С. 144…входит прямая противоположность ему – Михаил Леонидович Лозинский. Холеный. – В журнальной публикации отрывков из НБН далее следовало: “недорезанно-буржуазный” (274, с. 140).
С. 144За ним – Дмитрий Цензор, признанный кумир швеек. По словам все того же Гумилева – Цензор умеет вызывать у своих поклонниц слезы… – …“дать ему счастье”. — Письменных отзывов Гумилева о стихах участника первого “Цеха поэтов” Дмитрия Михайловича Цензора (1877–1947) не сохранилось. В среде модернистов этот автор пользовался репутацией эпигона. Приведем здесь характерное высказывание о нем Блока, запомнившееся В. Нарбуту и относящееся к 1911 г.: “…не подпускайте к себе и близко Цензора. Он вообще не поэт” (57, с. 547). В комментируемом фрагменте О. с небольшим искажением приводит строки из стихотворения Цензора “Счастье” (1911):
Какое счастье, какое счастье
Дать кому-нибудь в жизни счастье!
Все равно кому и какое, —
Лишь бы запело сердце чужое,
Лишь бы развеялось горе людское
Твоею рукою…
Счастья всем обиженным надо, —
Поруганной девушке с нежностью взгляда;
Бедной душе, изнывшей от боли,
Маленькой птичке, не знавшей воли;
Слабенькой травке, лучом не согретой…
Всем обездоленным в жизни этой!
(398, с. 45)
С. 145Наши бабушки, наверно, слушали “Светлану” Жуковского, как я вашу балладу. – О. приписывает Лозинскому сравнение Г. Иванова, писавшего в отклике на ее ранние стихи: “Конечно, психология Одоевцевой сродни психологии наших прабабушек, с замиранием сердца читавших Светлану” (154, с. 97). Сравните также в радиоинтервью, которое у О. 3 сентября 1967 г. взял Виктор Росинский: “…я с самого детства всегда хотела быть поэтом, считала себя таковым. Даже когда я еще не умела писать, я уже складывала какие-то бессмысленные ритмические строки, а потом, когда я подросла, я стала писать баллады, в подражание Жуковскому, и перекладывать английские и французские сказки по-русски стихами” (164). Баллада Василия Андреевича Жуковского (1783–1852) “Светлана” была впервые опубликована в 1813 г.
С. 146Теперь гостиная полна и “шумит нарядным ульем”. — Отсылка к “неоконченному роману в отрывках” Кузмина “Новый Ролла” (1908–1910) – у Кузмина: “Салон шумел веселым ульем” (180, с. 162).
С. 146С Блоком я познакомилась месяц тому назад во “Всемирной литературе”. — Блок был одним из организаторов и активных деятелей этого издательства. Подробнее см.: 57, с. 565–566.
С. 147 – Я боюсь за вас. – …Михаил Алексеевич… – Приводимая О. реплика Блока подозрительно похожа на зачин его речи в честь юбилея Кузмина, прозвучавшей в тот вечер, который описан в комментируемом фрагменте НБН:
“Дорогой Михаил Алексеевич, сегодня я должен приветствовать вас от учреждения, которое носит такое унылое казенное название – «Профессиональный союз поэтов». Позвольте вам сказать, что этот союз, в котором мы с вами оба, по условиям военного времени, состоим, имеет одно оправдание перед вами: он, как все подобные ему учреждения, устроен для того, чтобы найти средства уберечь вас, поэта Кузмина, и таких, как вы, от разных случайностей, которыми наполнена жизнь и которые могли бы вам сделать больно.
Думаю, что я не ошибусь, если скажу, что все те, от лица которых я говорю, радостно и с ясной душой приветствуют вас как поэта, но ясность эта омрачена горькой заботой о том, как бы вас уберечь. Потерять поэта очень легко, но приобрести поэта очень трудно; а поэтов, как вы, на свете сейчас очень немного” (55, т. 6, с. 439).
С. 147…в каком-то бархатном гоголевском жилете “в глазки и лапки”. — Сравните с известным описанием в первом томе “Мертвых душ” Гоголя: “Сестре ее прислали материйку: это такое очарованье, которого просто нельзя выразить словами; вообразите себе: полосочки узенькие-узенькие, какие только может представить воображение человеческое, фон голубой и через полоску все глазки и лапки, глазки и лапки, глазки и лапки…” (103, т. 6, с. 180).
С. 147Как осенние озера. – Намек на название книги стихов Кузмина “Осенние озера”, вышедшей в 1912 г.
С. 147На шторы, почему-то называющиеся маркизами. – Маркизы – разновидность французских пышных штор (отсюда и их название). Первоначально маркизы не сворачивались в рулон, а висели неподвижно.
С. 147Клянусь семейною древностью… – Стекла блеснули его лорнета… – О. без ошибок цитирует фрагменты стихотворения Кузмина “В саду” (1907):
Их руки были приближены,
Деревья были подстрижены,
Бабочки сумеречные летали.
