Трусы и предатели возвышали свои голоса против этих слов: «Это злоупотребление победой! Нельзя пинать ногами побежденного! Англии следует выказать милосердие, раскрыть дружеские объятия безоружному врагу!» Англия, может, и прислушалась бы к этому совету, поскольку всегда найдутся души слабые и боязливые, которые быстро поддаются лести или пугаются упреков. Но Провидение указало на человека, никогда не знавшего страха, любившего родину больше, чем свое доброе имя. Непроницаемый для угроз, безразличный к похвалам, он предстал перед народным советом спокойный, с гордо поднятой головой, и осмелился объявить: «Да замолкнет измена! Ибо предательство – не спешить с решением судьбы Буонапарте. Я знаю, каковы эти войны, от которых Европа еще истекает кровью, как жертва под ножом мясника, и пора кончать с Наполеоном Буонапарте. Напрасно вы пугаетесь столь резких слов. Вы говорите, что я лишен великодушия? Пусть! Мне не важно, что говорят про меня. Я здесь не для того, чтобы заслужить славу великодушного героя, но чтобы вылечить болезнь, если лечение возможно. Европа при смерти, ее силы и кровь на исходе, – та Европа, подлинными интересами которой вы поступаетесь, озаботившись тщетой – желанием прослыть милосердными. Вы слабы. Что ж, я приду вам на помощь. Отправьте Буонапарте на остров Св. Елены! Не сомневайтесь, не ищите другого места, ему подойдет только оно единственное. Я говорю вам это, я подумал за вас: только там, и нигде больше, надлежит ему быть. Я не против Наполеона как человека или солдата, это настоящий королевский лев, перед которым все вы не более чем шакалы. Но император Наполеон – другое дело; и я вырву его с корнем из европейской почвы». Тот, кто так говорил, сумел сдержать свое слово, как и всегда. Я уже утверждала и повторю еще раз: этот человек равен Наполеону по своему гению; но по свойствам характера, по своей прямоте, по возвышенности идей и целей – он совсем иной. Наполеон Буонапарте жадно искал славы и заботился о своем добром имени; Артура Уэлсли не беспокоит ни то ни другое. Народное мнение, популярность были важны для Наполеона; для Веллингтона мнение народа – это только слухи, ничто, которое один выдох его несгибаемой воли заставит исчезнуть как мыльный пузырь. Наполеон заискивал перед народом; Веллингтон обходится с ним грубо. Один искал аплодисментов, другой заботится только о чистоте своей совести: если она что-то одобряла, ему было довольно, все остальные похвалы его гнетут. И потому людей, которые обожали Буонапарте, раздражала и возмущала надменность Веллингтона; иногда народ демонстрировал свой гнев и презрение тем, что роптал или ревел, как дикий зверь. И тогда с невозмутимостью римского сенатора современный Кориолан презрительно взирал на яростный мятеж, скрестив нервные руки на широкой груди, одинокий, и ждал, бросая вызов народной буре, волны которой утихали всего в нескольких шагах от него, и когда толпа, устыдившись своей непокорности, явилась лизать ноги хозяина, гордый патриций презрел сегодняшние почести так же, как вчерашнюю злобу. И на улицах Лондона, и у стен герцогского дворца Эпсли он холодно и презрительно отвергал докучливую услужливость народного энтузиазма. При всем том эта гордость не исключала в нем редкой скромности; где бы он ни был, он старался избавиться от славословий и панегириков, никогда не говорил сам о своих подвигах и не терпел, когда другие заговаривали о них в его присутствии. Характер его был равен по величию и превосходил по истинности любого героя древности или современности. Слава Наполеона выросла за один вечер, как виноградник Ионы, и довольно было одного дня, чтобы она увяла. Слава Веллингтона подобна старым дубам, которые отбрасывают тень на замок его предков на берегах реки Шэннон. Дуб растет медленно; ему нужно время, чтобы протянуть к небу свои сучковатые ветви, чтобы укрепиться в земле, пустить корни, которые спутаются в недрах земли. Но вот перед нами вековое дерево, несгибаемое, как скала, на которой выросло и стоит, невзирая на время, ветра и бури. Англии понадобится, может быть, целый век, чтобы осознать величие своего героя. Через столетие вся Европа поймет, сколь достоин Веллингтон ее признания.
177 Цитата из стихотворения «Рассуждение о критике» (1711) Александра Поупа (1688–1744).
178 Deo Volente (лат.) – если Богу будет угодно.
179 В действительности семья не знала о связи Брэнвелла с Лидией Робинсон вплоть до июля 1845 г., то есть еще полтора года. Гаскелл намеренно смешивает порядок событий, чтобы найти внешние причины для депрессии Шарлотты и скрыть ее любовь к К. Эже.
180 Холодность мадам Эже объяснялась растущей привязанностью ученицы к учителю. Гаскелл знала об этом: во время ее визита в Брюссель мадам Эже отказалась с ней встретиться, узнав, что она подруга Ш. Бронте.
181 Очень набожная; богомолка (фр.).
182 Имеются в виду противники официальной церкви в Англии и Шотландии XVI–XVII вв.
183 Королевский Атенеум (фр.) – среднее учебное заведение для мальчиков, в котором К. Эже преподавал в 1829–1855 гг.
