Видела я и Льюиса. <…> Я не могу не испытывать по отношению к нему чувства грусти и нежности – последнее слово звучит очень странно, но я употребляю его сознательно, поскольку черты лица этого человека удивительно похожи на Эмили. Похоже все: глаза, нос, такой же выразительный рот, такой же лоб, а иногда сходно и все выражение лица. Что бы он ни говорил, я не могу чувствовать к нему ненависть. Я заметила и еще одно печальное сходство, которое меня тронуло. Ты помнишь, я рассказывала о мисс К.276, молодой писательнице, которая поддерживает мать своими сочинениями? Узнав, что она очень хочет со мной встретиться, я посетила ее вчера. <…> Она встретила меня радостно, но не без трепета. Мы посидели вдвоем, и, поговорив с ней минут пять, я почувствовала, что ее лицо не кажется мне незнакомым. Наоборот, оно было до боли знакомо – это Марта во всех чертах. Я постараюсь найти время, чтобы повидаться с ней еще раз. <…> Я не собираюсь оставаться здесь дольше, чем еще на неделю, но затем я не могу вернуться домой, поскольку дом в Хауорте стоит сейчас без крыши: ремонт стал остро необходим.
Вслед за этим письмом Шарлотта отправилась к той, кому оно было адресовано. Однако визит был очень коротким, поскольку в соответствии с планом, составленным перед отъездом из Лондона, мисс Бронте поехала в Эдинбург вместе с друзьями, принимавшими ее в столице277. В Шотландии она провела всего несколько дней, в основном в Эдинбурге, который ей чрезвычайно понравился. Лондон в сравнении с ним она называла «скучным местом».
Через несколько недель она писала:
Мое пребывание в Шотландии было кратким, и все мною увиденное в основном ограничилось Эдинбургом и его окрестностями – Абботсфордом и Мелроузом, поскольку мне пришлось оставить свое первоначальное намерение посетить Глазго и Обан, а следовательно, и часть Горной Шотландии. Время, проведенное здесь, оказалось совсем небольшим, число достопримечательностей – ограниченным, но я получила необыкновенное удовольствие от увиденных мест и связанных с ними ассоциаций и думаю, что это было ничем не хуже и даже лучше того, что показал мне Лондон за целый месяц. Эдинбург в сравнении с Лондоном – то же, что живая страница истории рядом с длинным скучным трактатом по политической экономии. Что же касается Мелроуза и Абботсфорда, то уже в самих названиях чувствуется музыка и волшебство.
В письме, адресованном другому корреспонденту, она сообщает:
Я не смогу написать Вам сразу после возвращения домой, поскольку каждый приезд в наш старый дом пробуждает во мне чувства, которые надо спокойно переждать, прежде чем браться за письма. Шесть недель путешествий и радостей позади, и, по-моему, это время не было потеряно зря. В памяти запечатлелись картины каждого прошедшего дня, и особенно тех двух дней, которые я провела в Шотландии. Это было приятнейшее время. Мне всегда нравилась Шотландия как отвлеченное понятие, но теперь, когда я увидела ее воочию, то полюбила гораздо больше. Она подарила мне часы неимоверного счастья. Однако не пугайтесь, что я собираюсь утомлять Вас описаниями; Вы получите содержательный и приятный отчет обо всем, к которому мои слова не смогут добавить ничего существенного. Я сейчас пытаюсь припомнить свои мысли, как бы подрезать им крылья, выстроить их в определенном порядке и заставить выполнить полезную работу. Они же склонны к безделью и продолжают обращаться к Лондону или совершают побег за границу (к последнему они наиболее склонны). А тот, кто повидал Эдинбург, с его гордой львиной головой278, будет видеть его снова в мечтах и снах. Дорогой сэр, Вы можете посчитать это богохульством, но я скажу, что Ваш великий Лондон по сравнению с Данидином279, «моим романтическим городом», – это проза по сравнению с поэзией или громыхающий бессвязный эпос в сопоставлении с лирикой – быстрой, блестящей, ясной и живой, как вспышка молнии. У вас не найдется ничего, что можно поставить рядом с памятником Вальтеру Скотту280, а если все прославленные архитектурные сооружения, взятые вместе, и могут сравниться с ним, то Вам нечего противопоставить Трону Артура и в особенности шотландскому национальному характеру – именно он в конечном итоге и придает этой земле ее подлинное очарование и величие.
После возвращения из Шотландии Шарлотта провела еще несколько дней с друзьями281, а затем направилась в Хауорт.
15 июля
Я добралась домой вполне благополучно и очень рада, что никакие препятствия не задержали меня ни на единый день. Уже у подножия холма Бриджхаус я встретила Джона282 с посохом в руке. К счастью, он увидел меня в кэбе, остановился и объяснил, что мистер Бронте послал его в Б. узнать, как я себя чувствую, поскольку очень волнуется с тех пор, как получил письмо от мисс ***. По возвращении я обнаружила, что папа довел себя до нервного и тревожного состояния, а Марта и Тэбби последовали его примеру. <…>283 Дом выглядит очень опрятным и, надеюсь, не окажется сырым. Однако еще многое нужно доделать и устроить, чтобы в нем жить, – это, увы, займет все мое ближайшее время. Я была очень рада найти папу в добром здравии, но боюсь, что у него начинают проявляться симптомы простуды; моя же простуда уже почти прошла. <…> Газетная статья, ожидавшая моего прибытия, весьма меня позабавила. Она была опубликована в то время, когда я находилась в Лондоне. Прилагаю ее, чтобы ты посмеялась. Ясно, что она написана писателем, который завидует писательницам. Не знаю, кто автор, но наверняка это один из тех, с кем я там познакомилась. <…> «Уродец», принимающий «позы Рочестера», – неплохо сказано; думаю, это не понравится тем, на кого он намекает.
