ридется воинам христовым склонить головы и покориться судьбе, они сделают это с саблей в руке.
Когда весной 1476 года Магомет-султан вышел к войску, Штефан повелел служить молебны во всех церквах и монастырях Молдавии, а ратникам поститься целый день. Затем простился с княгиней, княжнами, сыновьями, оставив при себе одного Александра-Воеводу. Пришла поклониться и Басарабова княгиня Мария с дочерьми. И наказал им всем господарь укрыться в Хотинской крепости, где пыркэлабом был Влайку.
Господарь повел войско на юг; по пути он сделал остановку в Нямцу, оттуда завернул в Бистрицкий и Проботский монастыри, — поклониться гробам почиющих родителей. Потом продолжал свой путь в Нижнюю Молдавию. В конце месяца Штефан еще стоял в Яссах, где и принял магометовых послов. Они требовали покорности, дани, крепостей и залога княжеской крови. Господарь отослал послов к их безбожному повелителю.
Затем, покуда турецкая лавина катилась через Добруджу и Валахию, Штефан достиг Бырлада с войском и отрядами льготчиков. Проводником у турок был Лайота Басараб — валашский. Он шел со своими дворянами вслед за передовыми отрядами наврапов. А когда ворота меж морем и горами заполнили турки, Менгли-Гирей распустил в степи свои загоны.
Князь и это предвидел. Если уж налетели татары на Верхнюю Молдавию, обходя по своему обыкновению крепости и разоряя села до Прута, великое волнение охватит ратные дружины крестьян. Придется отпустить рэзешей и прочих хлеборобов по домам, дабы укрыли они детей, жен и скотину в леса. А затем уж пусть непременно разыщут господаря там, где быть ему укажет провидение. Сегодня страна во власти потоков и бурь; но завтра — даст бог — установится мир, и ни один клятвопреступник не избежит кары. А посему быть всем в трехнедельный срок под рукой своего господина.
Шаг за шагом отступал Штефан со своими полками и вспомогательными отрядами горцев. Особые служители сжигали хлеб и луга вдоль большого шляха и отравляли колодцы бешеницей. Стоял нещадный июльский зной. Легкие конные отряды то и дело язвили турецкую гидру, медленно, но неотступно продвигавшуюся вдоль Серета.
Целью Магомета была Сучава. На пути к ней стояли крепости Роман и Нямцу с доброй осадной ратью. Недалеко от них в предгорьях за Молдовой-рекой служители князя укрепляли кодры: возводили земляные раскаты, деревянные крепи, пробивали тайные выходы к оврагам.
Там-то и произошла кровопролитнейшая в истории Молдавии сеча. Штефан понимал неизбежность этой жертвы. Ибо стезя мудрости ведет через страдание, подобно тому, как жизнь из смерти рождается. В начале своего княжения застал он в Молдавии двоемысленных бояр, слуг двух господ, страною правили тогда непрочные, изменчивые силы; народ был измучен державным нестроением. Теперь же, хотя молдавская твердыня была обречена на поражение, рядом с князем были верные, несгибаемые люди.
На глазах его светлости полегли в той сече на берегах Белой реки спэтар Михаил, постельничий Юга, ясельничий Илия Хуру, бывшие белгородские пыркэлабы Станчу и сын его Мырза, ворник Бодя, бывшие пыркэлабы Пашку и Бухтя и многие другие бояре; их имена были вписаны в поминальный синодик, позднее, когда отхлынули орды, улеглась гроза и были собраны останки павших.
Рать за ратью, словно волны, шли на приступ войска Магометовы под бунчуками и зелеными знаменами; потеряв множество ратников, они пробились все же в лесную твердыню. Пядь за пядью защищали воины Штефана родную землю, отстреливаясь с валов из пищалей, отходя к новым и новым укреплениям; когда же спустилась ночь, остатки молдавского войска растаяли в лесных дремах. Случилось это 26 июля, и многим день сей казался последним в истории свободной Молдавии.
Но до конца войны было еще далеко. Штефан горячо помолился в уединенном горном скиту. Земля, которой он коснулся губами, вдохнула в него, как в Антея, новые силы, молитва — новые надежды. Собрав округ себя уцелевшее войско, он дал ему отдохнуть в ожидании ополчения. Рэзеши и смерды явились вовремя. И снова начались налеты и стычки по старинному обычаю молдавской земли; а крепости с дворянами и пыркэлабами держались стойко и надежно.
Июльский зной и засуха жгли землю; не хватало кормов, земцы разбивали и грабили обозы с припасами, резали коней на пастбищах и быков в загонах; мор, вызванный скоплением войск, косил полки султана. Все это было словно божьей помощью, ниспосланной князю за мудрое его предвидение. Белгородский пыркэлаб Герман громил янычар; татарские яртаулы были порублены на морском побережье; отдельные султанские отряды исчезали; пошли слухи о походе семиградских воевод на турок. Наконец, нехватка хлеба и воды ускорила отступление Магомета на юг. Это случилось к концу августа.
Обессиленная страна лежала в развалинах. Но господаревы служители снова крепко брали в руки бразды правления, поднимая господарский жезл над землею и людьми. Штефан спустился со своим двором в Нижнюю Молдавию, дабы измерить своими глазами разруху, утешить людское страдание, пожаловать награды отважным, обновить сожженные обители. В опустевших и спаленных землях, на которые господарь указывал своей булавой, спали зерна той жизни, которую земцы увидели в новою весну Молдавии. Легкомысленный, гораздый на веселье люд славил князя, радуясь наставшему затишью. Но Штефан-Воевода проводил в печали дни свои, предвидя беды, сокрытые в мрачных пещерах грядущего.
