Мне это очень нужно.
Пошли вам бог достаточного терпения при чтении.
Ваш Гоголь.
Н. В. Гоголь — Пушкину.
Около 22 января 1835. Петербург.
Милостивый государь
граф Александр Христофорович,
Честь имею препроводить к Вашему сиятельству некоторые замечания, которые не могли войти в «Историю Пугачевского бунта», но которые могут быть любопытны. Я просил о дозволении представить оные государю императору и имел счастие получить на то высочайшее соизволение.
При сем осмеливаюсь просить Ваше сиятельство о испрошении важной для меня милости: о высочайшем дозволении прочесть пугачевское дело, находящееся в архиве. В свободное время я мог бы из оного составить краткую выписку, если не для печати, то по крайней мере для полноты моего труда, без того не совершенного, и для успокоения исторической моей совести. <…>
Пушкин — А. X. Бенкендорфу.
26 января 1835. Петербург.
Февраль. С генваря очень я занят Петром. На балах был раза 3; уезжал с них рано. Придворными сплетнями мало занят. Шиш потомству. <…>
В публике очень бранят моего Пугачева, а что хуже — не покупают. Уваров большой подлец. Он кричит о моей книге как о возмутительном сочинении. Его клеврет Дундуков (дурак и бардаш) преследует меня своим ценсурным комитетом. Он не соглашается, чтоб я печатал свои сочинения с одного согласия государя. Царь любит, да псарь не любит. Кстати об Уварове: это большой негодяй и шарлатан. Разврат его известен. Низость до того доходит, что он у детей Канкрина был на посылках. Об нем сказали, что он начал тем, что был б…, потом нянькой, и попал в президенты Академии Наук, как княгиня Дашкова в президенты Российской академии. Он крал казенные дрова и до сих пор на нем есть счеты (у него 11 000 душ), казенных слесарей употреблял в собственную работу etc. etc. Дашков (министр), который прежде был с ним приятель, встретив Жуковского под руку с Уваровым, отвел его в сторону, говоря: «Как тебе не стыдно гулять публично с таким человеком!»
Ценсура не пропустила следующие стихи в сказке моей о золотом петушке:
Царствуй, лежа на боку
и
Сказка ложь, да в ней намек,
Добрым молодцам урок.
Времена Красовского возвратились. Никитенко глупее Бирукова.
А. С. Пушкин. Дневник. 1835.
С большим нетерпением ожидали мы этой книги, давно обещанной и долго не выходившей в свет. Многие надеялись и были в том уверены, что знаменитый наш поэт нарисует нам сей кровавый эпизод царствования Екатерины Великой кистью Байрона, подарит нас картиною ужасною, от которой, как от взгляда пугачевского, не одна дама упадет в обморок. Нам казалось, что исторический отрывок, написанный слогом возвышенным, живым, пером пламенным, поэтическим, не потеряет своего внутреннего достоинства; ибо события, извлеченные из документов, не подлежащих сомнению, еще свежих и памятных для многих стариков, при их свидетельстве, не могли лишиться чрез это своей достоверности.
После долгого ожидания, наконец, получили мы две толстые книги, в мрачной, как тюремные стены, обертке, с торопливостью разрезали первую часть, с жадностию прочли ее. За один прием прочли и вторую, и не утомленные чтением, но чем-то недовольные, мы снова, и с большим вниманием принялись за первую часть, которой половина составляет неотъемлемую собственность автора. Но, к крайнему сожалению, убедились, наконец, что автор на новом для него историческом поприще разрешился d’un enfant mortné[172]. Это мертворожденное дитя при ближайшем его рассмотрении не походит на знаменитого своего родителя. В Истории пугачевского бунта действительно все так холодно и сухо, что тщетно будет искать в нем труда знаменитого нашего поэта. <…>
— Сын отечества, 1835, ч. 169, № 3.
Милостивый государь Александр Сергеевич.
Наконец и моя русская библиотека красуется новым плодом любимого нашего автора! Сердечно благодарю вас за приятный гостинец и за ваше хотя и церемонное, но не меньше обязательное надписание.
Сочинение ваше подвергалось и здесь разным толкам, довольно смешным, но никогда дельным: одни дивились, как вы смели напоминать о том, что некогда велено было предать забвению. — Нужды нет, что осталась бы прореха в русской истории; другие, и к сожалению большая часть лживых романтиков, желали бы, чтоб «История» ваша и в расположении и в слоге изуродована была всеми припасами смирдинской школы и чтобы была гораздо погрузнее. — Но полно, ныне настоит время не желчи, а ликования.
Приветствую вас с продолжающимся праздником. Искренно желаю по следам наших предков всесемейно провести его благополучно, и между тем с совершенным почтением и преданностию имею честь быть <…>
И. И. Дмитриев — Пушкину.