Во время пребывания мисс Бронте в Лондоне ее уговорили позировать для портрета – карандашного рисунка, выполненного Ричмондом284. Мне кажется, что он удивительно похож, хотя, конечно, на этот счет могут быть разные мнения. Как обычно, те, кто лучше знаком с оригиналом, оказались в наименьшей степени довольны сходством. Мистер Бронте утверждал, что Шарлотта на портрете выглядит старше, чем в жизни, и что художник совсем ей не польстил. Но при этом он признавал, что выражение схвачено удивительно и в целом портрет весьма жизнеподобен. Вот шуточное описание того, как был принят портрет, которое мисс Бронте отправила дарителю:
1 августа
Маленькая коробочка для меня пришла одновременно с большой, предназначенной папе. Когда Вы сказали, что подарите мне портрет герцога и прикажете поместить в раму, я подумала, что это превышает требования дружбы; теперь, когда я снова вижу этот портрет, не могу не признать, что Ваш поступок был продиктован счастливым вдохновением. Это действительно очень схожий портрет – таково было мнение папы, когда он его впервые увидел, – и притом непохожий на обычные изображения не только выражением лица, но даже формой головы; так он выглядит гораздо благородней. Спасибо Вам за это сокровище. Дама, оставившая для меня сверток, – это, по всей вероятности, миссис Гор285. В свертке находилось одно из ее произведений, «Гамильтоны», в сопровождении любезного и дружелюбного письма, в котором она обращается ко мне так: «Дорогая Джейн». Папа очень доволен портретом, как и все, кто его видел, за одним весьма примечательным исключением – это наша старая служанка, которая упорно твердит, что рисунок не похож и что барышня на нем выглядит слишком старой. Однако она с таким же упорством утверждает, что портрет герцога Веллингтона – это изображение «хозяина» (то есть папы), и я думаю, что ее мнению не стоит придавать большого значения. У нее, без сомнения, путаются воспоминания обо мне, какой я была в детстве, с моим сегодняшним обликом. Прошу, как всегда, передать самые добрые слова Вашей маме и сестрам. И остаюсь признательной (следуя Вашему желанию) —
Нетрудно понять, что два человека, жившие в одном доме, мистер Бронте и его дочь, общавшиеся почти исключительно друг с другом и безмерно друг друга любившие (хотя и не показывавшие этого кому-либо), – эти два остававшихся в живых члена семьи испытывали по временам сильную тревогу о здоровье друг друга. Мне не довелось прочесть ни одного письма Шарлотты, где не было бы упоминаний о состоянии здоровья отца. Она либо обращается к Господу с простыми словами благодарности за то, что отец чувствует себя хорошо, либо сообщает, что его беспокоят недомогания, связанные с возрастом, а затем она словно отшатывается от этих мыслей, как оставляют в покое рану или болячку, которую нельзя трогать. Отец, со своей стороны, замечал любое нездоровье своей, теперь уже единственной, дочери, преувеличивал его и иногда доводил свои нервы до весьма печального состояния, как в случае, о котором Шарлотта говорит выше: ее подруга упомянула в письме к мистеру Бронте, что его дочь сильно простужена, и он не мог успокоиться, пока не послал Джона, который «с посохом в руке» должен был преодолеть расстояние в четырнадцать миль, лишь бы посмотреть, как она себя чувствует, а затем вернуться и доложить об увиденном.
Такое естественное беспокойство отца и друзей угнетающим образом действовало на настроение мисс Бронте во время болезни, и в приведенном ниже письме она выражает сильное желание, чтобы тема ее здоровья возникала в переписке как можно реже.
7 августа
Я очень сожалею, что у меня с языка сорвались слова, о которых ты пишешь, поскольку последствия их оказались малоприятными. Постарайся изгнать даже тень беспокойства и, если это не будет тебе слишком неприятно, позволь мне добавить искреннюю просьбу: не поднимай больше эту тему в письмах. В моей душе постоянно гнездится явное и утомительное беспокойство за других, и оно способно заражать все другие мысли. С этим не может справиться ни вера, ни рассуждения, а подчинение этому беспокойству – ужасная судьба. Это судьба того, чья жизнь прошла под угрозой меча, подвешенного на тонком волоске. Недавно я беседовала с папой по этому поводу. Мои нервы скоро совсем истончатся. Мне следовало бы поменьше волноваться и почаще прибегать к доводам разума, но для этого надо решиться на сопротивление доброжелательным, но весьма надоедливым выражениям опасений – а у меня нет сил. В настоящее время я чувствую себя вполне хорошо. Слава Богу! Папе не хуже, чем раньше, хотя он жалуется на слабость.