Глава VIIIИз которой явствует, что беды ходят вереницами; что чаще всего не дух повелевает плотью; что Штефан-Воевода оставался одиноким в часы печали и в испытаниях. Наконец, рассказывается о жалобе его светлости Штефана-Воеводы
В Крыму, под стенами родного города княгини Марии, где были гробницы ее родителей и сокровища, увезенные в изгнание последними Палеологами, стояли турки. Грозно плыли на волнах султанские галеры, гремели выстрелы. Исак, старший брат княгини, казненный братом своим Александром, гнил в земле; люди Мангопа и счастливых садов Приморья жили в ожидании грозных событий: никто не сомневался в том, что и этот остров христианства будет разорен и стерт с лица земли поклонниками Магомета. С суши теснили татары; на водной глади понта Эвксинского[115] покачивались цареградские галеры. Перед последним штурмом, суда с войсками плыли под самым берегом для устрашения жителей. Черные моряки ухмылялись, держа в зубах ятаганы, а женщины в прибрежных садах, осеняя себя крестным знамением, ныряли в кусты дикой смоквы. На угрозы и бесовские оскалы земля отвечала мирным благоуханием цветов.
Молдавские воины, занявшие бойницы Мангопа, стояли насмерть.
Стены были крепкие, ворота окованы железом. Мангопские посланцы непрестанно шли в Кафскую крепость, призывая старшину генуэзских торговцев держаться стойко и вострить сабли; но торговцы всегда оказывались умнее воинов: пока молдаване, следуя повелению своего господаря, сражались, лукавые купцы успели сдать свою крепость и заплатить требуемое золото, тут же возместив убытки ловкими сделками.
Вскоре османы высадились на берег. И пожгли огнем и посекли мечом приморский край с его 30 тысячами домов. Женщин и дев уволокли в гаремы. Молодые мужи, не пожелавшие идти в рабство, были порублены и смешались с землей своих виноградников и садов. Святые обители были преданы огню. В некоторых из них турки устроили мечети, спешно пристроив к ним минареты, с которых муэдзины славили во все четыре стороны света имя Аллаха. Закованные в броню янычары тут же обложили Мангопскую крепость и принялись громить ее ломовыми пищалями, пока не пробили стены в шести местах, куда хлынули осаждавшие рати. Ни один защитник не остался в живых: молдавские воины пали все до последнего, сражаясь на обломках стен и в башне. Александру Палеологу вспороли живот, а голову его повезли в Византию на тот далекий берег, где некогда царствовали его предки. Весь род Палеологов был уничтожен. Одному лишь младенцу, племяннику княжны Марии, оставили жизнь, с тем, чтобы имамы обратили его в веру лжепророка. Его-то молдавская господарыня оплакивала пуще убиенных.
Вернувшись по окончании войны из Хотинской крепости в Сучаву, княгиня Мария жила в своих хоромах, окруженная ужасными видениями несчастий Молдавии и Крыма. И вскоре, убитая горем, уснула навеки. Случилось это в день 19 декабря 1477 года. Штефан-Воевода проводил до святой Путненской обители царственные останки, определив им до второго пришествия место вечного успокоения в молдавской земле.
В сияющий весенний день 8 мая 1478 года мимо великолепных дворцов и садов Венеции плыла гондола с пурпурным пологом. Она доставила на канал Гранде к портику Сеньории, около Буцентавра, Штефанова посла, архимандрита Иона Цамблака, мужа великой учености, знатока языков, господарева родича и наставника княжеских наследников.
Молдавские служители остались ждать внизу. Посла провели в сенатскую залу. Там сидел мессер дож со своими шестью советниками и со всеми господами сенаторами.
Его милость Ион Цамблак вез с собою грамоту, с переводом которой ознакомились накануне тайные советники и коллегия сановников. Но Сеньория желала торжественно почтить посланца знаменитого князя и выслушать его. Сказывали, что сей мелкорослый, аскетического вида валах владел особым даром речи, унаследованным от предков — Палеологов.
— Великий дож, и славные господа сенаторы, — заговорил посол, оглядывая богатое убранство залы и людей, — приношу вам поклон от милостивого господина моего и желаю вам быть во здравии и силе. Господину моему, Штефану-Воеводе, докучает рана на ноге, полученная под Килией 15 лет тому назад. И бьет он вам челом за врачевателя, коего изволили вы ему послать с послом ваших светлостей синьором Эманоилом Джерардо, побывавшим в нашей земле. От сего честнейшего и достойнейшего посла узнали вы, должно полагать, о последней войне нашей, когда на Молдавскую землю поднялся походом сам султан Магомет с такой несметной силой, какой еще не видывал мир. После той великой сечи у Белой речки, где повелителю моему пришлось склонить голову и уйти от беды, последовали новые схватки. И князь мой неустанно держал меч в руке и наносил удары, покуда не принудил Магомета оставить землю Молдавии; оказался султан скорее побежденным нежели победителем. На нашей памяти Веницейская сеньория не раз посылала против нечестивца храбрых кондотьеров. Осмелюсь, однако, сказать блистательным сеньорам, что не было победы, подобной той, что одержали молдаване в лето 1457 у Высокого моста; о чем ваши милости, должно полагать, наслышаны от агентов своих да из грамоты, посланной моим господином князьям и королям Европы.