10 апреля 1835. Из Москвы в Петербург.
Милостивый государь Иван Иванович, приношу искреннюю мою благодарность вашему высокопревосходительству за ласковое слово и за утешительное ободрение моему историческому отрывку. Его побранивают, и поделом: я писал его для себя, не думая, чтоб мог напечатать, и старался только об одном ясном изложении происшествий, довольно запутанных. Читатели любят анекдоты, черты местности и пр.; а я все это отбросил в примечания. Что касается до тех мыслителей, которые негодуют на меня за то, что Пугачев представлен у меня Емелькою Пугачевым, а не Байроновым Ларою, то охотно отсылаю их к г. Полевому, который, вероятно, за сходную цену возьмется идеализировать это лице по самому последнему фасону. <…>
Пушкин — И. И. Дмитриеву.
26 апреля 1835. Из Петербурга в Москву.
Милостивый государь
граф Александр Христофорович,
Пользуясь драгоценным своим правом, имею счастие повергнуть на рассмотрение его величества сочинение, которое весьма желал бы я напечатать по причинам, объясненным в предисловии.
Ободренный вниманием, коего вы всегда изволили меня удостаивать, осмеливаюсь просить Ваше сиятельство о дозволении объяснить Вам лично обстоятельство, собственно до меня касающееся.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть <…>
Пушкин — А. X. Бенкендорфу.
11 апреля 1835. Петербург.
Последняя туча рассеянной бури!
Одна ты несешься по ясной лазури,
Одна ты наводить унылую тень,
Одна ты печалишь ликующий день.
Ты небо недавно кругом облегала,
И молния грозно тебя обвивала;
И ты издавала таинственный гром
И алчную землю поила дождем.
Довольно, сокройся! Пора миновалась,
Земля освежилась, и буря промчалась,
И ветер, лаская листочки древес,
Тебя с успокоенных гонит небес.
Санктпетербург, мая в первый день тысяча восемьсот тридцать пятого года, я нижеподписавшийся Двора его императорского величества камер-юнкер Александр Сергеев сын Пушкин, наняв в доме отставного гвардии полковника и кавалера Силы Андреева сына Баташева, Литейной части первого квартала под № 20-м бельэтаж, состоящий из поименованных в прилагаемой при сем описи комнат со службами от вышеписанного числа на один год, т. е. по первое мая будущего тысяча восемьсот тридцать шестого года, ценою за шесть тысяч рублей ассигнациями, обязываюсь исполнять следующее: Первое платеж означенной суммы производить мне Пушкину владельцу дома г. Баташеву по третям и именно при заключении сего контракта две тысячи рублей ассигнациями, 1-го сентября 1835 и 1-го генваря 1836 года тож по две тысячи рублей за каждую треть ассигнациями, с подписанием сей уплаты владельцем дома или уполномоченным от него на контракте, или на копии с оного. Второе, бельэтаж и все принадлежности к нему, принятые мною по описи, по истечении контракту срока, ежели в течение последних двух месяцев не последует взаимного соглашения на продолжение найма на следующий год, сдать мне бельэтаж в той самой исправности, в какой принят был по описи не доводя владельца дома ни до каких убытков и хлопот. Третие чищение печных труб, отхожих мест, помойных и мусорных ям производиться должно от владельца дома без всякого моего за то в платеже участия. Четвертое наблюдать с моей стороны, чтобы живущие в нанятом мною бельэтаже обходились с огнем осторожно, и в случае (от чего боже сохрани) учинится в доме г. Баташева от неосторожности моей, или служащих при мне, пожар, доказанный законным порядком, то я обязан ответствовать за последовавший дому вред всею собственностию моею без всяких хлопот, не доводя владельца дома ни до каких убытков; а напротив того, ежели пожар произойдет не от меня и живущих при мне, но от грозы, или от неисправности труб и печей, кои остаются на ответственности хозяйской, или же от других жильцов, или соседей, тогда я за причиненные дому пожаром убытки не отвечаю, обязываясь предупреждать владельца дома об опасностях печей и труб. Пункт сей в случае застрахований дома до меня не касается. Пятое, людей, находящихся у меня в услужении, иметь мне с узаконенными видами, о коих и объявлять мне в квартале под собственною моею за неисполнение сего ответственностию. Шестое, в случае поступления в другие руки дома г. Баташева, ежели покупщик оного не согласится оставить меня в нанятой мною квартире до окончания срока контракту, в таком случае по предварительном меня о сем извещении, я предоставляю себе право выехать из квартиры не ранее трех месяцев, но с тем чтобы в сем случае излишне-переданные мною деньги за наем квартиры, были мне владельцем дома по расчету возвращены.