бщина Святой мученицы Елизаветы. Я уже монахиня.
Муж умер. Двое детей. Сын в Вашингтоне, дочь – адвокат. В Германии видела лагеря. Мы были свободны, но я посещала их, так как добровольно работала с тифозными. По возрасту мы близки. Я пробовала немного писать. Писала, конечно, религиозные статьи.
Очень рада была бы получить от Вас весточку.
09.11.1997
Многоуважаемая Тамара Владимировна!
Мои ухтинские друзья из «Мемориала» прислали мне Вашу книгу «Жизнь – сапожок непарный». Я не могу найти нужных слов, чтобы выразить благодарность им и восхищение Вашей жизнью, Вашим талантом…
Много страшного пережило наше поколение. Меня привезли в 1945 году сразу на Лубянку. Потом 2 года – Лефортовская тюрьма, Ухта, Воркута, снова Ухта. В 1956-м реабилитирован. Жил в Ухте до 1963 года. Знал Ваших ухтинских друзей: Володю Глазова – с 1947 года, Наташу Пушину, Зинаиду Николаевну Корневу.
Вы талантливы и мужественны! Как смогли Вы всё это вновь пережить и написать?
Я разделяю Вашу муку из-за отношения Вашего сына к Вам. Мне это знакомо. Моя дочь всем говорила, что её отец умер, несмотря на то что я из Ухты всегда посылал ей возможную помощь.
Моя дочь не знает меня. Ваш сын тоже не знает Вас.
Очень трогает Ваша привязанность к Николаю Теслику и благоговейное отношение к его могиле.
Ваша книга находится в одном ряду с «Крутым маршрутом» Евгении Семёновны Гинзбург и «Левым берегом» Варлама Шаламова. Написана кровью о погубленной жизни…
Бронислав
Ок. 1997 г.
Здравствуйте, Тамара Владиславовна!
Пишет Вам бывший заключённый, отсидевший 9 лет, с пересидкой в год. В 1946-м освободили, колонна № 15, вблизи станции Светик. Начальник колонны – Ворокута. Прочитав Вашу книгу, которую мне дала прочитать Ирина Андреевна, вспоминал лагеря и колонны, описанные Вами, в которых и мне довелось побывать почти в то же время, в 37–46 гг. Я живой свидетель пережитого. Родился я в 1920-м в Сибири, в Томской области. В 1937 г. был арестован по доносу трёх человек. Меня заставили подписать себе приговор: 8 лет и 5 – поражения в правах.
Прошёл и прочувствовал все этапы, пересылки, унижения и зоны, после долгого мучения распределили в Мариинские лагеря, в Сибирь. Часть из нас, 8 тысяч, на зоне отобрали на дальний этап в Ухтинско-Печорский лагерь.
В 38-м году через пересылку Котлас, этапом в барже по реке Вычегда до пристани Усть-Вым, а дальше пешком до 21-го лагпункта. Начальник Виноградов. Работа: лесоповал и вывозка леса машиной к реке Весляне. За время сидки моей я побывал в Княжпогосте, 20-й лагпункт. На зоне – врач Шапурма Юрий Дмитриевич; фельдшер Трунин Дмитрий Григорьевич; вольнонаёмный врач, начальник Смирнова Евгения Васильевна. Был также в Весляне, зона Зимка, 3-й штрафной, как специалист по пилению шпал. И наконец, Светик, где я закончил свой срок.
В 1946 г. со Светика до Микуни я доехал товарняком, в Микуни мне оформили справку об освобождении, где стоит подпись «Варш». На душе были и радость, и смятение. Билет был выписан до Томска. Но по совету одного друга я не поехал в Сибирь, а устроился в селе Айкино грузчиком в «Заготзерно». Через год я переехал в Котлас и проработал на одном месте 36 лет. В Котласе была семья, дети. Жену похоронил, дети разъехались по другим городам. 6 внуков и 2 правнучки редко пишут. У них свои заботы.
Спасибо Вам за правдиво написанную книгу о далёком времени. Я ещё живой тому свидетель.
Вероника Чернышёва
25.11.1998, Россия, Москва
Дорогая и прекрасная Тамара Владиславовна!
Меня зовут Вероника, мы мельком встретились с Вами на кухне у Галины Александровны Шиловой, в Москве…
Вашу книгу я прочла в два приёма. Сначала – до Вашего первого этапа. Каково Вам было это пережить – кафкианско-достоевский кошмар наяву, если я от одного сострадания сорвалась в депрессию, Галина Александровна свидетель. Я боялась читать дальше: не хотела мучиться, хотя понимала, что не имею права беречь себя и уклоняться. Только теперь, когда убили Галину Старовойтову, я решилась одну боль глушить другой. Простите, что звучит неделикатно по отношению к автору, но мы же книгами и спасаемся, и лечимся, с их помощью и живём, и бежим от жизни.
Я уже давно слушаю в книге автора, живую душу, а не писателя: года всех клонят к чтению воспоминаний. А тут я увидела автора наяву: невероятно молодую, красивую, по-ленинградски куртуазно-интеллигентную и удивительно живую женщину – без всякой заматерелости, как бы всё ещё в поиске, становлении, душевной трепетности.