184 Мэри Тейлор уехала в Новую Зеландию.
185 Окончание этого абзаца и дальнейшее изложение истории Брэнвелла и Лидии Робинсон были опущены в третьем издании книги из-за угрозы судебного преследования со стороны миссис Робинсон (к тому времени леди Скотт). Юристы Гаскелл даже были вынуждены опубликовать опровержение в «Таймс» (30 мая 1857 г.). Непроданные экземпляры первого и второго изданий были изъяты с полок книжных магазинов.
186 Преподобный Эдмунд Робинсон, муж Лидии.
187 Последующий текст представляет собой выдержки из двух писем Шарлотты к К. Эже (от 24 июля и 24 октября 1844 г.).
188 Ничего я не боюсь больше, чем безделья, инерции, летаргии всех способностей. Когда тело пребывает в летаргии, жестоко страдает дух; и я бы не знала этой летаргии, если бы могла писать. Прежде мне случалось сочинять целыми днями, неделями и даже месяцами, и не без успеха, поскольку Саути и [Хартли] Колридж, два лучших наших автора, которым я послала свои рукописи, любезно одобрили их, но в настоящее время мое зрение сильно ослабло, и если я буду много писать, то ослепну. Слабость зрения – ужасное лишение для меня, а иначе знаете, что бы я сделала, мсье? Я написала бы книгу и посвятила бы ее своему литературному наставнику, единственному мастеру, которого я встретила в жизни, – Вам, мсье! Я часто говорила Вам по-французски, как я уважаю Вас, как я обязана Вашей доброте и Вашим урокам. Я бы хотела сказать это однажды по-английски. Но этого не произойдет, нечего об этом даже и думать. Литературная карьера для меня закрыта. <…> Не забудьте написать мне, как Вы поживаете и как чувствуют себя мадам и дети. Надеюсь, Вы мне скоро напишете; эта мысль меня радует, поскольку память о Вашей доброте никогда не сотрется из моей памяти, и, пока она будет жива, уважение, которое Вы во мне пробудили, также пребудет со мной. Примите, сударь, и т. д. (фр.).
189 Я очень боюсь забыть французский: я учу каждый день полстраницы на французском наизусть, и это доставляет мне большое удовольствие. Будьте добры, передайте поклон мадам, я боюсь, что Мари Луиза и Клэр меня уже забыли; надеюсь Вас увидеть однажды; как только я скоплю достаточно денег, чтобы приехать в Брюссель, я туда приеду (фр.).
190 Имеется в виду Э. Робинсон.
191 Отец Лидии Робинсон – преподобный Томас Гисборн (1758–1846), англиканский священник и поэт, противник работорговли.
192 Завещание Э. Робинсона показывает, что это неправда.
193 Этого человека звали Джон Гринвуд. По свидетельству Гаскелл, Ш. Бронте считала его своим единственным другом в Хауорте.
194 В одну восьмую листа (лат.).
195 В это время в Англии существовало несколько акционерных обществ, занимавшихся постройкой железных дорог. В 1847 г. лопнул финансовый пузырь, за которым стоял Джордж Хадсон (или Гудзон, 1800–1871), которого именовали «королем железных дорог», что привело к разорению многих акционеров.
196Д’Обинье Жан-Анри Мерль (1794–1872) – швейцарский священник, проповедник и теолог, историк Реформации.
197 Имеется в виду Артур Белл Николлс (1818–1906) – ирландец по происхождению, выпускник Тринити-колледжа в Дублине, начал служить в хауортском приходе в качестве младшего священника в мае 1845 г.
Часть вторая
198 Речь идет о Джо Тейлоре, брате Мэри.
199 Роман Ш. Бронте «Учитель» был издан посмертно А. Б. Николлсом в 1857 г.
200 Реминисценция из комедии У. Шекспира «Много шума из ничего», слова Кизила: «Экая досада: не успели записать, что я осел!» (акт 2, сц. 4; перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник).
201Роберт I Брюс (1274–1329) – король Шотландии с 1306 г.
202Тренч Ричард Ченевикс (1807–1886) – англиканский богослов, филолог, архиепископ Дублинский, автор книг «Об изучении слов» (1851) и «Английский язык, прошлое и настоящее» (1855).
203 Анонимный некролог Ш. Бронте, написанный Гарриет Мартино, появился в «Дейли ньюс» в апреле 1855 г.
204 Маргарет Вулер.
205Смит Джордж (1824–1901) – издатель Ш. Бронте. Ему удалось возродить фирму, основанную его отцом в 1816 г. Издательство «Смит, Элдер и К.» оставило след в английской литературе: помимо открытия Ш. Бронте, к его заслугам относятся издания Рёскина и Дарвина, а из романистов – Теккерея и Гаскелл. В 1860 г. Смит основал журнал «Корнхилл мэгэзин», завоевавший большой авторитет, а в 1885 г. начал первое издание «Национального биографического словаря». Его компаньоном был Александер Элдер (1790–1876).
206 Улица в лондонском Сити.
207Уильямс Уильям Смит (1800–1875) – литературный консультант и редактор, первым признавший достоинства «Джейн Эйр».