1
А тишина!..
Замри и чутким ухом
Прислушайся к шагам из тишины —
И ты услышишь:
Ночь идет по кругу,
И порошинки шорохов с луны
Метет к ногам
И точит,
Точит,
Точит
Не вечное — дошкольное перо
О серп луны,
О птичий коготочек
И пишет,
Пишет,
Пишет набело
Посланье дню:
Мол, так-то, брат, и так-то,
Ты уж прости, что смутно так пишу,
Что только факты,
Контурные факты,
Без всякой там расцветки привожу.
Ты уж прости
И, темную такую,
Меня за это строго не суди —
Я над Валдаем облака стогую,
И — Дон свидетель —
Спорые дожди
Струна к струне
Струню рукой незрячей,
И ощупью тяну с веретена…
Ведь я-то знаю:
Ты придешь горячий,
Сухой придешь,
А рожь и в ползерна
Не налита…
И все в таком же роде
Писала,
Как вязала узелки.
И где-то там —
Смотри на обороте —
Во глубине светающей строки,
Там,
Там, гляди,
У города Боброва,
К селу поближе,
Там вон,
Там как раз,
У самого стеснительного слова:
Люблю…
Люблю…
Там было и про вас.
Про вас там было
И про то крылечко
Подлунное,
У тополя в тени…
Ах, Тонька, Тонька…
Вся она как речка!
Попить — попей,
А переплыть ни-ни.
Такая ночь!
И ты по первоцвету
Был так светло той ночью осветлен,
Что жить бы, жить
И править жизнь к рассвету,
Но человек…
А человек ли он?
2
Как раз в тот миг,
Когда, скользнув,
сломался
Неясный луч
На гребнях темных крыш, —
Он,
Чьи полки стояли на Ла-Манше,
Он,
Чье гестапо мучило Париж,
Он,
Он в тот миг,
Когда заря ступила
На синий край завислинских лесов,
Он — черный канцлер —
Танковым зубилом
Своих тяжелых бронекорпусов
Взломал восток,
Расклинил
От Петсамо
До Таврии:
Блицкриг!
Блицкриг!
Блицкриг!
И день воскресный
Стал началом самых
Убойных лет.
А сколько будет их —
Поди узнай!
Огонь
И лютый натиск
Прицельно бьющих,
бреющих
крестов…
И тот рассвет,
Как юный лейтенантик,
Который — представляешь! — только что
Заставу принял,
Вырос на пороге
В косом проеме
сорванных
дверей:
— В ружье!
— В ружье!
И молния тревоги
Безмерной протяженностью своей
Ударила,
Ветвясь по всей огромной
Стране твоей —
В длину и в ширину —
И каждого касаясь поименно
И купно всех,
Ушла и в глубину
Истории —
Туда,
К мечу Донского
И Невского — в седые времена —
И восходя от поля Куликова,
От волн чудских
К холмам Бородина
И далее —
оттуда,
из былого —
Сюда,
Сюда,
В рассветные поля…
— В ружье!
— В ружье! —
Прямой дымился провод,
Как шнур бикфордов,
У виска Кремля.
— В ружье!
— В ружье! —
По градам шло,
по весям,
В набатное —
вставай!—
переходя…
Да ты войди,
Войди,
Войди в железо,
Кремень-слеза,
Как в землю ток дождя!
Войди,
Войди
И все четыре дали
Кольчужно
там,
внутри самой брони,
Свяжи,
Чтоб не крошилась при ударе…
А ты, земля,
Еще родней сродни
Страну с Москвой,
Москву со всем народом,
Дай,
Дай упор во глубине веков,
Яви свой гнев —
Скажись набатным сводом
Согласных всех
И сродных языков.
Скажись-ударь
Везде и отовсюду
Глагольным боем
От лица зари:
Вставай!
Вставай!
Вставай, народ!
Да будут
Твои неколебимы Октябри!
Вставай,
Вставай
Под ратные знамена
Громадой всей
И тут
И там, вдали!
3
И встал народ.
Их было миллионы,
Работников. И все они ушли
Туда,
Туда —
В огонь ушли.
А скоро ль
Вернется кто?
Не спрашивай — гляди…
Ушел отец.
Шабров ушел.
Угорин.
Ушел Рудяк…
Но прежде чем уйти,
Он косу взял,
Отбил ее — ты вспомни, —
Ни трещинки на лезвии стальном.
А в остальном:
— Ну, полно, Нюра, полно… —
Обнял жену.
Да разве в остальном
Обнимешь все?
И рожью,
Рожью,
Рожью
Ушел мужик
За синий край полей…
И лошади ушли, что помоложе,
И трактора ушли, что поновей.
Ушли,
Ушли…
В то лето у порога
По всей стране
Стояла вся страна.
И почта пригорюнилась.
Дорога
И та спрямилась — вот она, война!
А я всю жизнь из дому
1
Ко мне приходит облако.
Оно
То радостью моей осветлено,
То — что скрывать —
Омрачено печалью…
Оно придет —
И даль сомкнется с далью
И памятью уйдет в мои глаза,
Как степь,
Как поле —
Просекой в леса,
Как горы — в небо,
Речка — за излуку,
Как за́ год — год…
«Была ль змея гадюкой?» —
Сверкнет во мне!
И я уже стою
Мальчишкой
Там,
У детства на краю.
Стою босым.
Стою белоголовым,
И крик во мне
Никак
не вспыхнет
словом,
Не вырвется,
Как выплеск ножевой.
И я в траве,
Как столбик межевой,
Недвижно стыну
Посредине лета:
У ног моих
Искольчатая лента
Течет,
как деготь
с крапинками льда,
И даже тенью леденит:
Беда!
Беда!
Беда!
Как будто из погребца,
Подгрудно бьет,
Подсказывает сердце:
Бежать!
Бежать!
Бежать во весь опор
На голос матери:
— Домо-о-ой!..
Домо-о-ой!..
С тех пор
Он, голос тот,
Как вспугнутая птица,
И днем и ночью
Надо мной кружится,
Зовет,
Зовет
И летом и зимой:
— Домо-о-ой!..
Домо-о-ой!..
2
Какое там «домой»,
Когда война.
И я
Во всем зеленом —
Зеленый сам —
В пыли,
В поту соленом,
В развернутых цепях на тыщу верст,
Ложусь,
Ползу…
— Ур-р-ра-а!.. — и в полный рост
Встаю,
Бегу.
Гашу огонь огнем.
Теперь все это в облаке моем
Ко мне приходит.
А бывает так:
Танк многотонный,
Крестобокий танк,
Берет меня — живого! —
В перекрестье
И весь наш взвод,
С холмом,
С окопом вместе,
За бруствер,
Как за шиворот, берет.
«Под крест!
Под крест!
Под крест вас всех!» — ревет
И тянет всех
Под гусеничный лязг:
«Сотру!
Сотру!
Сотру не только вас —
Сотру всю Русь!»
Но — слава бронебойцам! —
Он сам горит!..
3
Постой!
Да это ж солнце
Встает в окне —
Лицом к пережитому,
И радио поет про Сулико…
Ах, как относит память далеко!
— Домой!.. Домой!.. —
А я всю жизнь из дому.
Москва, Коршево,
1965–1977 гг.