Когда издательство получило рукопись «Джейн Эйр», она попала в руки одного из служащих в компании джентльменов, которому поручили ее прочесть207. Он был так поражен этим произведением, что отозвался о нем в самых хвалебных словах мистеру Смиту, и того даже позабавило такое восхищение. «Похоже, вы настолько очарованы этим романом, что вам нельзя верить», – со смехом отозвался он. Однако и второй чтец – весьма здравомыслящий шотландец, не замеченный в излишней восторженности, – взяв почитать рукопись домой, так углубился в нее, что просидел полночи без сна, пока не дошел до конца. Тогда любопытство мистера Смита было возбуждено до того, что он сам решил прочесть рукопись. И убедился: как бы ни были велики похвалы, расточаемые этому роману, они оказываются вполне заслуженными.
После выхода книги несколько экземпляров были подарены тем знакомым издателей, которые были известны проницательностью своих суждений. Эти люди занимали видное положение в литературном мире, и все, как один, в ответных письмах наряду с благодарностью дали высочайшую оценку книге. Среди них был и великий писатель, которым так восхищалась мисс Бронте208. Он сразу почувствовал и в письме к издателям признал необыкновенные достоинства нового романа.
Рецензии209 были не так поспешны в их признании, а точнее – более осторожны. «Атенеум» и «Спектейтор» поместили короткие заметки, в которых с оговорками признавалось мастерство автора. В реакции «Литерари газетт» чувствовалась неуверенность, следует ли хвалить неизвестного писателя? Редакция «Дейли ньюс» не приняла экземпляр книги, который был ей отправлен, отговорившись тем, что она «никогда не рецензирует романы», однако некоторое время спустя в этой газете появилась рецензия на «Холостяка из Олбани», и тогда издательство Смита и Элдера снова отправило редактору газеты экземпляр «Джейн Эйр» с просьбой отозваться. На этот раз книгу приняли, однако мне неизвестно, каким был отзыв.
«Экземинер» всегда вступался за писателей, когда их произведения осуждали профессиональные критики. Рецензии в этой газете отличались доброжелательностью и щедростью на похвалы и признание литературных достоинств; и заметка о «Джейн Эйр» не стала исключением: она содержала самые сердечные, хотя при этом учтивые и разборчивые, похвалы. Остальные издания сделали немного для того, чтобы способствовать продажам романа. Спрос на него среди библиотекарей начался еще раньше, чем появилась рецензия в «Экземинере»: захватывающая сила самой книги сделала ее известной читающей публике без всяких указаний со стороны критиков, и уже в декабре со всех сторон посыпались просьбы прислать экземпляр.
Я приведу несколько писем мисс Бронте к ее издателям, чтобы показать, как робко принимала она известия об успехе, не привыкнув смотреть с оптимизмом на что-либо касающееся лично ее. Поводы для написания этих писем говорят сами за себя.
19 октября 1847 года
Джентльмены,
сегодня утром мною были получены шесть экземпляров «Джейн Эйр». Вы сделали все, чтобы книга выглядела привлекательно: прекрасная бумага, ясный шрифт и прекрасная обложка. Если она будет плохо продаваться, то вина полностью ложится на автора, вы в этом неповинны.
Теперь я буду ждать суждений прессы и публики.
Остаюсь ваш, джентльмены, покорный слуга,
Господам Смиту, Элдеру и К.
26 октября 1847 года
Джентльмены,
я получил газеты. Они ясно высказываются в пользу «Джейн Эйр», чего я и ожидал. Автор заметки в «Литерари газетт» был, по-видимому, в дурном расположении духа, а рецензия в «Атенеуме» написана в своеобразном стиле, который я оценил, хотя и не получил большого удовольствия. По-видимому, они полностью удовлетворят того, кто считает, что авторы изданий такого ранга потеряют часть присущего им чувства собственного достоинства, если воздадут искреннюю хвалу никому не известному автору.
Полагаю, быстрые продажи станут эффективным противодействием заносчивости надменных критиков.
Остаюсь ваш, джентльмены, покорный слуга,
Господам Смиту, Элдеру и К.
13 ноября 1847 года
Джентльмены,
я получил ваше послание от 11-го числа сего месяца и благодарю вас за сведения, которые в нем содержатся. Статья из «Пиплз джорнал» также благополучно дошла, а сегодня утром я получил еще и «Спектейтор». Критика последнего представляет тот взгляд на книгу, который характерен для людей определенного склада ума; я ожидаю, что за ней последуют и другие рецензии такого же рода. Способ умаления достоинств книги был показан, и им, возможно, воспользуются и другие. Многие новые рецензии, скорее всего, будут иметь нечто общее с заметкой «Спектейтора». Боюсь, такой поворот мнений не улучшит ее продаж, однако поживем – увидим. Если в «Джейн Эйр» есть нечто действительно ценное, роман должен выдержать порыв неблагоприятного ветра.
Остаюсь ваш, джентльмены, покорный слуга,
Господам Смиту, Элдеру и К.
