— Телескоп, 1832, ч. IX, № 9
Истинный подарок любителям чтения к Светлому празднику! Здесь, кроме многих стихотворений, восхищавших нас в разных альманахах и периодических изданиях, находим мы прекрасную русскую сказку: О Царе Салтане, Царевиче Гвидоне и Прекрасной Царевне Лебеди, рассказанную с тою свободою и прелестью стиха, с тем знанием русского сказочного типа, с тем счастливым даром применяться к вымыслам, поверьям и быту народных наших рассказов, коими читатели русские любовались в эпилоге к Руслану и Людмиле и во многих местах самой сей поэмы. Сказка о Царе Салтане и о прочих, по объему своему, могла бы сама составить особую книжку; ибо она больше любой из глав Евгения Онегина; и в сем отношении А. С. Пушкин, по совести сказать, подарил своих читателей. Поэт более байронический, то есть, менее бескорыстный, конечно, наложил бы сею сказкою новую дань на алчное любопытство публики.
В 3-й части Стихотворений Пушкина помещены стихотворения 1829, 1830 и 1831 годов. Сверх того 10 стихотворений, написанных автором прежде, но не вошедших в 1-ю и 2-ю ч. Всех стихотворений числом 53. В том числе есть несколько больших (Послание к Вельможе, Пир во время чумы, Моцарт и Сальери, Бородинская годовщина и проч.).
— Русский инвалид, 1832, № 86.
<…> Пушкина нигде не встретишь, как только на балах. Там он протранжирит всю жизнь свою, если только какой-нибудь случай и более необходимость не затащут его в деревню. <…>
Н. В. Гоголь — А. С. Данилевскому.
8 февраля 1833. Из Петербурга.
<…> Пушкин ничего не делает как утром перебирает в гадком сундуке своем старые к себе письма, а вечером возит жену свою по балам не столько для ее потехи, сколько для собственной. <…>
П. А. Плетнев — В. А. Жуковскому.
17 февраля 1833. Из Петербурга.
<…> Жизнь моя в Петербурге ни то ни сё. Заботы о жизни мешают мне скучать. Но нет у меня досуга, вольной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь в свете, жена моя в большой моде — всё это требует денег, деньги достаются мне через труды, а труды требуют уединения.
Вот как располагаю я моим будущим. Летом, после родов жены, отправляю ее в калужскую деревню к сестрам, а сам съезжу в Нижний да, может быть, в Астрахань. Мимоездом увидимся и наговоримся досыта. Путешествие нужно мне нравственно и физически.
Пушкин — П. В. Нащокину.
Около (не позднее) 25 февраля 1833.
Из Петербурга в Москву.
Милостивый государь граф Александр Иванович.
Приношу Вашему сиятельству искреннейшую благодарность за внимание, оказанное к моей просьбе.
Следующие документы, касающиеся истории графа Суворова, должны находиться в архивах главного штаба:
1) Следственное дело о Пугачеве.
2) Донесения графа Суворова во время кампании 1794 года.
3) Донесения его 1799 года.
4) Приказы его к войскам.
Буду ожидать от Вашего сиятельства позволения пользоваться сими драгоценными материалами. <…>
Пушкин — А. И. Чернышеву.
9 февраля 1833. Петербург.
Военный министр, препровождая при сем к Александру Сергеевичу Пушкину три книги, заключающие в себе сведения, касающиеся до истории графа Суворова Рымникского, имеет честь уведомить его, что следственного дела о Пугачеве, равно как донесений графа Суворова 1794 и 1799 годов и приказов его войскам, не находится в Санкт-Петербургском архиве Инспекторского департамента; о выправке же по сему предмету в Московском отделении архива сделано надлежащее распоряжение. Военный министр покорнейше просит Александра Сергеевича, по миновании надобности в препровождаемых при сем книгах, возвратить оные.
А. И. Чернышев — Пушкину.
25 февраля 1833. Петербург.
Милостивый государь граф Александр Иванович.
Доставленные мне по приказанию Вашего сиятельства из Московского отделения Инспекторского архива книги получить имел я честь. Принося Вашему сиятельству глубочайшую мою благодарность, осмеливаюсь беспокоить Вас еще одною просьбою; благосклонность и просвещенная снисходительность Вашего сиятельства совсем избаловали меня.
В бумагах касательно Пугачева, полученных мною пред сим, известия о нем доведены токмо до назначения генерала-аншефа Бибикова, но донесений сего генерала в военную коллегию, так же как и рапортов князя Голицына, Михельсона и самого Суворова — тут не находится. Если угодно будет Вашему сиятельству оные донесения и рапорты (с января 1774 по конец того же года) приказать мне доставить, то почту сие за истинное благодеяние. <…>
Пушкин — А. И. Чернышеву.
8 марта 1833. Петербург.
