетрадь —
С моими детскими стихами.
(23, с. 137)
С. 51Отец мой, отец мой… – Двенадцатизвездной твоей чешуи… – На самом деле стихотворение “Дочь змия” было написано позже, в период занятий О. в литературной студии (см. о ней ниже). Датируется оно 21 февраля 1921 г. (123, т. 4, с. 357). Приведем полный текст этого учебного стихотворения, которое, вероятно, было плодом коллективного творчества студийцев:
Простерла Змея на горячих ступенях
Зеленой туникой обтянутый стан,
Народ перед нею стоит на коленях,
И струны звенят и грохочет тимпан.
И девочке чудно, как выгнуты луки,
Как рвутся слоны, как храпит жеребец,
Но вот перед ней простирающий руки
Двурогой тиарой увенчанный жрец.
“О, дочь Грегору, венценосного Змия,
Найденная князем, не знавшим жены,
На склонах Агира, в долине Хэмиэ,
Где Урр, низвергаясь, гремит с крутизны.
Два славные года ты правишь над нами,
И сборщикам некуда деть податей,
Пшеница сам-десять, отлично с быками,
И жены рожают здоровых детей.
Во храме двухтысячестопном со мною
Жрецы ежедневно твой славят приход,
Питаясь высокостоящей луною,