30 ноября 1847 года
Джентльмены,
я получил «Экономист», однако не «Экземинер»: по какой-то причине он до меня не дошел, как в прошлый раз «Спектейтор». Тем не менее я рад узнать из вашего письма, что рецензия на «Джейн Эйр» в нем была положительной, а также о том, что перспективы продаж книги улучшаются. Благодарю вас также за сведения относительно «Грозового перевала».
Остаюсь ваш, джентльмены, покорный слуга,
Господам Смиту, Элдеру и К.
1 декабря 1847 года
Джентльмены,
«Экземинер» дошел до меня сегодня; он заплутал из-за адреса: «Карреру Беллу, через посредничество мисс Бронте». Позвольте заметить, что в будущем лучше не писать имени Каррера Белла на внешнем конверте, а направлять его непосредственно мисс Бронте: в этом случае письма будут доходить лучшим образом. Каррера Белла не знают в здешних местах, и мне не хотелось бы, чтобы его узнали. Заметка в «Экземинере» доставила мне большое удовольствие. Похоже, она вышла из-под пера весьма способного человека, который понимает то, что берется критиковать. Разумеется, похвала такого издания не может не вдохновить автора и должна сказаться самым благоприятным образом на продажах произведения.
Остаюсь ваш, джентльмены, покорный слуга,
Я получил также семь других рецензий из провинциальных газет, которые были вложены в конверт. Искренне благодарю вас за то, что вы столь пунктуально присылаете мне разнообразные критические отзывы о «Джейн Эйр».
Господам Смиту, Элдеру и К.
10 декабря 1847 года
Джентльмены,
я подтверждаю получение вашего письма с вложением банковского чека – большое спасибо. Я уже имел случай выразить свою благодарность за вашу доброту и благородство и могу теперь только добавить: надеюсь, вы будете всегда так же довольны сотрудничеством со мной, как я с вами. Если результат тех усилий, которые мне удастся предпринять в дальнейшем, покажется вам удовлетворительным, я буду весьма рад. Если же у вас возникнут сожаления о том, что вы согласились стать моими издателями, это меня сильно огорчит.
Вам не нужно извиняться, джентльмены, за то, что вы редко мне пишете. Разумеется, я всегда рад весточке от вас, но я буду столь же искренне рад известиям от мистера Уильямса. Это мой любимый критик с давних пор: он был первым, кто внушил мне желание попробовать свои силы в писательстве, – неудивительно, что я испытываю к нему чувства уважения и благодарности.
Прошу простить некоторую вольность этого письма и остаюсь ваш, джентльмены, искренний слуга,
До нас дошло немного свидетельств того, каким образом первые известия о поразительном успехе достигли трех сестер и как эти новости были восприняты. Однажды мы с Шарлоттой беседовали об описании ловудской школы, и она сказала, что если бы могла предугадать, насколько быстро в этой главе распознают Кован-Бридж, то, вероятно, не стала бы писать это. Тогда я спросила, была ли для нее неожиданностью та популярность, которую завоевал роман. Немного помедлив, она ответила: «Мне кажется, те вещи, которые сильно волновали меня, когда я писала эту книгу, должны столь же сильно взволновать любого ее читателя. Меня не удивило, что роман „Джейн Эйр“ вызвал интерес, но я не могла и надеяться, что книга никому не известного автора найдет читателей».
Сестры скрывали свои литературные предприятия от мистера Бронте: их опасения и разочарования могли лишь усилиться, если бы отец начал волноваться, ибо он живо интересовался всем, что касалось его детей, а кроме того, и сам тяготел к литературе в дни юности. Правда, мистер Бронте не слишком часто выражал свои чувства в словах, полагая, что готов к любым разочарованиям, которые только могут выпасть на долю смертного, и способен выдержать их стоически, в то время как слова – это всего лишь слабые и вечно запаздывающие переводчики чувств любящих друг друга людей. Сестры Бронте знали, что их отец всегда будет переживать их неудачи сильнее своих собственных. Поэтому они не рассказывали ему ни о чем из того, что предпринимали. Теперь мистер Бронте утверждает, что с самого начала обо всем догадывался, но не показывал виду: он был уверен в том, что его дети постоянно пишут, и пишут не письма. Как мы уже знаем, ответы издателей приходили в конвертах, адресованных мисс Бронте. Шарлотта рассказывала мне, что однажды сестры слышали разговор мистера Бронте с почтальоном: почтальон спрашивал у пастора, где живет некий Каррер Белл, и мистер Бронте сказал, что у него в приходе такого человека нет. Возможно, именно на этот малоприятный случай и намекает мисс Бронте в начале своего письма к мистеру Эйлотту.
Однако теперь, когда высокий спрос на ее произведение обеспечил успех «Джейн Эйр», сестры убедили Шарлотту рассказать отцу об этой публикации. Она зашла к отцу в кабинет после его раннего ужина и принесла экземпляр книги, а также несколько рецензий, не забыв поместить среди них и ругательную.