<…> Пушкин уже почти кончил «Историю Пугачева». Это будет единственное у нас в этом роде сочинение. Замечательна очень вся жизнь Пугачева. Интересу пропасть! Совершенный роман! <…>
Н. В. Гоголь — М. П. Погодину.
8 мая 1833. Из Петербурга в Москву.
Простите, тысячу раз простите, милая Прасковья Александровна, что я не сразу поблагодарил вас за ваше любезное письмо и за его прелестную виньетку. Мне мешали всевозможные заботы. Не знаю, когда буду иметь счастье явиться в Тригорское, но мне дó смерти этого хочется. Петербург совершенно не по мне, ни мои вкусы, ни мои средства не могут к нему приспособиться. Но придется потерпеть года два или три. Жена моя передает вам и Анне Николаевне тысячу приветствий. Моя дочь в течение последних пяти-шести дней заставила нас поволноваться. Думаю, что у нее режутся зубы. У нее до сих пор нет ни одного. Хоть и стараешься успокоить себя мыслью, что все это претерпели, но созданьица эти так хрупки, что невозможно без содрогания смотреть на их страданья. Родители мои только что приехали из Москвы. Они собираются к июлю быть в Михайловском. Мне очень хотелось бы поехать вместе с ними. (фр.)
Пушкин — П. А. Осиповой.
Около (не позднее) 15 мая 1833.
Из Петербурга во Псков.
Милостивый государь Иван Иванович.
Имев всегда счастие пользоваться благосклонностию Вашего превосходительства, осмеливаюсь ныне обратиться к Вам со всепокорнейшею просьбою… Случай доставил в мои руки некоторые важные бумаги, касающиеся Пугачева (собственные письма Екатерины, Бибикова, Румянцева, Панина, Державина и других). Я привел их в порядок и надеюсь их издать. В «Исторических записках» (которые дай бог нам прочесть как можно позже) Вы говорите о Пугачеве — и, как очевидец, описали его смерть. Могу ли надеяться, что Вы, милостивый государь, не откажетесь занять место между знаменитыми людьми, коих имена и свидетельства дадут цену моему труду, и позволите поместить собственные Ваши строки в одном из любопытнейших эпизодов царствования Великой Екатерины?
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь.
Вашего высокопревосходительства
покорнейший слуга.
Пушкин — И. И. Дмитриеву.
Конец мая — начало июня 1833.
Из Петербурга в Москву.
<…> Так как Вы глава семейства, в которое я имел счастье войти, и являетесь для нас настоящим добрым братом, я решаюсь надоедать Вам, чтобы поговорить о моих делах. Семья моя увеличивается, мои занятия вынуждают меня жить в Петербурге, расходы идут своим чередом, и так как я не считал возможным ограничить их в первый год своей женитьбы, долги также увеличились. Я знаю, что в настоящее время Вы не можете ничего сделать для нас, имея на руках сильно расстроенное состояние, долги и поддерживая семейство, но если бы Наталья Ивановна была так добра сделать что-либо для Наташи, как бы мало то ни было, это было бы для нас большой помощью. Вам известно, что, зная о ее постоянно стесненных обстоятельствах, я никогда не докучал ей просьбами, но необходимость и даже долг меня к тому вынуждают, так как, конечно, это не для себя, а только для Наташи и наших детей я думаю о будущем. Я не богат, а мои теперешние занятия мешают мне посвятить себя литературным трудам, которые давали мне средства к жизни. Если я умру, моя жена окажется на улице, а дети в нищете. Все это печально и приводит меня в уныние. Вы знаете, что Наташа должна была получить 300 душ от своего деда; Наталья Ивановна мне сказала сначала, что она дает ей 200. Ваш дед не смог этого сделать, да я даже и не рассчитывал на это; Наталья Ивановна опасалась, как бы я не продал землю и не дал ей неприятного соседа; этого легко можно было бы избежать, достаточно было бы включить оговорку в дарственную, по которой Наташа не имела бы права продать землю. Мне чрезвычайно неприятно поднимать этот разговор, так как я же ведь не скряга и не ростовщик, хотя меня в этом и упрекали, но что поделаешь? Если Вы полагаете, что в этом письме нет ничего такого, что могло бы огорчить Наталью Ивановну, покажите его ей, в противном случае поговорите с ней об этом, но оставьте разговор, как только Вы увидите, что он ей неприятен. (фр.)
Пушкин — Д. Н. Гончарову.
Первая половина (не позднее 6 июля) 1833.
Из Петербурга в Полотняный завод.
Милостивый государь Григорий Иванович.
Осмеливаюсь обратиться к Вам с покорнейшею просьбою. Мне сказывали, что у Вас находится любопытная рукопись Рычкова, касающаяся времен Пугачева. Вы оказали бы мне истинное благодеяние, если б позволили пользоваться несколько дней сею драгоценностию. Будьте уверены, что я возвращу Вам ее в всей исправности и при первом Вашем востребовании. <…>
Пушкин — Г. И. Спасскому.
Между 14 и 23 июля 1833. В Петербурге.