“Клянусь семейною древностью,
Что вы обмануты ревностью, —
Вас лишь люблю, забыв об Аманде!”
Слова все менее ясные,
Слова все более страстные
Губы запекшиеся шептали.
Легко сердце прелестницы,
Отлоги ступени лестницы —
К той же ведут они их веранде.
“Хотите знать Вы, люблю ли я,
Люблю ли, бесценная Юлия?
Сердцем давно Вы это узнали”.
Но чьи там вздохи задушены?
Но кем их речи подслушаны?
Кто там выходит из-за боскета?
– Цветок я видела палевый
У той, с кем все танцевали Вы,
Слепы к другим дамам в той же зале.
Муж Юлии то обманутый,
В жилет атласный затянутый, —
Стекла блеснули его лорнета.
(178, с. 73–74)
С. 148…“На могиле кости гложет красногубый вурдалак…” — Чуть искаженная цитата из пушкинского стихотворения “Вурдалак”. У Пушкина: “Это верно кости гложет / Красногубый вурдалак” (317, т. III, кн. 1, с. 356).
С. 148Мне очень хочется рассказать ему об “омаже”, как это у нас называется, сделанном мне Лозинским. – От французского “hommage” – здесь: жест почтения. По воспоминаниям В. Пяста, это слово входило в лексикон кабаре “Бродячая собака” (321, с. 178).
С. 148Ведь у него руки, как в стихотворении Гумилева “Лес”: “…Из земли за корнем корень выходил – Словно руки обитателей могил…” — Это гумилевское стихотворение 1919 г. было первоначально посвящено О. Подробнее о нем и полный текст стихотворения см. на с. 762–763.
С. 149…в те баснословные года… – Из стихотворения Тютчева 1861 г.:
Я знал ее еще тогда,
В те баснословные года,
Как перед утренним лучом
Первоначальных дней звезда
Уж тонет в небе голубом…
И все еще была она
Той свежей прелести полна,
Той дорассветной темноты,
Когда, незрима, неслышна,
Роса ложится на цветы…
Вся жизнь ее тогда была
Так совершенна, так цела
И так среде земной чужда,
Что, мнится, и она ушла
И скрылась в небе, как звезда.
(376, с. 137)
С. 149Марина Цветаева была права, когда писала: “Из страны, где мои стихи были нужны, как хлеб, я в 22-ом году попала в страну, где ни мои стихи, ни вообще стихи никому не нужны”. — Неточная цитата из пассажа Цветаевой о своих стихах, который вошел в ее посвященный Кузмину очерк “Нездешний вечер” (1936): “Читать по тетрадке я стала только, когда перестала их знать наизусть, а знать перестала, когда говорить перестала, а говорить перестала – когда просить перестали, а просить перестали с 1922 года – моего отъезда из России. Из мира, где мои стихи кому-то нужны были, как хлеб, я попала в мир, где стихи – никому не нужны, ни мои стихи, ни вообще стихи, нужны – как десерт: если десерт кому-нибудь – нужен…” (395, с. 176–177).
С. 149–150Под насыпью, во рву некошенном… – В зеленых плакали и пели… – О. без ошибок цитирует первую и четвертую строфы одного из самых известных стихотворений Блока “На железной дороге” (1910) (55, т. 3, с. 260). На юбилейном вечере в честь Кузмина Блок произнес посвященную ему речь, но, конечно, никаких своих стихов он тогда не читал.
В “ярком беспощадном свете” электрических ламп… – Неточная цитата из стихотворения Блока “Перед судом” (1915):
Что же ты потупилась в смущеньи?
Погляди, как прежде, на меня.
Вот какой ты стала – в униженьи,
В резком, неподкупном свете дня!
Я и сам ведь не такой – не прежний,
Недоступный, гордый, чистый, злой.
Я смотрю добрей и безнадежней
На простой и скучный путь земной.
Я не только не имею права,
Я тебя не в силах упрекнуть
За мучительный твой, за лукавый,
Многим женщинам сужденный путь…
Но ведь я немного по-другому,
Чем иные, знаю жизнь твою,
Более, чем судьям, мне знакомо,
Как ты очутилась на краю.
Вместе ведь по краю, было время,
Нас водила пагубная страсть,
Мы хотели вместе сбросить бремя
И лететь, чтобы потом упасть.
Ты всегда мечтала, что, сгорая,
Догорим мы вместе – ты и я,
Что дано, в объятьях умирая,
Увидать блаженные края…
Что же делать, если обманула
Та мечта, как всякая мечта,
И что жизнь безжалостно стегнула
Грубою веревкою кнута?
Не до нас ей, жизни торопливой,
И мечта права, что нам лгала. —
Все-таки, когда-нибудь счастливой
Разве ты со мною не была?
Эта прядь – такая золотая
Разве не от старого огня? —
Страстная, безбожная, пустая,
Незабвенная, прости меня!
(55, т. 3, с. 151–152)
С. 150