Из книги я почувствовала, что Вы отмечены редчайшим из даров, который в человеческом каталоге и не обозначен толком, потому что не поддаётся умной словесности: что-то вроде жизненной полноты, крепости, какой-то очень качественный состав тела-души-духа – без червоточины и кособочины (то, что Вы проклинаете как неуверенность в себе, наверное, есть продукт Вашей потребности к саморазвитию: духовный фермент, который препятствует окостенению личности, проявляется вовне как неуверенность, т. е. тормозит развитие уверенности в себе). Все дары обязывают – и Вы свой отрабатываете с честью, что тоже редкость. Для Вас всё это не новость, но я просто подтверждаю со стороны. Какая удача, что всё зафиксировано Вашей книгой – подвиг не меньший!
Из Ваших художественных достижений, которых я не искала, да и Вы, кажется, не к ним стремились, – как Вы сумели не спроецировать себя взрослую на себя юную?! Вы сумели передать, как медленно зреет женская душа, в каких-то глубинах, почти независимых от внешнего хода жизни. А другое – это ощущение ладони, прикрывающей свечечку на ветру.
Огромное Вам спасибо.
Н. В. К.
15.03.1999, Белоруссия
Дорогая Тамара Владиславовна!
Я незнакома с Вами, но мне трудно обратиться к Вам иначе, так как, несмотря на то что я человек другого поколения, мне слишком близко и понятно многое из Вашей жизни.
Наверное, это символично, что после того, что Вам пришлось пережить в те страшные годы, Ваша родственница – Вера Стремковская из Минска – защищает в суде моего отца (…), которому в июне этого года должно исполниться 75 лет и который уже почти полтора года предварительного следствия провёл в тюрьме. Так родное государство «отблагодарило» моего отца за то, что он больше 50 лет рвал жилы на адской работе, отдавая ей всё время и все силы без остатка. Впрочем, «награда» Вашему отцу была ещё страшнее.
Мой отец – слишком неординарная, нестандартная личность, талантливый хозяйственник и неугодный всем властям своей независимостью руководитель, не признающий слепого повиновения. В отместку он был публично оклеветан, унижен. Растоптана вся наша семья: мой муж провёл полгода в тюрьме и полгода в спецкомендатуре, моя сестра осуждена условно, её муж приговорён к четырём годам усиленного режима. Не стану описывать все унижения, которым мы подвергались, Вам всё это прекрасно известно. Почти год я провела на постоянных допросах, моя четырнадцатилетняя дочь прожила этот год с собранным чемоданом вещей и наказом о том, что ей делать, если я не вернусь с очередного допроса. При этом на нашу семью выливались потоки грязи в официальных средствах информации, сейчас всё это продолжается в суде. Я запретила себе думать об этом, иначе можно было просто сойти с ума. Вера Валентиновна бессильна что-либо изменить, хотя и старается. Мы всегда будем ей признательны за понимание и моральную поддержку, которая нам всем так нужна.
Как удивительно через столько лет переживать ощущения, похожие на Ваши, чувствовать чужое горе так же, как своё, и всё это благодаря Вашей книге. Я думаю, Вы уже много хорошего слышали о ней, и мое письмо – не исключение, но я чувствовала потребность написать Вам.
Я прочла Вашу книгу, когда душа отказывалась жить, хоть её и принуждали, и ощутила, что я не одинока, переживая вместе с Вами.
Сожалею, что мне не довелось увидеть Вас на театральной сцене. Мне кажется, что Ваш талант смог проявить себя на сцене так же ярко и индивидуально, как он чувствуется в каждой строке Вашей необыкновенной книги. Спасибо Вам за то, что Вы есть, за то, что Вы смогли пережить все испытания, выпавшие на Вашу долю, сохранив силу и красоту. Несмотря на страшные потери, Вы вышли победителем в извечной борьбе Добра со злом, и благодаря Вашей книге жизни люди всегда будут помнить об этом. Вы заслужили право на счастье, и я от всего сердца желаю Вам, чтобы Вы не чувствовали одиночества или тоски, потому что Вы не одиноки. Я всегда буду помнить и рассказывать о Вас своей дочери, которая ещё только вступает во взрослую жизнь.
Дай Вам Бог здоровья и возможности спокойно наслаждаться простыми житейскими радостями, в которых так нуждается человек и в молодости, и в пору зрелости и мудрости.
Сердцем всегда с Вами.
Олег Александрович Угрюмов
22.04.1999, Россия, Республика Коми, Яренск
Уважаемая Тамара Владиславовна!
Обращается к Вам журналист из Яренска Олег Александрович Угрюмов. Видимо, Ваша книга «Жизнь – сапожок непарный» дошла до Яренска из Ухты благодаря усилиям общества «Мемориал». Интерес она к себе вызвала огромный. Во-первых, тем, что читается на одном дыхании. Во-вторых, речь касается знакомых нам мест: Светик, Урдома, Сангородок, Яренск.
Я являюсь одним из руководителей школьного клуба «Поиск», который занимается историей спецпереселенцев в нашем районе. Мы работаем над этой темой уже четвёртый год. Бываем с ребятами в походах в местах, где стояли посёлки переселенцев, записываем воспоминания этих людей. Уже подготовили книгу. Стараемся её размножить, чтобы она была в библиотеках района.
Прочитав Вашу книгу, мы решили пройти по тем местам, о которых Вы пишете. Были в походе на станции Светик. К сожалению, люди здесь уже давно сменились, самый давний житель живёт с 1959 года, и о стоявших здесь лагерях никто ничего не знает. Жители других населённых пунктов, а неподалёку были посёлки спецпереселенцев, вспоминают, что на Светике было две или три зоны.